тысяча девятьсот тридцать первого года…
Усевшись поглубже в мягкое кресло с высокой спинкой — гладкое, кожаное, с серебристым отливом, — я принялся рассказывать.
Описал, как сел в автобус номер семнадцать и доехал до знакомого перекрёстка, где расположен банк. Как позвонил в звонок у парадной двери. Как мне открыл мой друг, ночной сторож. Как я снял и бросил на стул пальто. Как мистер Эплгейт сказал что-то вроде: «Надо же, какой снегопад! Посильнее знаменитой метели восемьдесят восьмого года. Этак мы домой не попадём!» Потом я рассказал, как в этот момент тяжёлый состав сошёл с рельсов и завис над прекрасной стеклянной гладью реки. Я бросился к макету и подхватил поезд, не дав ему свалиться и разбить стекло…
— А после того, как ты вошёл, мистер Эплгейт запер дверь?
— Нет, сэр. Я обычно делал это сам, а в тот раз забыл. И сигнализацию включить забыл. — Я помрачнел, вспомнив собственную беспечность. — Папа с Голландцем говорят, что я не виноват. Раз эти люди собрались грабить банк, они бы всё равно проникли внутрь. Но я-то знаю, что очень виноват.
Мистер X расхохотался:
— Милый мальчик! Да запрись ты хоть на сто замков, эти психи сбили бы любые замки и отключили твою сигнализацию в два счёта. Ты ни в чём не виноват. Мистера Эплгейта убили они.
— Значит, я нисколько не виноват? Даже капельку?
— Даже на десятую долю процента! — заверил меня мистер X. — Ну, а дальше-то что случилось, Оскар?
И я принялся досказывать мою историю. Вдруг в сердце, точно далёкий огонёк, мелькнула надежда. Какая-то крупинка памяти внезапно встала на своё место, и я вспомнил, как один из грабителей выкрикнул имя!
— Что-то вроде МакКи или Маки. — Я произнёс имя, а мистер X аккуратно записал его в блокнот. — И тут один из них направил на меня пистолет. Я и выстрел услышал, но в этот момент уже прыгнул.
— Прыгнул?
— Ну да. Закрыл глаза и перестал дышать, как будто нырял со скалы в море. Я приземлился на макет, и грабители меня уже не видели, потому что я стал крошечным, как оловянные человечки в поездах и на платформах. Я сел в местный поезд, доехал до Чикаго, а там пересел на экспресс «Золотой штат» и заснул. Когда проснулся, чувствовал себя так, будто упал на землю с небоскрёба. Но никаких ран на теле не было, да и переломов тоже. Там, в экспрессе, я и познакомился с Голландцем. Я ехал на верхней полке, а он на нижней.
Мистер X заставил меня повторить эту историю трижды — с начала до конца. И каждый раз я припоминал какую-нибудь новую маленькую подробность, связанную с ограблением, но общая картина по- прежнему не выстраивалась.
— Замечательный сюжет для фильма, — заключил мистер X. И со вздохом прибавил: — К сожалению, у нас пока нет технических возможностей снять это достоверно. С таким же успехом можно снимать «Титаник» в аквариуме, на посудине длиной три метра. Жалкое получится зрелище.
Он встал, прихватив пустой бокал.
— Мне пора, Оскар. Нас с Алмой пригласили в гости, на скучнейший коктейль. Я бы с радостью пообщался с тобой, но — увы… Тем не менее ты остаёшься здесь, поскольку твой отец твёрдо намерен закончить ремонт сегодня. — Он протянул руку для мужского рукопожатия и одновременно наклонился и произнёс прямо мне в ухо: — Я один верю, что тебе одиннадцать лет, Оскар. И я верю, что ты ехал на поездах фирмы «Лайонел».
Опешив, я проговорил:
— Вы… вы правда мне верите?
— Конечно верю! Одна твоя стрижка чего стоит! Ни один двадцатилетний парень не станет носить детскую стрижку с торчащим вверх вихром. Прожитые годы приглаживают даже самый задорный вихор.
— Дорогой, ты где? — окликнула его сверху Алма. — Мы опаздываем.
Услышав голос жены, мистер X устремился наверх — намного проворнее, чем можно было ожидать от похожего на грушу толстячка.
В подвале папа усердно приводил в порядок сломанный подвесной мост. Мы просто обязаны были починить макет Кристофера Кроуфорда, чтобы не навлечь неприятностей на мистера и миссис X.
— Помогай, Оскар. — Папа передал мне плоскогубцы.
Я рассматривал разбитый макет и ужасался всё больше.
— Пап, я чувствую себя последним идиотом! Всё переломал…
Папа сжимал меж губ медную проволоку, поэтому усмехнулся лишь уголком рта. Он осмотрел меня сверху донизу — забинтованную голову, забинтованные ладони, заклеенное пластырем колено — и промычал, не вынимая проволоки:
— Хорошо хоть сам целый.
На столе перед собой папа разложил целый арсенал инструментов: маленькие отвёртки, особые щипчики. Вот он приладил на макет одну из опор моста, закрепил крошечной скобой и подклеил. Папа, судя по всему, был совершенно счастлив.
— Трудимся тут с тобой вместе, — довольно пробормотал он. — Совсем как в прежние времена, сынок.
Мы работали бок о бок до самого вечера, и повреждённый макет постепенно обретал прежний вид. Там, где моя нога пробила берега реки насквозь, мы возвели новые берега и восстановили рельеф с помощью штукатурки — сейчас она постепенно сохла и затвердевала. А я, точно ювелир, перебирал стёклышки, намереваясь восстановить окна Денверского вокзала. Только бинты на руках сильно мешали.
Вдруг папа мне подмигнул и, закурив, произнёс:
— Пускай штукатурка сохнет.
С этими словами он извлёк из-под стола, на котором стоял макет, пятнадцать красно-белых коробок фирмы «Лайонел». Все они были заклеены, и на каждой стоял штамп: «Опытный образец». Открывая коробки одну за другой, папа составил из двенадцати вагонов длинный серебристый поезд.
— Откуда это? — Такой поезд я раньше видел только на картинке. Металл мерцал, как чистое серебро. На носу обтекаемого локомотива сверкала эмалевая эмблема: красный орёл.
— Узнаёшь этот состав, Оскар? — спросил папа. — Он называется «Президент».
— Конечно узнаю. Он был в каталоге, который прислали в тот самый вечер… Ну, когда ты сказал, что с поездами придётся расстаться.
Папа выпустил несколько колечек душистого дыма.
— «Лайонел» продал не так уж много «Президентов». По тем временам они были слишком дороги. Оскар, только посмотри! Он весь из никеля — сияет от головы до хвоста! И на каждом вагоне — портрет одного из президентов. Вот Кулидж, вот Гардинг, Вильсон, Тафт, Теодор Рузвельт, Мак-Кинли… и так далее в обратном порядке до Линкольна.
Этот поезд недаром стоил кучу денег. Столько прибамбасов! И все работали! Даже прожектор вращался на экскурсионном вагоне. Там, в обтянутом бархатом креслице, которое, если потянуть за рычажок, мгновенно превращалось в кушетку, сидела оловянная девочка с косичками.
Папа открыл крышу вагона-ресторана и, взяв в руки тонюсенькую отвёртку, показал мне полки с раздвижными дверцами и шкафчики, хитроумно расставленные и даже вмонтированные под сиденья. Вот- вот кто-то войдёт и заполнит их банками с готовым супом и мясными полуфабрикатами.
— Чего только не придумают! — одобрительно заметил папа. — Поэтому «Президент» и стоит целое состояние.
— Ой, пап, а вагон-ресторан носит имя Джорджа Вашингтона! Интересно, как бы он к этому отнёсся, а?
— Давай-ка запустим «Президента», — предложил папа. — Кто знает, может, этих поездов больше вообще не осталось… Интересно, где мисс Кроуфорд раздобыла опытный образец?
Я кивнул вверх, на потолок, за которым текла жизнь голливудских богачей.
