больше сожалеет.
— А кто это? — поинтересовалась мамуля.
— Вот и мне хотелось бы знать, — ответил сержант со вздохом. И спохватился: — Нет, ничего особенного. Бели не знаете — ничего страшного.
И, попрощавшись, он направился к патрульной машине, в которой уже сидели, поджидая его, остальные члены следственной бригады. Так мы и остались в неведении
— Лагевку убили или Лагевка убил?
— Похоже, у нас еще один Менюшко появился, — вздохнула Люцина.
Марека я разыскала на кладбище. Он ходил между рядами могил и внимательно читал надгробные надписи. У костела какой-то косматый, кряжистый мужик бросил ремонтировать тачку и хмуро наблюдал за Мареком. А больше никого вокруг. Солнце сильно пригревало, пчелы жужжали, тишина и спокойствие. Тишину нарушал лишь хмурый мужик, время от времени ударяя молотком по колесу тачки.
— Никак ты совсем спятил! — приветствовала я любимого мужчину. — Не хватало, чтобы Люцина и твой труп обнаружила.
— Мой? — удивился Марек. — Почему?
— Потому что покойный тоже ходил по кладбищу, и видишь, до чего доходился? Хорошо хоть, что с ксендзом тебе не удастся поговорить.
— А я уже поговорил.
— Говорил с тем, который умер два месяца назад?
— Нет, с теперешним.
— А на кладбище ты что потерял?
— Нашел. Могилы твоих предков. Обычные надгробные плиты, ни одной часовенки, ни одного фамильного склепа. Ведь здесь же некогда и шляхта проживала, и даже, говорят, графы какие-то. Их-то где хоронили?
— А это я тебе могу сказать — на старом кладбище. Там, где мы стоим, не было ни костела, ни кладбища, своих покойников жителям Воли приходилось хоронить далеко отсюда, в другой деревне. А сто лет назад здешняя графиня построила костел, вот этот самый, в надежде, что взамен Всевышний вознаградит ее — возбудит любовь к ней в сердце нашего прадеда. И Всевышний, и прадед не оправдали надежд, графиня покончила самоубийством, запретив в своем завещании хоронить на этом кладбище кого- либо из графского рода. Вот так и получилось, что кладбище оказалось в распоряжении порядочных людей, незапятнанное наличием представителей всякой там выродившейся аристократии.
— Ты меня разыгрываешь? Выдумала bcq это специально?
— Да нет же, не выдумала, за что купила, за то продаю, но факты говорят сами за себя. А факты такие: сравнительно молодой костел, при нем кладбище и отсутствие на нем всяких там графьев. До самой войны их хоронили на старом кладбище. Кстати, в костеле ты не найдешь упоминания о его основательнице, графиня приказала, а Люцина может тебе рассказать всю историю, разукрасив ее новыми подробностями. Видимо, лишь первый ксендз знал, как оно все было на самом деле…
Я не закончила фразы — неожиданная мысль пришла в голову. Покойник о чем-то говорил с ксендзом, и вскоре после этого ксендз умирает. Как по заказу… И уже никто ничего от него не узнает!
— Послушай, Марек! Ты наверняка уже все проверил. От чего умер первый ксендз?
— Не от того, от чего ты думаешь! — последовал немедленный ответ. — Просто от старости. Ему было далеко за восемьдесят, а здоровье никуда. Никто его не убивал, я проверил, сам подумал… Знаешь, меня ваше дело заинтересовало, съезжу, пожалуй, в Люблин.
И Марек углубился в заросшую колючими кустами и бурьяном самую старую часть кладбища. Понятия не имею, зачем ему это нужно. Я не полезла следом за ним в колючие джунгли, а потихоньку направилась к выходу, решив подождать Марека там, на песчаной дороге. От нечего делать принялась обводить прутиком многочисленные следы, отпечатавшиеся на песке, и рисовать свои узоры. Ждать пришлось порядочно. И я заметила — мужик у костела только делал вид, что занимается тачкой, а сам хмуро то и дело посматривал в сторону кладбища, где скрылся Марек.
— Что это за неприятный тип у костела? — спросила я Марека, когда мы возвращались домой. — Очень похож на бандита! И так он нехорошо смотрел на тебя…
— А это здешний могильщик. И в самом деле вылитый бандит, но пока ни в чем бандитском не замечен. Просто неразговорчивый и хмурый мужик.
— Ну, если могильщик, тогда ему и положено быть таким. Слушай, теперь милиция пристает к нам с новой фамилией — Лагевка. Ты случайно никого с такой фамилией не знаешь?
— Случайно знаю. Лагевка — девичья фамилия матери нового покойника. Мария Лагевка. А у Люцины эта фамилия ни с чем не ассоциируется?
— Нет, хотя она и очень старалась припомнить. И вообще глупость какая-то: дело наше, фамильное, а в нем то и дело всплывают чьи-то посторонние фамилии.
Марек ничего не ответил и так долго молчал, что до меня наконец дошло. Остановившись на песчаной дороге, я и его заставила остановиться. Лицо у него было индифферентное, взгляд невинно- задумчивый — верный признак, что он узнал нечто потрясающее. А также верный признак того, что мне и словечка не скажет. И все-таки я попыталась:
— Ну говори же! Вижу — ты что-то знаешь! Не сдвинусь с места, пока не скажешь!
— Сдвинешься, еще как сдвинешься! Долго на такой жаре не выдержишь. Ладно, так и быть скажу. Очень возможно, что все эти посторонние лица… в общем, окажутся, не столь уж посторонними.
Осчастливив меня этой исчерпывающей информацией, он спокойно двинулся к дому. Естественно, я двинулась следом за ним. И в самом деле, под жгучим солнцем на пыльной дороге долго не выдержишь..
Через два дня от свалки за овином и следа не осталось. Мы поднапряглись и расчистили ее общими силами, и теперь ожидали результатов. Интересно, что сейчас предпримет противник? Недовольна была только Тереса.
— А если завтра утром тут будет лежать новый труп? — ворчала она.
Люцина возражала:
— Новый лучше. Неужели ты бы предпочла старый? При такой жаре..
Тереса сразу же перестала ворчать. Мы с Люциной потихоньку от всех распределили обязанности по дежурству на эту ночь, после чего без труда склонили тетю Ядю к увековечиванию расчищенного места на фотопленке. И пошли спать, лелея самые большие надежды на завтрашнее утро.
А утром ничего не произошло. Мы с Люциной были глубоко разочарованы. Столько труда и все впустую? Расчищенное место бывшей свалки оказалось нетронутым.
— Значит, мешал именно покойник, — делилась я своими соображениями с Люциной. — Что теперь предпримем? Вся работа сделана, а наш преступник себя никак не проявил, так и не внаем, чего ему надо. И как заставить его проявить себя — тоже неизвестно, все убрали. Чем теперь заняться?
— Можно начать разбирать развалины, — предложила Люцина.
— Развалин жалко, как никак это памятник старины.
— Так мы не до конца их развалим, может, довольно будет только начать, и он сразу же проявится?
Поскольку больше ничего в голову не приходило, я уже готова была согласиться с Люциной, но тут раздался голос мамули:
— Ни малейших следов! Куда он мог подеваться?
И она выпрямилась над только что выкопанной ею очередной ямкой.
Мы с Люциной переглянулись. Конечно, как же мы сразу не сообразили? Станем с мамулей искать остатки самого старого колодца, нам ведь все равно, чем заняться.
Тереса не верила своим глазам. До сих пор мы все посмеивались над мамулиной идеей фикс, и вдруг ни с того, ни с сего с энтузиазмом принялись ей помогать, вцепились в колодец предков, как репей в собачий хвост, и бросились искать его в окрестностях руинки. Мало того, пытались привлечь к этому бессмысленному занятию и ее, Тересу, и тетю Ядю. Тереса лишь презрительно фыркнула и выразительно
