Гудки. Нет ответа.
Что случилось с нашим разноязычным, бескорыстным братством? Куда исчезли дорогие мне люди?
Чистое золото нашей дружбы было единственной реальной ценностью, созданной во времена Советского Союза.
ИМЯ.
Существует некая мистика имени.
Замечено, если человек меняет своё имя или фамилию, он несколько изменяется сам. Недаром в монастырях людям, становящимся на путь монашества, дают новое имя.
Характерно, что Сталин и Гитлер отреклись от своих подлинных фамилий.
ИНЕРЦИЯ.
Многие живут по инерции. День да ночь — сутки прочь.
Многие женятся, выходят замуж по инерции.
Убежден, что и умирают по инерции. Потому что «так принято».
ИНТЕРНЕТ.
Пройдет ещё немного времени, интернет станет совсем приввшен. Как телефон, как наручнвте часы.
Теперь я со своим электронным адресом доступен любому человеку, живущему на земном шаре. И те, у кого есть подобный адрес, тоже мне доступны. Поверх всех границ и запретов. Марина получает послания, связывает меня хоть с Калифорнией, хоть с Австралией, хоть с посёлком в Псковской области.
При этой роскошной возможности всемирного общения сам я в силу различных причин за компьютер никогда не сажусь. И прежде всего оттого, что не могу до конца понять природу его подозрительного могущества. Так до сих пор никто толком не может до конца объяснить, не понимает природу электрического тока.
ИСПУГ.
Мальчиком лет пяти я испытал испуг, запомнившийся на всю жизнь.
Проснулся от тихого, зловещего скрипа и в полутьме комнаты вижу — сама собой приоткрывается дверь одёжного шкафа.
Не было сил позвать родителей. Парализованный страхом пялился?кто сейчас вылезет и набросится…
Детская фантазия порой дорисовывает непонятное до масштабов вселенского ужаса.
С тех пор я вроде бы забыл о тогдашнем перепуге.
Но вот уже достаточно взрослым парнем однажды осенью оказался в командировке в районном центре Нечерноземья. Поселился в Доме колхозника на отшибе от городка.
Хотя только начинался октябрь, стоял лютый холод. Отопление не работало. Буфета не было. К вечеру выяснилось — нет электричества.
Спать не хотелось. Я не знал, куда себя деть.
Дежурная посоветовала пойти в сельский клуб на последний сеанс кино. Указала на смутно видневшуюся в сумраке единственную тропинку через бескрайний пустырь.
Кусты чертополоха хватали меня за полы плаща. Пустырю конца не было. Пройдя в одиночестве километра полтора, я увидел скособоченное здание, возле которого светился электрический фонарь.
Это и был клуб. Уплатил за билет, вошёл в стрекочущую темноту помещения, где уже смотрели фильм человек семь.
Фильм был плохой. Но я досмотрел до конца, тяготясь перспективой вернуться в гостиницу.
Когда я вышел наружу, в темноте накрапывал дождь. Тропинка смутно проглядывала среди бугров и дикой растительности пустыря. Теперь мне хотелось поскорей вернуться в гостиницу, угреться под одеялом и заснуть, чтобы заглушить в себе чувство голода, а утром ринуться в городок на поиски какой?нибудь столовой.
Я быстро продвигался вперёд, как вдруг что?то заставило меня приостановиться. Вдалеке, почти у самой земли в этом безжизненном пространстве пульсировала красная точка?то наливалась кровавым цветом, то почти исчезала.
Я сделал ещё несколько шагов и замер. Вот тут я и узнал, что это такое, когда волосы встают дыбом. Тут?то и вспомнился, казалось бы, забытый детский ужас. Нечто чёрное, с непомерно большими ушами угадывалось чуть выше адского глаза циклопа. Глаз дёрнулся, совершил полудугу.
«Волк? — лихорадочно подумал я. — Но у волков два глаза… Или черт? Сколько у чертей глаз?»
Красная точка продолжала зловеще пульсировать.
Ничего не оставалось, кроме как отчаянно рвануть вперёд. То ли от скорости, то ли от испуга заколотилось сердце.
В тот момент, когда я проносился мимо красной, вздыхающей точки, до меня донёсся запах махорки, я увидел краем глаза какающего под кустом чертополоха мужика. С горящей цигаркой во рту.
КАПРИЗ.
Многим людям порой хотелось бы покапризничать. Просто хоть немного покапризничать.
…Старик, которому во что бы то ни стало хочется ириску.
Усталая женщина, которой никто никогда не дарил цветы.
Да некому выслушать их каприз. Некому побаловать, хотя бы погладить по голове, утешить. Чем старше становится человек, тем больше он внутренне одинок. Давно нет ни мамы, ни папы, которые любили, прощали и жалели. А может быть, не любили, не прощали и не жалели.
Как странно, что большинство скупо на ласку.
Пусть нас с Мариной иногда упрекают в потакании капризам нашей Ники. Не наказываем её, не вдалбливаем прописные истины. Мы?то знаем, что ты, наша девочка, сама уже умеешь любить, прощать и жалеть.
