«А знаете, дорогой Ньюлэнд, жизнь не всегда идет рука об руку с нами, — сказал однажды Винсет. — Я выжат, как лимон, и чувствую себя вне игры. Боюсь, что с этим уже ничего не поделаешь. Я наломал дров за свою жизнь и теперь никак не могу их сбыть! Скорее всего, мне это так и не удастся. Но вы свободны, мой друг и в вашем распоряжении — целое состояние. Почему бы вам не начать, наконец, действовать? Путь только один: заняться политикой».
Ачер тогда откинул голову назад и рассмеялся. Что и говорить, они с Винсетом были не одного поля ягоды. Все в американских аристократических кругах прекрасно понимали, что джентльмену нечего делать в большой политике. Но поскольку прямо заявить об этом Винсету он не мог, ему приходилось отвечать уклончиво.
«Да разве мы нужны тем, кто делает головокружительную карьеру в политике?» — с усмешкой спрашивал он.
«О ком это вы? Ах, об этих! Но почему вам самому не встать в их ряды?» — отвечал Винсет вопросом на вопрос.
Вместо того, чтобы рассмеяться, Ачер снисходительно улыбался. Продолжать дискуссию было бесполезно: кто не знал о незавидной судьбе горстки аристократов, отважившихся затесаться в муниципальные и правительственные структуры Нью-Йорка? Благоприятный момент был упущен: страной управляли деловые люди, эмигранты, а джентльменам ничего не оставалось, как всецело посвятить себя спорту и искусству.
«Искусство, культура! Можно подумать, они у нас есть! По-моему, от них остались одни лишь жалкие воспоминания. Согласитесь, что не хватает, так сказать, перекрестного опыления: с нами вместе умирают старые традиции, являющиеся, по сути своей, традициями ваших европейских предшественников. Вас здесь ничтожное меньшинство, к тому же вы децентрализованы, у вас нет ни конкурентов, ни последователей. Вы напоминаете галерею портретов в заброшенном доме: так сказать, „Последние джентльмены“… Вы никогда ничего не добьетесь до тех пор, пока не засучите рукава и не ступите прямо в навоз. Только так, или самому податься в эмиграцию! Почему, например, я не могу эмигрировать?»
Ачер мысленно пожимал плечами и переводил разговор на другую тему. Он начинал говорить о книгах, поскольку Винсет прослыл известным книголюбом. Эмигрировать! Разве джентльмен может покинуть родную страну? Он никогда не сделает этого, но и разгребать навоз тоже не станет. Джентльмен останется дома и найдет для себя достойное занятие. Но разве такой человек, как Винсет, в состоянии это понять? Хотя мир литературных клубов и экзотических ресторанов и казался на первый взгляд пестрым, как детский калейдоскоп, на самом деле жизнь в нем была более монотонной, чем в «светском муравейнике» на Пятой Авеню.
На следующее утро Ачер обошел весь город в поисках чайных роз, вследствие чего довольно поздно появился в офисе. Впрочем, никто не обратил на его поздний приход ни малейшего внимания, и, оставшись наедине с самим собой, он погрузился в безрадостные мысли о тщете собственных усилий и суетности жизни. Ну почему он не бродит сейчас по песчаным берегам Сан-Августина вместе со своей невестой? Всем и так ясно, что «деловая лихорадка» его не одолевает. Юридическая фирма, которую возглавлял мистер Леттерблеяр, почти ничем не отличалась от прочих компаний, основанных в незапамятные времена. В этих фирмах, занимавшихся, как правило, юридическими вопросами, связанными с охраной крупной недвижимости и землевладений, служило несколько молодых людей «из хороших семей», совершенно лишенных профессиональных амбиций. Ежедневно они отсиживали в офисе свои положенные часы, выполняя несложные поручения или просто читая газеты. И поскольку эти отпрыски состоятельных родителей должны были найти себе подходящее занятие в жизни, они предпочитали заниматься юриспруденцией и презирали бизнес, как род деятельности, ставящий «золотого тельца» во главу угла, и оттого не достойный джентльмена. Но, ни одному из этих молодых людей и в голову не приходило всерьез заняться своим профессиональным ростом. У них не было к этому никакого стремления; куда больше их занимали всевозможные увеселительные мероприятия на досуге.
Ачер всегда вздрагивал при одной мысли о том, что и его тоже причисляют к этой легкомысленной «золотой молодежи». Допустим, у него были разнообразные хобби. К примеру, он любил путешествовать по Европе, набираться ума-разума в беседах со знакомыми «философами», о которых упоминала в своем письме Мэй, и старался «держаться на уровне», о чем дал понять мадам Оленской в приватной беседе. Но какими станут его приоритеты, когда он вступит в законный брак? Он достаточно насмотрелся на своих сверстников, жаждавших благих перемен, но, в конце концов, успокоившихся и погрязших в праздности и лени среди показной роскоши, как и их предшественники.
Воспользовавшись услугами мальчика-посыльного, Ачер отослал из своего офиса записку для мадам Оленской. Он спрашивал, в котором часу она могла бы принять его, и просил, чтобы ответ доставили ему прямо в клуб. Но, ни в тот день, ни на следующий, графиня ему так и не ответила. Совершенно неожиданно для самого себя, молодой человек был обескуражен этим непонятным молчанием, и хотя на следующее утро на витрине цветочного магазина появился букет роскошных чайных роз, покупать его он не стал. Только через три дня по почте пришел ответ от графини Оленской. К своему удивлению он обнаружил, что писала она из Скайтерклифа, куда Ван-дер-Лайдены отправились на отдых сразу после того, как посадили князя на пароход.
«Я сбежала из города вместе с ними, — писала она, опустив обычные слова приветствия. — Эти славные люди предложили мне поехать с ними на следующий день после того, как мы с вами виделись в театре. Честно говоря, мне давно хотелось побыть в каком-нибудь уединенном месте и поразмыслить в тишине. Вы правы: Ван-дер-Лайдены и в самом деле просто замечательные! С ними я чувствую себя в полной безопасности. Жаль, что вы не с нами!»
Письмо она заканчивала традиционно, словами «искренне ваша», и ничего не писала о том, когда собирается вернуться. Тон ее письма удивил молодого человека. От кого бежала мадам Оленская? И почему в Скайтерклифе она чувствовала себя в большей безопасности, чем в Нью-Йорке? Вначале он даже подумал о реальной угрозе из-за границы. Но потом он напомнил себе, что пока еще не знаком со стилем ее письма, и, возможно, она все несколько преувеличивает (женщины всегда все преувеличивают!). К тому же графиня еще не вполне привыкла разговаривать по-английски. Казалось, она сначала в уме переводит французские фразы.
Напрашивался вывод, что графине наскучили приемы, и она попросту захотела отдохнуть от надоевшего ей общества. Вполне вероятно, что так оно и было на самом деле. Тут Ачер подумал, что графиня Оленская, как выяснилось, подвластна капризам и ради собственного удовольствия готова забыть обо всем.
А еще Ачер ломал голову над тем, почему Ван-дер-Лайдены вновь пригласили графиню поехать с ними в Скайтерклиф, и, судя по всему, на длительный срок. Двери усадьбы в Скайтерклифе редко открывались для гостей. Ван-дер-Лайдены всегда неохотно приглашали туда своих друзей, да и то лишь изредка, на уик-энды.
Ачер вспомнил, как во время своего последнего визита в Париж смотрел водевиль Эжена Лабиша «Путешествие г-на Перришона». Насколько помнит глубокоуважаемый читатель, главный герой этой комедии вытащил из ледника одного молодого человека и настолько привязался к нему, что уже не смог без него обходиться. И Ван-дер-Лайдены, говоря на языке метафор, спасли графиню из своеобразного ледового плена; и хотя мадам Оленская могла интересовать их по многим причинам, Ачер знал, что они продолжали упорно и незаметно вытаскивать ее.
Он был крайне раздосадован тем, что Элен Оленская покинула Нью-Йорк на неопределенное время, никого об этом не предупредив. И почти тотчас же он вспомнил, что накануне вечером отклонил предложение Чиверсов, которые хотели, чтобы следующее воскресенье он провел вместе с ними в их загородном доме на Гудзоне, неподалеку от Скайтерклифа.
Он давно отошел от шумных вечеринок в компании веселых друзей; а ведь когда-то они все вместе катались в Хайбэнке на санях и буерах, бродили по заснеженному берегу, флиртовали с дамами и весело острили, пересыпая свой разговор остроумными шутками. Недавно он получил из Лондона коробку с новыми книгами и надеялся, что ему удастся прочесть хотя бы некоторые из них за воскресенье. Но войдя в клуб, он написал срочную телеграмму и попросил слугу немедленно ее отправить. Ачер прекрасно знал, что миссис Чиверс не будет возражать, если он внезапно переменит свое решение, и что в ее «резиновом»
