На следующий день Верочка, как обычно, заступила на дежурство. Утром уехал на работу Качалин, затем приехал Толик, галантно раскланялся и скрылся в лифте. Верочка понимала: Толик Бабенко чужой в среде Качалиных, его цена невелика, он сродни ей – и испытывала к Толику неприязнь. Он платил ей тем же. Внешне они поддерживали отношения самые дружественные, – находясь в одной свите, понимали: пажи в присутствии сеньора не дерутся.
Несколько раз Верочке звонили, она холодно отклоняла приглашения, ссылаясь на здоровье. Утром, сменившись, она поднялась к Качалиным, с самым обычным видом взялась за пылесос. Елена тоже бровью не повела, речка вошла в русло и побежала знакомым путем. Однако Верочка приглашения провести вместе вечер последовательно отклоняла. Дежурила, тщательно убирала квартиру, пила кофе, поддерживала с Еленой и ее гостями разговор ни о чем и уходила.
Так продолжалось неделю, когда Елена сказала:
– У меня к тебе просьба.
– Ради бога, всегда рада, – откликнулась Верочка и по легкой гримасе на лице хозяйки поняла, что ждала правильно – час настал.
– Прилетел один мой знакомый, мы вечером идем на концерт, позже ужинаем вместе. Договорились? – Елена выдержала паузу, добавила со значением: – Только ужинаем.
– Елена, у вас так много очаровательных порядочных подруг, зачем вам проститутка? – Верочка дернула плечиком.
– Прекрати. – Елена поморщилась. – Я тебя не часто прошу.
– Постирать, пропылесосить, убрать, сходить в магазин, съездить к черту на рога, – быстро пересчитала Верочка, – всегда с удовольствием.
– Как знаешь. – Елена растерялась, что с ней случалось не часто.
Гость был нужным человеком, она собиралась обратиться к нему с просьбой. Он видел Верочку однажды, накануне звонил, пригласил ее, Елена категорически обещала.
– Мы, кажется, друзья, – сказала она наконец. – Тебе не стыдно?
– Сто рублей. – Верочка налила себе рюмку, выпила, закусила лимоном.
– Чтобы съездить на концерт и поужинать? – возмутилась Елена.
– У каждого своя цена. – Верочка решила, что унижает хозяйку, и торжествовала.
Подумав, Елена оценила заявление Верочки иначе, зашла в спальню, принесла деньги.
– Ты ошибаешься, Верочка, такие деньги не принесут тебе независимости, даже наоборот.
– Жизнь покажет, – изрекла Верочка и встала из-за стола. – Во сколько и куда я должна явиться?
– Дурочка. – Елена ласково улыбнулась, хотя готова была надавать пощечин девчонке. – Приходи сюда около пяти.
– Слушаюсь. – Верочка кивнула и удалилась с видом победительницы.
Сначала Верочка хотела накопить тысячу, затем уехать, не оставив адреса. Но оказалось, что деньги обладают магической силой, они не просто бумага разрисованная, за которую можно получить пищу, одежду и иные материальные блага. Это еще и образ жизни, и мировоззрение. Если человек не оплачивает деньги трудом, у него атрофируются не только трудовые навыки, но и нравственность. Девальвация наступает мгновенно, сегодняшние рубли завтра превращаются в копейки.
Буквально через несколько месяцев Верочка поняла, что необходимой суммы ей не накопить никогда. Она чувствовала, как стремительно падает, остановиться не может. К тому же она начала выпивать ежедневно; утром, мучаясь похмельем, все чаще задумывалась: что же делать и кто виноват?
Елена Качалина? Почему она не падает? Почему к ней все относятся с неизменным уважением или боязнью? В чем секрет? «Она что-то не сказала мне. Она меня обманывает и эксплуатирует!» Так в маленькой женщине начала расти большая ненависть.
Верочка чувствовала: Елена за ней наблюдает, смотрит порой с любопытством, иногда с жалостью, что приводило Верочку в бешенство. Однажды, когда она, сдав дежурство, пришла к Качалиным, включила пылесос и собиралась начать уборку, Елена обняла ее за плечи и сказала:
– Сегодня объявляется выходной!
Они расположились, как всегда, на кухне, чаевничали. Елена отвечала на телефонные звонки сухо, быстро прерывая разговор. Верочке казалось, что хозяйка нервничает и чего-то ждет.
– Мадам, вы сегодня не в духе, – язвительно обронила Верочка. – Мужики взбунтовались, оброк не несут?
Елена болезненно поморщилась, сходила в спальню, принесла чемодан.
– Я собрала для тебя, Верочка. Не пойми превратно, это не с барского плеча в милость прислуге, а подарок женщине от женщины.
– Обожаю подарки! – воскликнула беззаботно Верочка, открывая чемодан и решая, какие это грехи замаливает мадам и о чем будет просить.
Вещи в чемодане лежали новые, модные, других у Елены и не было. Верочка приложила к груди горчичного цвета батник и искренне сказала:
– Большое спасибо, мне неудобно брать…
– На всю жизнь не напасешься, на первое время тебе хватит, – голос Елены звучал напряженно. – В Кургане ты будешь смотреться модницей.
– Я не собираюсь в Курган, – беспечно ответила Верочка, вытаскивая из чемодана великолепное палевое платье, которое лишь однажды видела на хозяйке.
– Надо, девочка, надо. Ты сядь, поговорим.
Верочка захлопнула чемодан, предвкушая, как притащит его домой и неторопливо разберет, все перемеряет.
– «Надо», – она презрительно оттопырила губку, – сами поезжайте, мне и здесь хорошо. – Настроение у Верочки было преотличное, она все еще не понимала серьезность Елены и ее намерений.
– Я буду жить в Москве, а ты вернешься в Курган к мужу. – Елену раздражали собственная нерешительность и смущение, фраза прозвучала излишне категорично.
– Вы мне не мама…
– Насколько мне известно, – перебила Елена, – тебе никто не мама и не папа, ты самостоятельная. Подожди, подожди. – Она взяла Верочку за руку, вновь заговорила ласково: – Верочка, пойми, не готова ты жить одна, тебе нужен и лоцман, и щит – прикрытие. Каждой женщине нужен муж, тебе он необходим. Иначе ты кончишь плохо. Я не хочу мучиться кошмарами.
– Не мучайтесь, не переживайте. – Верочка дернула плечиком. – Я проживу без вашей помощи.
Елена вздохнула, махнула безнадежно рукой:
– Я хотела как лучше. Даю тебе на раздумье месяц, у меня можешь больше не убираться, я и так тебе заплачу, на чашку чая заходи, всегда рада.
Через два дня старушка, у которой Верочка снимала койку, пряча выцветшие глаза, прошамкала: мол, пожила, девочка, пора и честь знать. Вскоре появился и участковый, держался отечески, но был непреклонен: поступай в институт, иди штукатуром на стройку, а лучше возвращайся в Курган, в Москве болтаться кончай, будут неприятности. Знакомые мужчины звонили все реже, деньги таяли, Верочка бросилась к Елене, но мадам лишь напомнила, что две недели уже прошли.
Верочка раздумывала над своими горестями и пришла к выводу, что выжить ее из Москвы решила Елена твердо, а победить ее трудно, практически невозможно.
День сегодняшний
Вера осунулась, подурнела. Медленно вытащила руку из узкого кармана джинсов, разжала сведенные судорогой пальцы, и на стол упал бумажный комочек. Лева взял его двумя пальцами, отложил в сторону:
– Спасибо.
Он подошел к бару, открыл бутылку тоника, налил два бокала, один подал Вере, усадил ее на диван, вернулся на свое место:
– Приятный напиток. Я слышал, мы начали его изготовлять. Не пробовали?
Девушка пила воду, стакан звякал о зубы. «Надо иметь при себе валерьянку, элениум в таблетках», – подумал Лева. Он взял со стола сигареты, перехватил взгляд девушки, прикурил одну, другую отдал Вере. Они молча курили. Лева курить не умел и, несколько раз пыхнув, смял сигарету в пепельнице. Сейчас необходимо переупрямить, перемолчать, как в детстве. Вера должна заговорить первой: виновата – делай первый шаг. Случается такая позиция при игре в шашки – кто начинает, тот проигрывает. Лева откинулся на спинку кресла, устраиваясь поудобнее, вытянул ноги, набираясь терпения, подумал, как при этом выглядит, и непроизвольно улыбнулся.
– Чего смеетесь? Разворачивайте, читайте – хохотать будете!
Лева привстал, протянул девушке пепельницу.
– Мерси! Опытного детектива изображаете, психологическая обработка? Убийца пойман и изобличен? – Вера показала худенькую костлявую фигу.
«Она знает, что Качалину убили, – понял Лева. – Сергачев предполагает – так он наблюдательный и хладнокровный мужчина. А девочка, состоящая из нервов, алкоголя, жалости и любви к себе, откуда знает она?»
Гуров начал восстанавливать возможную последовательность действий. Импульсивная, склонная к истеричности девушка поссорилась с хозяйкой, у которой убирала квартиру. Вера и не помышляла об убийстве, ударила сгоряча, схватила, что под руку подвернулось, и ударила, случайно попала в висок. Опомнилась, испугалась, начала создавать эту нелепую инсценировку, затем позвала Сергачева. История не имеет никакого отношения к работе коллег из УБХСС. Лева, как каждый опытный человек, не любил случайных совпадений, но знал: время от времени они происходят. Психологически эта версия наиболее достоверна, представить, что подобное мог совершить Толик, Качалин или Сергачев, значительно труднее. Был, правда, один факт, который не укладывался в схему. Лева сразу его выделил, отложил в сторону, теперь взялся за него, решая, каким образом можно его пристроить, чтобы он не торчал из мешка шилом, которое, как известно, не утаишь. Вера не боится! Она капризничает, устраивает сцены, явно нервничает, но не боится. Будь она убийцей, то, глядя на меня, должна приходить в ужас. Простая, добротная версия рушится, реалистическая бытовая картина превращается в произведение сюрреалиста.
«Добрее надо быть, Гуров, добрее. Девушка должна чувствовать твое расположение. Сделай вид, что ты не слышал ее слов об убийце, двигайся потихоньку дальше». Лева улыбнулся и беспечно спросил:
– Денис Сергачев видел, как вы вырвали страницу?
– Вот еще! Что я, дура, по-вашему? Дэник из кухни вам названивал, я тут одна была.
– Зачем вы это сделали?
– Прочтите.
– Лучше вы мне сами расскажите.
