Миссис Ачер сидела внизу в гостиной. Когда Ньюлэнд вошел, она приподняла брови и, оторвав взгляд от рукоделия, озабоченно взглянула на него.
«Дженни сказала тебе?»
«Да, — он старался говорить так же ровно, как и она. — Но не понимаю, зачем же делать из мухи слона?»
«И тебя не беспокоит то, что Ван-дер-Лайдены разобижены?»
«Ну и чего ради они обижаются по пустякам? Подумаешь, графиня Оленская посетила свою новую знакомую, которую все считают женщиной легкого поведения!»
«Считают!..»
«Ну, которая таковой и является… Зато у нее всегда хорошее музыкальное сопровождение вечеров, и по воскресеньям, когда весь Нью-Йорк умирает от скуки, на них весело и интересно».
«Хорошее музыкальное сопровождение? Ах, да! Говорят, там есть одна девица, которая залезает на стол и исполняет куплеты, которые любят распевать в разных парижских заведениях. У нее в так называемом „салоне“ курят сигары и пьют шампанское!»
«Да, но разве подобное времяпрепровождение не характерно также и для других мест? Жизнь не стоит на месте!»
«Неужели ты, дорогой, и в самом деле защищаешь идею всех этих „французских салонов“ по воскресным дням?»
«Помнится, матушка, вы частенько ворчали, когда мы в Лондоне посещали „английские салоны“…»
«Не забывайте, что мы с вами — не в Париже и не в Лондоне, а в Нью-Йорке!»
«Что верно — то верно…» — вздохнул Ачер.
«Не хочешь ли ты сказать, что наше общество в чем-то уступает лондонскому или парижскому? Может, и уступает, я согласна. Но мы живем здесь, и пусть тот, кто приезжает в наш город, уважает наши порядки. В особенности это касается Элен Оленской. Она как-никак сыта по горло тамошней жизнью!»
Ньюлэнд ничего не ответил, и после непродолжительной паузы миссис Ачер продолжала: «Я как раз собиралась, после того, как надену шляпу, попросить тебя отвезти меня до обеда к кузине Луизе». Он нахмурился, но его мать решительно закончила свою мысль: «Полагаю, ты мог бы объяснить ей все так же, как и мне: просто скажи, что за границей все иначе, чем у нас, что люди там особенно не церемонятся друг с другом, и что мадам Оленская, вероятно, просто не знает порядка вещей… Все это делается, дорогой, — добавила она с невинным выражением на лице, — исключительно в интересах самой мадам Оленской».
«Но, матушка, я и в самом деле не понимаю, где тут собака зарыта! Ну, подумаешь, князь отвез мадам Оленскую к миссис Страферс! Собственно говоря, до этого он привозил миссис Страферс домой к графине знакомиться. Я присутствовал при этом. Уж если Ван-дер-Лайдены ищут виновника скандала, чтобы затеять ссору, они спокойно найдут его, не выходя из собственного дома!»
«Ссору? Ньюлэнд, ты когда-нибудь видел, чтобы дядя Генри с кем-нибудь ссорился? А князь — его гость, к тому же иностранец. Разве они могут ссориться с человеком из совершенно другого мира? Графиня Оленская живет в Нью-Йорке, а, значит, должна уважать наши традиции».
«Ну, тогда, если они потребуют, можете принести им в жертву мадам Оленскую, — раздраженно сказал Ачер. — нечего ни мне, ни вам замаливать ее грехи!»
«Так я и думала, что в этой ситуации тебя, прежде всего, будут волновать Минготы!» — воскликнула миссис Ачер в сердцах. Это означало, что скоро она начнет раздражаться.
Угрюмый дворецкий раздвинул портьеры в гостиной и громко произнес:
«Мистер Генри Ван-дер-Лайден».
Миссис Ачер уронила иглу и трясущейся рукой отодвинула назад свой стул.
«Принесите еще одну лампу!» — приказала она слуге, который уже готов был ретироваться, в то время, как Дженни спешно поправляла чепчик на голове миссис Ачер.
На пороге гостиной выросла фигура Ван-дер-Лайдена, и Ньюлэнд Ачер направился к дяде, чтобы поприветствовать его.
«Мы только что говорили о вас, сэр!» — сказал он.
Казалось, мистер Ван-дер-Лайден был несколько ошарашен таким приемом. Он снял перчатки, чтобы пожать руки дамам, и в смущении теребил свой цилиндр, пока Дженни пододвигала ему кресло.
«А еще мы говорили о графине Оленской», — добавил Ачер.
Миссис Ачер стала бледной, как полотно.
«О, это очаровательнейшая женщина! Я только что от нее», — сказал мистер Ван-дер-Лайден, и на его лице появилось благодушное выражение.
Мистер Ван-дер-Лайден уселся в кресло, а перчатки и цилиндр положил на пол, позади себя: он всегда делал так, следуя своей старомодной, но элегантной привычке. Уютно устроившись в кресле, он продолжал:
«Вы бы видели, как она составляет букеты из цветов! Да у нее просто талант! Я послал ей несколько гвоздик из Скайтерклифа и был потрясен! Вместо того, чтобы всем скопом поместить их в огромную вазу, как сделал бы наш главный садовник, она разделила цветы на небольшие букетики и поставила их в разных концах комнаты… И как ей это удается? Князь сказал мне: „Поезжайте и взгляните, как она обставила свою гостиную!“ И в самом деле, вкус у нее отменный. Я бы непременно свозил туда Луизу, если бы район, в котором живет графиня, не был таким неприятным».
Эту длинную, столь нехарактерную для него речь, мистер Ван-дер-Лайден произнес в полной тишине. Миссис Ачер осторожно извлекла вышивание из корзины, в которую сунула его, как только мистер Ван- дер-Лайден вошел. Ньюлэнд, прислонившийся к камину, чуть коснулся кончиками пальцев защитного экрана из перьев колибри; он заметил, как Дженни, чье лицо было хорошо освещено принесенной дворецким лампой, подавила зевок.
«В общем, — продолжал мистер Ван-дер-Лайден, поглаживая ногу своей белой рукой, на которой поблескивала большая „Соломонова печать“, — в общем, я заскочил к графине, чтобы поблагодарить ее за ту записку с любезными словами, которую она мне прислала после того, как получила мои цветы. А также (только пусть это останется между нами!) я хотел по-дружески предупредить ее, чтобы она не позволяла князю приглашать ее на вечеринки сомнительного толка. Не знаю, в курсе ли вы…»
Миссис Ачер спросила с невинной улыбкой: «А что, князь и в самом деле возит ее на вечеринки?»
«Вы же знаете этих английских аристократов! Они все одинаковые. Мы с Луизой, конечно, очень гордимся своими родственными связями, но… бесполезно ожидать от людей, привыкших вращаться в высшем свете европейских столиц, что они воспримут наши маленькие республиканские ограничения. Князь без страха и упрека идет туда, где его развлекают», — мистер Ван-дер-Лайден сделал паузу, но никто не проронил ни слова. Тогда он продолжал:
«Так вот, кажется, вчера он взял ее с собой к миссис Лемюэль Страферс. А сегодня к нам пожаловал Силлертон Джексон с очередной сплетней, которая весьма обеспокоила Луизу. Так что я решил поехать прямо к графине Оленской и объяснить, как мы в Нью-Йорке относимся к подобным вещам. Разумеется, я действовал дипломатично. Я чувствовал себя вправе давать советы, не боясь показаться чересчур навязчивым, потому что в тот вечер, когда графиня соизволила отобедать у нас, она сама предложила… то есть дала мне понять, что будет благодарна, если ей помогут разобраться, каков здесь порядок вещей. Она и в самом деле поблагодарила меня».
Мистер Ван-дер-Лайден обвел комнату удовлетворенным взглядом. О человеке более страстном можно было бы сказать, что он остался весьма доволен собственным спичем. Но лицо их скромного кузена озарилось мягким светом, исходившим из недр его души; он выполнил свой долг, и по выражению лица миссис Ачер можно было судить, что она высоко оценила этот благородный поступок.
«Как вы с Луизой добры, дорогой кузен! Вы никогда не изменяете себе! Ньюлэнд особенно благодарен вам за то, что вы сделали. Он ведь прежде всего думает о Мэй и членах семьи, с которой собирается породниться».
Миссис Ачер предостерегающе взглянула на сына, который поспешил сказать:
«О, да, сэр! Вы так добры! Но я был уверен, что мадам Оленская вам понравится!»
