Сколько я знал, других родственников старик не имел.
Он сопроводил меня в неряшливый лабиринт прилавков. Отсоветовал покупать камбалу или ставриду, жестами объяснил, что они не очень свежие. Зато указал на охлаждённых кальмаров. И на крупных длинноусых креветок.
Я внял его совету.
Потом мы прошли в самую глубину помещения, где стояли пластиковые бочки с разными сортами маслин. Испробовав из каждой, я попросил взвесить три сорта по триста грамм.
Пока Платон возился со взвешиванием продуктов, я взял с одной из полок несколько разноцветных упаковок йогурта для Гришки и пять баночек немецкого пива, раз уж купил креветок.
— Каци, – Платон указал на стул перед кассой.
Я сел. Как и всюду теперь, справа и слева от кассы на вертикальных полочках были разложены чупа–чупсы, жвачка, шоколадки, а так же зубные щётки в прозрачных коробочках. Я подумал о том, что скоро мне нечего будет чистить…
Старик взял с меня деньги, выбил длинный чек, подал пакет с упакованными покупками. Вышел к раскрытой двери проводить.
Щурясь от яркого солнца, я глянул на выставленные под тентом у наружной стены ящики с овощами и фруктами. Платон содрал с вбитого в стену гвоздя несколько прозрачных пакетов. Один из них я набил картошкой, другой луком. В третий набрал килограмма два спелых помидоров. Выбрал пахучую дыньку.
Хозяин поочерёдно перетащил в магазин взвешивать это добро, а я стоял у моих сумок и поглядывал вверх, на круто изгибающийся проулок, где совсем близко, за поворотом, находился Дом. Подняться туда со всем скарбом, превращать праздник встречи в нечто заурядное показалось кощунством.
Окончательно рассчитавшись, я попёр свои приобретения по направлению к главной улице, надеясь уловить по дороге одно из немногочисленных такси, курсирующих по острову. Но в час наступающей сиесты всё вокруг было пусто. Начал пересекать сонную площадь возле церкви и услышал за спиной крик:
— Русос! Русос!
Обернулся. Увидел выскочившего из своей лавки мясника. Он чем?то размахивал, призывал к себе.
Оказалось, я забыл на прилавке свёрнутую в трубочку карту острова.
«Очевидно, не случайно забыл, – подумал я. – Подсознание упрямо выталкивает этот золотой бред…»
Когда я добрался до автобусной остановки, со лба градом тёк пот. От него щипало в глазах. Утереться не мог, потому что обе руки были заняты.
Минут через тридцать я доехал до Канапица–бич. Отпер своим ключом входную дверь виллы.
— Где вы опять запропастились? – по своему обыкновению накинулась было Люся. Но, взглянув на моё лицо, на пакеты, сменила гнев на милость. – Дыня, какая прелесть! Давайте я вам помогу!
Мы вместе втащили пакеты на кухню, и она принялась в них шуровать.
— Где Гришка?
— Вы оказались правы. Ничего страшного, если он ползает на полу по ковру. Можно оставлять одного. Надолго. Чудесное мясо! А это что? Креветки! Хотите, приготовлю обед? На первое – креветки с пивом, на второе – отбивные с картошкой и жареным луком. Безумно люблю креветок с пивом! Пока буду готовить, закину пиво в морозилку. И ещё сделаю салат с помидорами и маслинами! На десерт – дыню. Здорово?
— Неплохо.
— Кстати, как вы всё это накупили? Я ведь отобрала у вас все деньги.
— Подкожные, – я понимал, что ни в коем случае не должен говорить о конверте Константиноса. Хотя врать по поводу денег всегда почему?то особенно противно. – Люся! Пока будете готовить, пожалуй, сбегаю к морю.
Наскоро переодевшись, я по дороге к выходу заглянул в гостиную. Гришка сладко спал в ползунках посреди своих разбросанных игрушек.
…Уборщик пляжа, осторожно переступая между рук и ног загорающих, шествовал с подносом, на котором стояли узкие бокальчики с разноцветной жидкостью. Теперь вместо комбинезона на нём была белая рубашка с короткими рукавами, чёрные брюки, чёрные лакированные туфли.
— Леди энд джентльмен! Мадам–месье! Коктейль «Амур»! – он заговорщически подмигнул мне, когда я прошёл мимо со своим полотенцем через плечо. – Коктейль «Амур»!
— Шахер–махер? – спросил я на ходу.
Он ухмыльнулся и кивнул.
С одного из лежаков под зонтиком снялась парочка, Я подошёл, швырнул на него полотенце и стал раздеваться, понимая, что денег с меня не сдерут.
Температура воды была, наверное, под тридцать градусов. Взметая брызги в этом бульоне, я удивился: опять, как во время утренних заплывов, я был единственным пловцом во всём заливе. Никто не купался.
С моря я видел многоголовую гидру туристов, копошащуюся на пляже. Сотни людей, разомлевших под жгучим солнцем, садились, ложились, переворачивались, нашлёпывали на себя кремы из тюбиков, втирали их в плечи и ляжки. Почти у каждого лежака стояло по несколько разноцветных пластиковых тюбиков и флаконов с этими кремами, и я подумал о том, какой баснословный бизнес делает каждое лето косметическая промышленность, внушив потребителям, что под защитой этих самых кремов можно якобы безопасно выжариваться, выжигать кожу до черноты.
Эти любители попозже подрыхнуть и притащиться на пляж после завтрака с набитым желудком вызывали чувство презрения и жалости.
Я стоял у лежака, утирался полотенцем после плавания, смотрел на череду людей, взад–вперёд бредущих вдоль кромки прибоя. Они шествовали по щиколотку в воде, кто читал на ходу газету, кто прижимал к уху мобильный телефон, кто волок за руку разомлевшего ребёнка. Туда и обратно. Туда и обратно.
— Сенти! – раздался за спиной женский голос. – Слушай!
Я обернулся.
Накрашенная, увешанная драгоценностями немолодая женщина в купальнике, приподнявшись со своего лежака, властным жестом указывала на мой, очевидно, вопрошала, свободен ли. Рядом с ней, сидя на песке, нашлёпывали на себя крем двое мужчин с золотыми крестиками на груди – старый и помоложе, поросший по всему телу чёрными волосами.
Я кивнул. Мол, свободен.
Она мгновенно выхватила из лежащей рядом с кремами сумочки доллар, столь же властно махнула им, явно приказывая, чтобы я подтащил к ним лежак. Для полной ясности крикнула:
— Портамело! Принеси мне! – из чего можно было заключить, что это итальянцы.
Я пожал плечами и прошёл мимо.
— Коктейль «Амур»! – подмигнул мне хозяин пляжа, направлявшийся со своим подносом к этой троице.
Он не отказал себе в удовольствии на миг поставить поднос на песок и пояснить при помощи нехитрых международных жестов, что один из этих мужчин – бессильный муж, а второй – весьма энергичный любовник.
…После обеда, который прошёл в необычном для Люси молчании, она снарядилась с Гришкой в город.
Я попытался настоять, чтобы малыш остался со мной, чем вызвал взрыв раздражения.
— Вы не позаботились о том, чтобы купить мне сигарет! И вообще, кто вы такой, чтобы указывать мне, куда и когда везти ребёнка?! Чао!
Я понял, чем вызвано это раздражение, когда, убрав стол и вымыв посуду, зашёл в свою комнату, увидел вытащенный из тумбочки и демонстративно брошенный на кровать конверт с деньгами Константиноса.
Что ж, надо было тикать, как говорят украинцы, от этой дамочки.
Я пересчитал драхмы. Всё, кроме того, что я истратил на продукты, было цело. «Наверное, промотала
