— Болен ли я? — повторил он с удивлением. — Да-да, я болен, — быстро спохватился он — ведь и в самом деле неплохая мысль. — Как-то так, знаете, плохо чувствую себя. Верно, отравился чем-нибудь…
Руководитель недоверчиво посмотрел на него.
— Пожалуй, и правда вы неважно выглядите. Постарайтесь прийти в себя. На который час вы договорились с завом приемочной группы?
Душу Леся защемило от страха. Господи Боже мой, зав приемочной группы!..
Лесь не договорился вовсе по самой простой причине: забыл ему позвонить. Потому что в жилом доме напротив вчера мыла окна очаровательная блондинка; прелести этой — особы удержали Леся на служебном балконе, где он и провел несколько приятных часов. А оставшееся время ушло на сладкие и абсолютно нереальные мечты о блондинке. Разумеется, зав приемочной группы, не выдержав подобной конкуренции, совершенно вылетел из головы. После он клятвенно решил позвонить с утра на следующий день, тотчас по приходе на работу, однако сегодня его целиком поглотила увлекательная мысль об убийстве кадровички.
А теперь отвечай вот на идиотский вопрос своего начальства!..
— Чем же это я мог отравиться? — бормотал Лесь, нахмуренными бровями изображая усилия памяти и одновременно выискивая спасительную ложь. — Может, ветчина? Черт-те что продают в магазинах!
— А где вы покупали ветчину? — недоверчиво справился зав.
Про себя он подумал, что это наверняка был алкоголь, но не высказал догадки: насчет потребления своими подчиненными алкоголя зав предпочитал ничего не знать, к тому же сама мысль о пьянке в жару привела его в ужас. Умственные потуги, начертанные на Лесевой физиономии, забеспокоили его и он вернулся к теме.
— Так что с приемочной группой? Вы вообще-то туда звонили?
— Да, — решительно брякнул Лесь. — Звонил и звонил, звонил и звонил… И звонил…
— Ну ладно, звонили и что?
— И не мог дозвониться. Целый день промучился.
Трое сослуживцев Леся приостановили работу. Зав мастерской спохватился — он руководитель, занимает ответственный пост, надо взять себя в руки.
— Ну хорошо, — сказал он мягко. — Мучились вы и звонили, и что? До чего дозвонились?
— Ни до чего, — радостно сообщил Лесь. — В конце концов дозвонился, но он не уточнил времени. Попросил позвонить снова сегодня утром.
— Так чего же вы ждете? Вот-вот позвонит заказчик-инвестор, а я не знаю, на какой час с ним договориться. Он настаивает сразу забрать проект! Позвоните и сейчас же сообщите мне точное время! У вас, надеюсь, все готово?
— Разумеется, — ответил Лесь нерешительно, не слишком-то он был уверен, что именно у него должно быть готово. Всяческие сложные административные отношения как-то не укладывались у него в голове. Он медленно встал.
— Уже звоню, — заявил он, без всякого успеха пытаясь изобразить усердие.
Зав мастерской взглянул на него весьма недоверчиво, поколебался, хотел что-то сказать, но махнул рукой и вышел из комнаты с удрученным выражением красивого лица. Лесь глубоко вздохнул и бросился к телефону.
Через пятнадцать минут стало ясно, что его преследует ужасный рок. Пронзительный дамский голос известил, что зав приемочной группы в командировке и вернется только через два дня. Оглушенный Лесь принялся разглядывать и ласково поглаживать телефонную трубку.
— А может, он и в самом деле чем-то отравился? — заметила сидящая напротив него Барбара. — Вон какой бледный.
Януш и Каролек повернулись к Лесю с умеренным интересом. Служебные проблемы не раз наводили бледность на лица сотрудников, таковыми проблемами занимающихся, удивление скорее вызывал бы цветущий и румяный Лесь.
— Если отравился, то, верно, и в мозгах отозвалось, — Януш критически посмотрел на Леся. — Признавайся, где вчера набрался? Выглядеть так, будто уже не с похмелья, а чуть ли не белая горячка.
— А может, он вовсе и не набрался, просто поел несвежих яиц, — мягко предположил Каролек. — Сдается, именно яичное отравление вызывает отупение.
Лесь взглянул на сослуживцев со страдальческим упреком. Мерзкие, бездушные людишки! Ах, кабы чувствовать себя настоящим мужчиной! И прекратилась бы наконец эта идиотская, беспрерывная нервотрепка и одурение, и все это, само собой, из-за сволочных опозданий! Он бы им показал, на что способен! Им всем и этой, что сидит за столом рядом и глядит на него неодобрительно, если не с отвращением, этой самой зловредной и — ах! — самой прекрасной!
Лесь, как и положено истинному художнику, был чрезвычайно чувствителен к чарам пола, справедливо названного прекрасным. А женщина за столом рядом была поистине достойной представительницей оного. Лесь просто смотреть не мог в удивительные, бездонные, голубые глаза, осененные вызывающе длинными черными ресницами, — какая уж тут паскудная, тягомотная работа, когда совсем рядом двигался стройный стан и прочие формы; и кто тут удержится, чтобы не засмотреться на глубокий вырез или на несравненные ноги; и Лесь, конечно же, мечтал, что когда-нибудь эту великолепную женщину покорит. Покорит, вместе они переживут поразительные мгновения, каких никто не переживал и не переживет, а после он оставит эту женщину! Покинет, ибо должен так поступить. Ведь не станет же он разбивать две семьи и лишать двух невинных малышей их родителей; у нее есть муж, у него — жена, у обоих есть дети, а посему и впредь они будут исполнять семейные обязанности и влачить свое ярмо с гордо поднятой головой, а утраченное счастье осветит их жизненный путь, словно недоступная звезда в небесах…
— Чего это вы на меня уставились, словно баран на новые ворота? — огрызнулась прекрасная Барбара, которой и в голову не приходило трагическое будущее, разделенное с Лесем. — Меня это раздражает. Извольте смотреть в другую сторону, если уж делом не можете заняться.
Грубые слова вырвали заглядевшегося на Барбару Леся из грез о великом романе и вернули к скверной действительности. Ох, Господи, ведь на нем эта приемочная группа, что же делать?
— Януш, что делать? — спросил он беспомощно. — Эта скотина уехала в командировку.
— Не валяй дурака! — всполохнулся Януш, наконец-то проявив живой интерес. — Заказчик сегодня придет за проектом! Ипочка уверил его, что все готово.
— Вот именно! А этот скот умотал и будет только послезавтра. Что делать?
— О Господи, не знаю! Беги, осчастливь Ипочку, пока заказчик не успел позвонить. Ей-богу, не хотел бы я быть в твоей шкуре!
Лесь тоже очень не хотел. Вместо шкуры он самым противным образом покрылся гусиной кожей и гаденький морозец пробрал до костей. Он продолжал сидеть отрешенно и тупо.
— Ладно, а что говорить? Ты сам слышал, что я говорил… что он говорил, что сегодня будет…
— А не надо чепуху плести, — выпалила Барбара. — Солгать толком не может. Господи, ну и растяпа! Да скажите, заказчик, дескать, неожиданно уехал ночью. Прадедушка скончался!
В голове у Леся наконец шевельнулась изобретательность. Он благодарно и с обожанием взглянул на Барбару, встал, выпятил грудь, откашлялся и, без труда состроив удрученную физиономию, отправился к заву.
Зав висел на телефоне, вежливо убеждая висящего на телефоне по другую сторону заказчика, что проект он может получить в любой момент. Лихорадочно сообщенная Лесем в свободное ухо новость заставила зава круто передислоцироваться: ошеломленный, он ни с того ни с сего начал договариваться на послезавтра. В равной степени захваченный врасплох заказчик согласился прийти через два дня, сам не понимая почему. Прежде чем он успел опомниться и запротестовать, зав архитектурной мастерской внезапно положил трубку и обернулся к Лесю…
Разговор продолжался долго; когда бледный Лесь вышел из кабинета, на глаза попалась кадровичка.
Да, ничего не попишешь, ее надо убить. Второй такой назолы во всем мире не сыщешь. После ее смерти никто не станет его сторожить, никто не сунет проклятую книгу опозданий, прекратится, наконец, этот утренний кошмар, отравляющий все его существование! Лесь вздохнет свободно, заживет как человек,
