йоркское общество однородно; догадка эта потрясла его.
«Вчера вечером, — сказал он, — весь Нью-Йорк был у ваших ног. И Ван-дер-Лайдены ничего не могли с этим поделать!»
«Ну что вы! Они все — такие милые! Вечер удался на славу! И, похоже, эти Ван-дер-Лайдены — важные персоны».
Определение было не вполне адекватно. В том же духе она могла рассказывать о чаепитии у старушек Ланнингс.
«Ван-дер-Лайдены, — начал Ачер несколько напыщенно, — представители самого влиятельного рода Нью-Йорка. К сожалению, здоровье у миссис Ван-дер-Лайден оставляет желать лучшего, а поэтому принимают они крайне редко».
Она опустила руки на колени и все так же задумчиво посмотрела на него.
«Так в этом и есть их секрет?»
«Какой секрет?»
«Секрет их неограниченного влияния. Оказывается, они претворили в жизнь старый принцип: „Разделяй и властвуй“, и спокойно правят доброй половиной Нью-Йорка из своего заточения!»
Ачер покраснел немного и растерянно уставился на нее. Он вдруг почувствовал, что удар достиг цели. Она дунула на карточный домик Ван-дер-Лайденов, и он тут же рассыпался. Эта мысль позабавила его и он, засмеявшись, без колебаний отдал на откуп Ван-дер-Лайденов.
Настасья принесла чай в японских чашках без ручек и неглубокие тарелки, накрытые сверху салфетками. Поднос она поставила на невысокий столик.
«Но объясните мне все тонкости, — все, что я должна знать об этом обществе, — продолжала графиня Оленская, подавшись вперед, чтобы передать ему чашку. — Да, да, именно вы и откроете мне глаза на все те вещи, которые я до сих пор не замечала».
Она раскрыла миниатюрный золотой портсигар и вытащила из него сигаретку. В камине лежала длинная лучина, с помощью которой она закурила ее.
«Мы с вами вполне могли бы помогать друг другу. Только мне ваша помощь нужна куда больше! Вы всегда говорите мне, что следует делать».
С его языка уже готово было сорваться предупреждение: «Не разъезжайте по улицам в карете Бьюфорта,» — но он уже настолько глубоко окунулся в атмосферу этой гостиной, что понял: это ни к чему не приведет. С равным успехом можно было советовать коммерсанту, заключающему договор о поставке роз из Самарканда, продавать в Нью-Йорке зимнюю обувь. Нью-Йорк и Самарканд — на разных концах планеты, и если они с Элен и в самом деле решат оказывать друг другу поддержку, то она должна, прежде всего, помочь ему дать объективную оценку всему происходящему в его родном городе. Если перевернуть телескоп и заглянуть в него не с того конца, — этот город покажется таким крошечным и далеким. Но если изучать его из Самарканда по всем оптическим правилам, то многое можно разглядеть.
В камине полыхали дрова, и графиня, наклонившись над огнем, вытянула свои руки, почти касаясь тонкими пальцами с овальными ногтями языков пламени. Огонь осветил ее темные локоны, выбившиеся из прически, и Ачеру показалось, что ее лицо при этом неровном свете выглядит бледнее, чем на самом деле.
«Здесь у вас будет множество других советчиков», — заметил Ачер, почему-то начиная завидовать им.
«Вы имеете в виду моих тетушек? Или мою старенькую бабушку? — она старалась рассмотреть все возможности… — Они все немного обижены на меня за то, что я поселилась тут одна, — особенно, моя бедная бабушка! Она так хотела, чтобы я все время жила только с ней! Но мне нужна была свобода…»
Ачеру понравились те простота и теплота, с которыми она говорила о грозной Кэтрин. Он знал, почему Элен так жаждала одиночества, и сочувствовал ей. Но мысль о Бьюфорте продолжала беспокоить его.
«Я догадываюсь, какие чувства владеют вами, — молвил он. — Но все-таки, ваши родные могли бы давать вам советы, рассказывать о местных традициях, помочь вам выбрать свой путь, в конце концов».
Графиня приподняла тонкие черные брови.
«А что, Нью-Йорк и в самом деле напоминает лабиринт? А я-то думала, что все улицы в нем прямые, как Пятая Авеню, и все переулки пронумерованы!»
Она почувствовала его неодобрение и добавила с тонкой улыбкой, от которой все ее лицо сразу преобразилось:
«Если б вы знали, как мне нравится смотреть на эти прямые авеню и улицы, взбирающиеся на вершину холма и сразу же сбегающие с него вниз. И я в восторге от того, что здесь буквально на всем стоят этикетки!»
Он ухватился за эту мысль и подумал: «К сожалению, такие этикетки не ставятся на людях!»
«Возможно, я все упрощаю, но вы не стесняйтесь и предупреждайте меня, если я что-то делаю не так!» Она повернулась в его сторону и посмотрела на него.
«Здесь есть только двое людей, которые, как мне кажется, понимают меня и в состоянии все разъяснить. Это вы и мистер Бьюфорт.»
Ачер вздрогнул, когда она произнесла это имя; но потом он постарался взглянуть на вещи ее глазами и, поняв, что она имела в виду, проникся к ней жалостью и симпатией. Зло причинило ей столько горя, что она до сих пор не могла надышаться воздухом свободы.
Но стоило Ачеру начать сопереживать ей, как ему снова захотелось вывести Бьюфорта на чистую воду, — как ни противно было это делать.
Он ответил мягко: «Я понимаю вас. Но хотя бы на первых порах не отвергайте помощь своих старых друзей. Я говорю о пожилых дамах — вашей бабушке, Кэтрин Мингот, миссис Велланд, миссис Ван-дер- Лайден. Они любят вас и восхищаются вами и очень хотят помочь».
Она покачала головой и вздохнула: «Да, я знаю, знаю! Но они не любят, когда говорят то, что им не по вкусу. Тетя Велланд так прямо и заявила, когда я пыталась… Неужели никто не хочет знать правду, мистер Ачер? Жить среди людей, пусть даже и любезных, но которые все время варятся в собственном соку и затыкают тебе рот всякий раз, когда ты захочешь поставить их перед фактом, — все равно, что жить в пустыне».
Она вдруг закрыла лицо руками, и он увидел, как вздрагивают от рыданий ее худенькие плечи.
«Мадам Оленская! Ну, Элен, не надо так!» — воскликнул Ачер, вскакивая и склоняясь над ней.
Взяв ее руку, он начал гладить ее, как гладят маленьких детей, когда их нужно успокоить. Он шептал ей слова утешения. Но почти сразу же она освободилась и взглянула на него из-под влажных ресниц.
«Должно быть, здесь не принято плакать? Да, в этом счастливом городе, наверное, ни у кого нет причин, чтобы плакать!» — воскликнула она с коротким смешком, поправляя выбившиеся из прически пряди волос и склоняясь над чайником.
До него только что дошло, что он назвал графиню просто по имени, причем дважды. А она как будто этого и не заметила. В свой «телескоп» он увидел крохотную фигурку Мэй Велланд в белом — в Нью- Йорке…
Внезапно в дверях показалась голова Настасьи, и она что-то быстро сказала на своем превосходном итальянском.
Мадам Оленская издала удивленный возглас и, крикнув Настасье «Gia-gia»,
«Дорогая графиня, я хочу представить вам свою давнишнюю знакомую, миссис Страферс. На прием ее не пригласили, а она мечтает познакомиться с вами!»
Князь мило улыбнулся, и мадам Оленская поднялась навстречу новым гостям, пролепетав слова приветствия. Казалось, она не понимала, что перед ней в высшей степени странная пара, а князь, скорее всего, не отдавал себе отчета в том, что поступил опрометчиво, явившись в дом графини без приглашения и, более того, приведя к ней свою знакомую.
«Горю желанием с вами познакомиться, дорогая!» — воскликнула миссис Страферс. Говорила она громко, и тембр ее голоса был вполне под стать султану из пышных перьев и высокому парику.
