избалованных чад, как правило, куда?нибудь поближе к искусству. Здесь вроде бы не нужно знать математику, точные науки. При некоторой ловкости можно заработать большие деньги, известность. А таланта нет. А сказать нечего. Вот они и изгаляются кто во что горазд, кто в кино, кто в живописи, маскируя свою бездарность под «авангард», под «параллельное кино», под что угодно.
— Да. Отец — кинорежиссёр, — сбитый с толку Игорь назвал фамилию известного кинодокументалиста. — Это как бы не имеет отношения к нашему разговору.
— Имеет!
Больше я ничего не сказал. Сдержался. Но посуди сам, чего мне будет стоить это соседство в течение семи дней нашего пребывания здесь, в экуменическом центре, объединяющем всех христиан…
— До чего красивы монахи, — шепчет Надя, утирая слезы умиления.
В этот момент свет гаснет. Наступает полная тишина. В темноте каждый предоставлен самому себе, своим думам.
Пауза для медитации.
Постепенно глаза привыкают, и во мраке над тысячами склонённых голов начинаю различать золотистое свечение. Оно поднимается, ширится… Но тут вспыхивает электричество, из динамиков вновь звучит хор.
— Аллилуиа, аллилуиа…
Монахи поднимаются со своих мест, белой чередой уходят в сторону сцены, скрываются за высокой дверью. Богослужение заканчивается.
В густом потоке людей выхожу из этого то ли храма, то ли религиозного театра. Какое счастье вырваться из этого искусственного мира на свет Божий!
Сейчас, когда я вышел на вольный воздух, в мир утреннего света, увидел своих друзей — деревья, живущие вдоль длинной дороги, а за ними сочную, зелёную долину, простирающуюся сколько хватит глаз — до горизонта, я с особой силой ощутил красоту мира.
И вот ведь как бывает, не успеешь подумать о чём?либо, тут же кто?то словно подхватывает твои мысли. На свой лад.
— Не храм, а дом Божий! Вы почувствовали? Правда, замечательно?
— восторженно говорит Тонечка, нагоняя меня.
Соглашаюсь. Киваю.
— Чудесно! Так вот молиться три раза в день… Снова сподобилась. Целую неделю! Посмотрите вокруг, какие радостные, просветлённые лица у всех!
Покорно озираю идущих рядом. Вот отец Василий. Акын О'кеич. По- чему?то подмигивает мне. Сталкиваюсь взглядом с Игорем. И вдруг понимаю — не только недели, двух дней не вынесу обязаловки, участия в этом действе.
Густой поток людей разделяется натри рукава, ведущие к трём огромным, похожим на цирковые шапито, брезентовым шатрам.
Один из них возвышается посреди поля. Туда?то мы и сворачиваем за отцом Василием, проходим мимо стоящей у дороги четырёхгранной прозрачной будки с телефонами–автоматами, и я вспоминаю о том, что в моей записной книжке есть номер живущей в Париже бывшей пациентки
— Ирины. И в Нью–Йорк давно следовало бы позвонить, узнать, как себя чувствует Дженнифер. Беспокойство о ней всё время исподволь трепещет в душе. Последний раз звонила что?то около полутора месяцев назад. Веселая, счастливая. Сообщила, что была в клинике, что анализы крови хорошие.
— Вы не знаете, где тут можно разменять валюту? — обращаюсь к идущей рядом Нине Алексеевне. — Нужно позвонить.
— А что, у вас есть знакомые во Франции? Счастливый!
Мы двигаемся длинной процессией ко входу в шатёр. Нина Алексеевна, как всегда при всех своих бусах, кольцах и браслетах. Только Вадима- нумеролога при ней сейчас нет.
— Слева от входа в храм, в маленьком домике полный сервис. Только что меняла там доллары. Как досадно торчать здесь целую неделю. Только два дня отпущено на Париж!
— Какой Париж? Париж по–моему не запланирован.
— Как? Вы ещё не знаете? Какой?то монастырь под самым Парижем пригласил нас всех на два дня! За их счёт, — она понижает голос, доверительно шепчет. — Я и поехала?то разведать, узнать — нельзя ли как?нибудь наладить связи, устроить на учёбу сына. Но у меня нет знакомых, ни одного. Помогите мне! Я ещё молода. Как бы мне хотелось жить в Париже!
К счастью в этот момент к нам подбегает Вадим.
— Нина, я занят очередь впереди. Идем скорей! И вы тоже.
— Спасибо. Я не спешу.
— Идемте, идёмте! — уговаривает Вадим, переводя дыхание. — Отец Василий сказал — через час вон там на лужайке нас разобьют на две группы. Одна будет дискутировать с австрийскими верующими, другая — с эфиопскими.
— О чём?
— Не знаю. А после обеда встреча с братом Пьером.
Они уходят в шатёр. А я остаюсь в очереди.
Теперь рядом со мной двое молодых ребят с зелёными рюкзачками на спинах. Судя по речи, то ли англичане, то ли американцы. Смешливые, конопатые парни, может быть, братья. Спрашивают по– английски из какой я страны. Услышав, что из России, сочувственно кивают, лица их становятся серьёзными.
Еще недели нет, как я уехал из Москвы, но как всегда кажется, что времени прошло гораздо больше, что там, в зыбком, тревожном мире, называемом Россия, сейчас происходят роковые события.
Охватывает ощущение дезертирства. Но скажи на милость, что я могу? Я чураюсь политики, давно понял — невозможно усовершенствовать мир, если каждый не станет изменять самого себя. Если бы каждый человек пришёл к такому же пониманию, всё было бы иным.
Очередь движется довольно быстро. И вот я уже оказываюсь под высоким сводом шатра, подхожу с подносом к одному из раздаточных столов, за которым вместе с двумя негритянками стоят Катя и Оля.
Девушки улыбаются мне. Катя наливает кофе в большую красную чашку. Оля поочерёдно достаёт из трёх корзин и выкладывает на мой поднос круглую булочку, порцию масла и грушу. Сегодня Олино лицо не нагримировано. Нежное, светится. Словно не было того, что случилось вчера ночью в автобусе.
Отхожу с подносом, ищу свободный столик. Катя нагоняет меня, говорит:
— Она мне все рассказала! Спасибо вам.
Она убегает обратно, а меня к своему столику уже зовут Нина Алексеевна и Вадим.
Приходится притвориться, что я их не заметил. Выхожу с подносом наружу. Поодаль на зелёной лужайке стоят белые пластиковые стулья. Сажусь на один из них, кладу поднос на колени.
Булочка. Масло. Груша. Кофе. Идеальный завтрак для меня. Да ещё на свежем воздухе.
Прохладно. Все?таки конец сентября. Легкий ветерок играет прядью надо лбом…
Нужно отнести обратно чашку. А я все сижу, не в силах расстаться с дарованным мне мигом покоя. Воробушки, совсем московские, скачут у ног, выискивают в траве обронённые крошки. Неяркое солнце стоит над бескрайней долиной. Тишина.
Но вот уже повалили из шатра люди. Вон отец Василий, Игорь, Акын О'кеич, Нина Алексеевна с Вадимом. Идут сюда вместе с группой высоких, темнокожих юношей в пёстрых одеждах.
Встаю. Прохожу мимо них со своим подносом и чашкой.
— Возвращайтесь скорей, — говорит отец Василий. — Дискуссия.
— На какую тему?
— Будем делиться опытом подражания Христу.
Мгновение смотрю на него, на Игоря… И ухожу в шатёр.
— Идите сюда! К нам! — Зовет меня Ольга.
После завтрака все уже прибрано. В разных концах огромного помещения за чистыми столиками друг против друга расположилось множество групп.
Подсаживаюсь к той, где сидят Ольга с Георгием, Катя, Тонечка, Светлана и её мать, а также Николай с Вахтангом.
