ЖЕСТОКОСТЬ.
Представь себе круглый, метра полтора в диаметре, красный абажур, довольно низко нависающий над пиршественным столом.
Красноватый свет озаряет лица и руки хозяев, многочисленных гостей, переполненные блюда, тарелки с едой, бутылки, бокалы.
Здесь в этот осенний день собралась компания родственников, друзей и коллег, чтобы в очередной раз почтить память умершего пять лет назад врача, моего приятеля. Он был замечательный человек, врач–реаниматор.
Собравшиеся преимущественно тоже реаниматоры, кардиологи, сдружившиеся семьями ещё со студенческих времён. Все они очень хорошо относятся ко мне и моей спутнице Жанне, наперебой подкладывают угощение, поднимают за нас тосты. Мы единственные, кто не принадлежит к медицинскому сословию.
Этот дом находится всего в нескольких минутах ходьбы от моего. Так не хочется отчаливать от этого островка под старинным абажуром, но пришли новые гости, не хватает стульев. Мы поднимаемся и уходим. Тем более что Жанна жалуется: здесь душно, нечем дышать.
На улице смерклось. Горят фонари. Дождичек припечатывает палые листья к асфальту.
— Абажур похож на красный парашют, — говорит Жанна, когда мы подходим к моему подъезду, — до сих пор голова кружится. Немножко.
И вдруг она начинает оседать на тротуар, валиться.
Несмотря на охватившую меня панику, делаю ей искусственное дыхание, прошу у прохожего мобильный телефон, дрожащими пальцами набираю номер только что покинутых друзей, вызываю «скорую», снова делаю искусственное дыхание, дую «рот в рот», оглядываясь — не бегут ли к нам реаниматоры, не едет ли «скорая».
Она подъехала через сорок минут, когда Жанна уже умерла от инфаркта.
А друзья–реаниматоры так и не появились. Видимо, не в силах были оторваться от своего стола под уютным, красным абажуром…
Так оно, оказывается, бывает на этой планете.
ЖИВОТНЫЕ.
Мир животных пришёл ко мне, дошкольнику, в виде богато иллюстрированного дореволюционного трёхтомника Брема. Потом я пришёл к ним в зоопарк.
Тогда и — до сих пор — больше всего поразил жираф. Более грациозного, более солнечного существа вымечтать невозможно!
Позже мне повезло повстречать на воле, в дикой природе, медведя, горных баранов–архаров, дикобраза, варана… Увидеть, как из кустов шумно выпархивает цветной радугой фазан.
Никого из них я не убивал. Никто из них меня не укусил, не ужалил.
Если, как утверждают экологи, вскоре в результате деятельности человека животные могут исчезнуть с лица земли, то я не хочу этой цивилизации, этого «прогресса» с осклабившейся харей Микки Мауса на майке.
ЖИЗНЬ.
Жил в Англии очень толковый человек — Фридрих Энгельс, которого я уважаю прежде всего за то, что он постоянно помогал деньгами своему другу Карлу Еенриховичу Марксу, в то время как тот, обременённый семейством и фурункулами, сидел и писал свой огромный труд «Капитал».
Энгельс, в свою очередь, тоже писал научные книги. По- своему интересные. Странно только, что в одной из них этот умный человек утверждает, будто «жизнь есть форма существования белковых тел».
Это мы?то есть всего–навсего белковые тела? А кто же в нас мыслит?!
И ещё он ухитрился додуматься до самого печального утверждения, какое мне приходилось слышать: «Жить — значит умирать».
…Бедный Фридрих, вы же не могли не прочесть Евангелия. Тайна жизни осталась для вас за семью печатями.
ЗАБОТА.
Заботиться о ком?то другом — хорошо. Это отвлекает от мыслей о собственной персоне. Не замыкаешься в скорлупе эгоизма.
А ещё лучше, когда помогаешь втайне, и тот, кому стараешься помочь, не догадывается, откуда пришла помощь
Самое удивительное — в этом случае помощь внезапно придёт и к тебе…
ЗАВИСТЬ.
Знаю, он до сих пор мне завидует. Это он?то, который, как теперь говорят, всю жизнь был успешным. Всё шло к нему — деньги, ордена, слава.
И тем более он издалека следил за мной, окольными путями узнавал о моих неудачах и бедствиях.
Дело в том, что в определённые времена стыдно, нехорошо быть успешным. Если власть тебя принимает за своего — плохо твоё дело…
В конце концов он эмигрировал в поисках ещё большей, мировой успешности. А я остался на Родине.
Теперь он завидует ещё сильнее. Подсылает людей из заграницы. С их помощью разыскивает мои книги.
Может быть, эта зависть необходима ему, как горючее для двигателя. А скорее всего это извращённая форма больной совести.
Признаться, я тоже в некотором смысле завистник. С юности завидую морякам.
