– А кто предложил приехать в «Ласточку» – вы или Кузьмин?
– Мы днем созвонились, Кузьмин предложил встретиться. Ему было удобно разговаривать в «Ласточке».
– Почему именно там, а не где-нибудь в другом месте?
– Я не знаю, у него спрашивайте.
– Перестаньте паясничать, – раздраженно сказал следователь, – вы прекрасно знаете, что его уже нельзя ни о чем спросить, поскольку он убит вами!
– Я его не убивал.
– К этому мы еще подойдем, – спокойно парировал следователь. – Итак, вы не можете сказать, почему вы приехали именно в «Ласточку»?
– У него там какие-то дела были.
– Ясно, какие там дела, – следователь улыбнулся и взглянул на оперативника. – Долю он там снимал. Он же «крышу» этой «Ласточке» делал.
Оперативник кивнул в подтверждение сказанному.
– Значит, он туда приехал долю снимать. А цель вашего разговора какая была?
– Ничего интересного, личные отношения.
– Позвольте! – повысил голос следователь. – Какие могут быть личные отношения? Вы должны назвать следствию тему вашего разговора.
– Минуточку, – вмешался я в разговор. – На мой взгляд, следствие оказывает давление на подзащитного. Он имеет право не свидетельствовать против себя, – я сослался на статью 51 Конституции, – и вы оказываете на него прямое давление.
Следователь замолчал. Через несколько секунд он продолжил:
– Хорошо. О вашем разговоре в кафе. Когда было двадцать три часа тридцать минут, вы начали беседовать. Так?
– Не помню, – сказал Сушков.
Я подумал про себя: «Правильно говорит, грамотный парень!»
– В кафе еще кто-нибудь находился?
– Ну, была там какая-то буфетчица, потом еще то ли повар, то ли официант, я его не разглядел. Потом он ушел. Буфетчица торопилась домой.
– Позвольте поинтересоваться, где была ваша охрана и охрана авторитета Кузи?
– Моя охрана и охрана Миши Кузьмина стояла на улице, у машин дежурила.
– Следовательно, они не были в кафе?
– Нет, не были.
– Могли они что-то видеть?
– Извините, – снова вмешался я, – по-моему, эти вопросы нужно задавать охране.
– Спросим, обязательно спросим, – кивнул Филиппов. – Просто меня интересует мнение Сушкова.
Но Сушков понимал, что никаких мнений ему высказывать не надо.
– Я не знаю, – ответил он.
– Хорошо. Итак, с ваших слов получается, что в кафе никого не было. Расскажите, пожалуйста, как произошло убийство.
Я замер. Неужели Сушков станет сейчас что-то рассказывать?! Но тот, взглянув на меня и будто поняв, о чем я думаю, тут же сказал:
– Я не знаю, как произошло убийство.
Я с облегчением вздохнул. Грамотно отвечает и очень хорошо держится!
– Как же вы не знаете, если в кафе вы были только вдвоем?
– Да так. Когда буфетчица ушла, Кузя попросил ее выключить магнитофон с телевизором, там какая-то музыка была. Я пошел сам выключать, а потом направился в туалет.
– Затем пошел в туалет, – повторил слова Сушкова следователь, занося их в протокол. – А дальше что было?
– А дальше я вернулся. Смотрю – Миша сидит за столом, а из груди его торчит рукоятка ножа.
– И что? Кто же убийца?
– Я этого не знаю. Я никого не видел.
– Как же вы вошли и не видели убийцу? Вы же говорите, что там никого, кроме вас, не было?
– Я не убивал, я уже сказал! – повторил Сушков.
– Хорошо, это ваше право, – махнул рукой следователь. – Только имейте в виду, что мы докажем совершенно обратное.
– А это ваше право, – ответил Сушков.
– Хорошо. Вернемся немного назад, – Филиппов отодвинул листок протокола. – В каком году вы познакомились с погибшим?
– Я точно не помню. Но мы знакомы с самого детства.
– Примерно с какого возраста?
– Где-то в восемь или в девять лет познакомились.
– То есть в двенадцать лет вы уже были с ним знакомы?
– Да, были.
– Хорошо, – следователь загадочно посмотрел на оперативника. – Из этого следуя, мы можем предположить, что вы вместе были в составе молодежной банды, которая именовалась люберами, насколько нам известно.
– Что-то я не понимаю, о чем вы, – сказал Сушков.
– Простите, – вмешался я, – а какое отношение имеют эти вопросы к предмету обвинения?
– Следствие сейчас старается выяснить, действовал ли предполагаемый убийца в одиночку или существовал сговор, – стал объяснять следователь.
– А какое отношение к этому имеет столь далекое время?
– Да нет, просто нам кое-что удалось выяснить, – сказал Кирилл. – Я понимаю, что это не для протокола, но мы и не собираемся включать это в протокол. Просто так, для себя. Но, наверное, суду будет интересно, что нынешний банкир Валентин Сушков в недалеком прошлом был одним из активистов движения люберов. Это относится примерно к семидесятым годам. А позже, в конце восьмидесятых, он, уже в составе бандитской группировки под предводительством Михаила Кузьмина, получившего в колонии кличку Кузя, занимался рэкетом и бандитствовал. Что вы можете сказать по этому поводу? – следователь внимательно посмотрел на Сушкова.
– Ничего я сказать не могу, – ответил тот равнодушно. – По-моему, адвокат говорил, что, по статье Конституции, я имею право не давать никаких порочащих меня показаний. Это так?
– Да, все правильно, – ответил следователь.
– Поэтому я ничего не смогу вам сказать.
– Хорошо, это ваше право, – сухо бросил следователь. – Поскольку разговор у нас как-то буксует и есть еще время до окончательных результатов экспертизы, мы сейчас зачитаем вам ваши права и предварительное обвинение с назначением меры пресечения.
Следователь взял листок бумаги и прочитал короткий текст, из которого было ясно, что с настоящего момента мой подзащитный становится одним из главных подозреваемых в совершении убийства с соответствующей статьей Уголовного кодекса и в качестве меры пресечения избирается заключение его под стражу. Но самое интересное было то, что постановление подписал не кто иной, как заместитель прокурора города Сергей Владимирович, с которым час назад мы так мило беседовали в прокуратуре.
«Вот оно, – думал я, – Пашино знакомство!»
– Так что сейчас вас доставят в следственный изолятор – скорее всего это будет Бутырка или Матросская Тишина, – сказал следователь. – Там посидите, подумаете, а потом мы снова вернемся к вашему допросу.
Я запротестовал:
– Я категорически против, я возражаю, чтобы моего подзащитного в таком виде, – я намекал на милицейскую одежду, которая была на Валентине, – отправляли в тюрьму. Тем более в камеру. Вы представляете, что там может случиться?
– А что? Пусть объяснит заключенным, что никакого отношения к милиции не имеет.
– А вы что, думаете, ему поверят? Я категорически против этого и буду жаловаться! Если надо, дойду до городского прокурора или до Генерального! Вы провоцируете моего клиента!
– Хорошо, – сказал следователь. – Как я понимаю, его жена у отделения милиции ждет?
– Да, – ответил Павел.
– Даю ей время, пусть съездит в магазин, купит ему одежду для камеры – спортивный костюм, обувь – или из дома привезет. Полтора часа ей хватит?
– Я думаю, хватит, – кивнул головой Страхов.
– Вот и прекрасно. Купите ему костюм, кроссовки, все, что необходимо, – полотенце, туалетные принадлежности. А я пока пойду документы оформлять.
– А можно мне в это время переговорить с моим клиентом? – спросил я.
– Конечно, только я тоже хотел бы сказать вам несколько слов, – ответил следователь. – Мы можем выйти в коридор?
– Пожалуйста, – сказал я.
Мы вышли в коридор отделения милиции. Там следователь взял меня под локоть и, отведя в сторону, спросил:
– Как вы в это дело попали?
– Да обыкновенно. Пригласили – я и пошел.
– Я имею в виду – вы понимаете, куда попали?
– А что тут понимать – обычное дело, подозрение в убийстве. Мой подзащитный никого не убивал, будем это доказывать. Вернее, вы будете доказывать, что он это сделал, а мы – противоположное.
– Да это понятно. Но вы хоть знаете, кого он завалил? – спросил следователь, понизив голос.
– Нет. По-моему, убит какой-то Кузьмин…
– Миша Кузьмин – авторитетнейший человек в люберецкой группировке, кличка у него Кузя. Собственно, я не об этом. Тут мальчики его, то есть братва, очень интересуются, кто адвокат у Сушкова. Так что если у вас есть возможность как-то отойти от этого дела, то я советую вам сделать это. У нас ребята очень
