просто открытие того, что мадам О ленская неправильно ведет себя по отношению к обществу.
— Нет сомнений, что для иностранцев мы все похожи друг на друга, — ехидно заметила мисс Джексон.
— Не думаю, что Эллен есть какое-либо дело до общества; впрочем, никто не знает, есть ли ей вообще дело до чего-нибудь, — продолжала Мэй, стараясь выразиться как можно осторожнее.
— Да, да, — снова вздохнула миссис Арчер.
Каждый знал, что графиня Оленская больше не в милости у своей семьи. Даже ее верная наперсница, миссис Мэнсон Минготт, и та не могла оправдать ее отказ возвратиться к мужу. Минготты не провозглашали во всеуслышание свое неодобрение — чувство семейной солидарности было слишком сильным. Они просто, как выразилась миссис Уэлланд, «дали бедняжке Эллен идти своим путем», — и этот путь, оскорбительный и ни с чем не сравнимый для них, пролегал в немыслимой пропасти, где правили Бленкеры, а «пишущие люди» вершили свои неприятные обряды. Было невероятно, что Эллен, несмотря на свои возможности и преимущества, опустилась до уровня «богемы». Этот факт утвердил всех во мнении, что она совершила роковую ошибку, не вернувшись к графу Оленскому.
В конце концов, место молодой женщины — под мужниной крышей, особенно если она покинула его в обстоятельствах… скажем… если в них внимательнее всмотреться…
— Мадам Оленская пользуется большим успехом у мужчин, — сказала мисс Софи, в очередной раз под видом якобы примирительного замечания подливая масло в огонь.
— Ах, это та опасность, которая всегда подстерегает таких молодых женщин, как мадам Оленская, — печально согласилась миссис Арчер, и дамы, придя к этому заключению, подобрав свои шлейфы, поспешили в гостиную к столу с круглой лампой, тогда как Арчер и Силлертон Джексон удалились в готическую библиотеку.
Расположившись у каминной решетки и вознаградив себя за недостаточно хороший обед великолепной сигарой, Силлертон Джексон снова обрел свою напыщенность и словоохотливость.
— Если Бофорт обанкротится, — сказал он, — то вскроется много неприятного.
Арчер быстро взглянул на него. При упоминании о Бофорте перед его глазами всегда вставала грузная фигура в мехах и ботах, приближающаяся сквозь снег в Скайтерклиффе.
— Это будет нечто, — продолжал мистер Джексон. — Нечто совершенно невероятное. Он отнюдь не все деньги тратил на Регину.
— Но это — это преувеличение, не так ли? Я верю, что он выпутается, — сказал Арчер, желая переменить тему.
— Возможно, возможно. Я знаю, что он сегодня должен был быть у некоторых влиятельных людей. Конечно, — неохотно согласился мистер Джексон, — есть надежда, что они его вытащат — по крайней мере на этот раз. Мне бы не хотелось, чтобы бедная Регина проводила остаток своей жизни на каком-нибудь убогом морском курорте для банкротов.
Арчер ничего не сказал. Это казалось ему совершенно нормальным — хотя и трагичным, — что Бофорт может лишиться денег, добытых нечестным путем. Поэтому мысли его, скользнув над несчастной судьбой миссис Бофорт, вернулись к чему-то более близкому. Что означало то, что при упоминании графини Оленской Мэй так отчаянно покраснела?
Четыре месяца прошло с того летнего дня, который они провели вдвоем с Оленской; больше он не видел ее. Он знал, что она вернулась в Вашингтон, в маленький домик, который они сняли с Медорой; однажды он написал ей — несколько слов, спрашивая, когда же они увидятся снова, — и она еще более кратко ответила: «Еще не время».
С тех пор между ними не было никакой связи, и он выстроил в своей душе некое святилище, в котором среди секретных дум и желаний царила она. Мало-помалу оно превратилось в место, где была его настоящая жизнь и совершались правильные поступки; туда он приносил книги, которые читал, мысли и чувства, которые лелеял, свои суждения и мечты. Вне этого места, где текла его реальная жизнь, он двигался с растущим чувством неудовлетворенности и недовольства, наталкиваясь на знакомые предрассудки и традиционные точки зрения, словно рассеянный человек с отсутствующим взглядом, спотыкающийся о мебель в собственной комнате. Отсутствующий — это было именно то слово, которое характеризовало его теперь. Так бесконечно далек был он от всего, что окружало его, что было привычно для тех, кто был рядом с ним, что иногда его даже пугала их уверенность, что он по-прежнему находится среди них.
Вот и теперь он едва осознал, что мистер Джексон, откашливаясь, готовится к новым разоблачениям.
— Я не знаю, конечно, насколько распространяется осведомленность семьи вашей жены о том, что говорят в свете об отказе мадам Оленской принять последние предложения мужа.
Арчер молчал, и мистер Джексон двинулся в обход:
— Такая жаласть… Право, такая жалость, что она отказалась.
— Жалость? Ради бога, почему же?
Мистер Джексон внимательно уставился на свою ногу — туда, где туго натянутый носок соединялся с лакированной туфлей.
— Ну, если спуститься с небес на землю — на что она собирается теперь жить?
— Теперь?
— Если Бофорт…
Арчер вскочил, ударив кулаком по краю письменного стола. В стаканчиках медного чернильного прибора на столе заплескались чернила.
— Что, к дьяволу, вы хотите этим сказать, сэр?
Мистер Джексон, слегка поерзав на стуле, невозмутимым взглядом посмотрел на вспыхнувшее лицо Арчера.
— Ну, я узнал это из весьма достоверного источника, собственно говоря, от самой старой Кэтрин — что семья урезала содержание графини Оленской, когда она окончательно отказалась вернуться к мужу. А из-за этого отказа она потеряла право на свои собственные деньги — которые Оленский был готов ей предоставить только в том случае, если она вернется, — вот и все, что я хотел сказать. А что, мой мальчик, ВЫ собирались от меня услышать? — отозвался мистер Джексон с легкой усмешкой.
Арчер подошел к камину и наклонился, стряхивая пепел.
— Мне ничего не известно о личных делах мадам Оленской, но я уверен в беспочвенности ваших намеков…
— Они не мои, а Леффертса, — вставил мистер Джексон.
— Леффертса! Который пытался волочиться за ней и у которого ничего не вышло! — с негодованием вскричал Арчер.
— А-а, в самом деле? — живо воскликнул Джексон, как будто ждал этого — словно охотник, поставивший капкан. Он все еще сидел у огня, и его тяжелый взгляд не отрывался от лица Арчера, будто зажав его в стальные тиски. — Да, очень жаль, что она не покинула нас до краха Бофорта, — повторил он. — Если она вернется к мужу теперь, когда он обанкротится, это только подчеркнет общее впечатление — которому, кстати, подвластен не один Леффертс.
— Она не вернется к мужу — и сейчас это возможно менее, чем когда-либо. — Арчер еще не успел выпалить это, как у него снова возникло чувство, что это были именно те слова, которые ждал услышать мистер Джексон.
Старик внимательно смотрел на него:
— Это ваше мнение? Конечно, вам виднее. Но каждый вам скажет, что жалкие пенни, которые остались у Медоры, — в руках Бофорта, и как эти две дамы собираются выплыть в бурном море, если он утонет, я не могу представить. Конечно, мадам Оленская способна умаслить старую Кэтрин, хотя она больше всех настаивала на ее возвращении к мужу, а та может назначить ей любое содержание. Но мы все знаем, как она не любит расставаться с деньгами; а остальные члены семьи не имеют никакого интереса в том, чтобы Оленская задерживалась здесь.
Арчер кипел безрассудным гневом — он был в состоянии, когда человек, совершенно ясно сознавая, что он делает глупость, все же не может остановиться.
Он видел, что мистер Джексон озадачен фактом, что разногласия с ее бабушкой и другими