Я вкратце рассказал ему про свое приключение. Немного помолчав, он спросил:
— Доктора зовут Альберт?
— Да.
— Одно время он лечил Кристл. Несколько раз приходил к нам, когда… в общем, когда она перепивала. Сразу же хватается за шприц. А жена у него… обождите-ка, что-то там было с его женой… Ну да, покончила самоубийством.
— Когда?
— Не помню. Довольно давно. Я с ними не особенно общался. Что собираетесь делать дальше?
— Собираюсь на Пумье озеро, хотя ехать уже немного поздновато.
Он сказал, что времени у меня достаточно, к тому же в горах темнеет на час позже.
Я ответил, что тогда все прекрасно, и мы бросили трубки.
5
Сан-Бернардино пекся в мареве послеполуденного солнца. Жара стояла такая, что обжигало язык. Ловя ртом воздух, я остановился купить фляжку спиртного на случай, если обессилю в дороге, и начал долгий подъем к Крест-лайну. Через пятнадцать миль шоссе взобралось на пять тысяч футов, но прохладнее не стало. Еще через пятнадцать миль я въехал в окруженный высокими соснами поселок Бьющие Ключи. Там и было всего-то что заправка да дощатый магазинчик, зато свежо, как в раю. До конца пути жары больше не чувствовалось.
Дамбу на Пумьем озере охраняли вооруженные часовые: двое по концам, один — посередине. Первый приказал мне при въезде закрыть окна. Метрах в ста от дамбы по воде тянулась веревка с пробковыми поплавками, преграждавшая путь лодкам. Других примет военного времени я не заметил.
По голубой воде скользили байдарки, тарахтели моторки и, как разгулявшиеся мальчишки, заходя на крутые виражи и вздымая широкие полосы пены, пижонили быстроходные катера. Девушки в них повизгивали и окунали руки в воду. Покачиваясь на волнах, там и сям сидели рыбаки, которые заплатили за рыбалку по два доллара и теперь пытались подцепить хоть какую-нибудь рыбешку, чтобы компенсировать затраты.
Шоссе скользнуло вдоль гранитного склона, и впереди открылось луговое разнотравье, где отцветали дикие ирисы, белый и фиолетовый люпин, дубровка, водосбор, мята и пустырник. Высокие красноватые сосны вздымали к безоблачному небу свои вершины. Шоссе снова повернуло к озеру, и пейзаж расцветился девицами в пляжных сандалиях на толстой подошве, в ярких брючках или с голыми ляжками, с лентами в волосах или в крестьянских косынках. Через дорогу то и дело осторожно переезжали велосипедисты и время от времени с треском проносились возбужденные юнцы на мотороллерах.
В миле от поселка шоссе разветвлялось, в горы уползала дорога поуже. На грубой деревянной доске было написано: «Оленье озерцо — 1? мили». Я свернул. Первую половину пути на склонах кое-где попадались коттеджи, потом они исчезли. Наконец у очень узкого проселка я увидел еще один деревянный указатель: «Оленье озерцо. Частная дорога. Посторонним вход воспрещен».
Я повернул туда «крайслер» и пополз в тишине, объезжая огромные гранитные глыбы, мимо небольшого водопада, сквозь лабиринт черных дубов, буков и зарослей толокнянки. На ветке пронзительно свистнула сойка, потом на меня заверещала белка, зло стукнув лапой по сосновой шишке. Дятел с алой грудкой бросил долбить кору, глянул на меня бусинкой глаза, затем перескочил на другую сторону ствола и глянул второй бусинкой. Я подъехал к воротам из пяти перекладин, где висела последняя вывеска.
За воротами дорога покрутилась еще с сотню ярдов, и внезапно между деревьев, травы и скал блеснуло небольшое овальное озеро, похожее на каплю росы в ложбинке зеленого листа. У ближнего края его пересекала грубая цементная плотина с веревочными перилами поверху и старым мельничным колесом сбоку. Рядом был небольшой дом из неотесанной сосны.
На противоположной стороне — длинным путем по дороге, коротким через плотину — у воды стоял большой коттедж из красного мамонтового дерева, а дальше, на солидном расстоянии друг от друга, виднелись еще два коттеджа. Все три были заперты, с занавешенными окнами и имели заброшенный вид. На стеклах первого коттеджа висели оранжево-желтые жалюзи, на воду смотрела застекленная веранда из двенадцати рам.
У дальнего конца озера виднелось что-то похожее на маленький пирс и рядом — дощатый павильон для костра. На павильоне висел иссохший деревянный щит с надписью большими белыми буквами: «Пристань Килкарс». Не найдя смысла в подобной надписи в подобном месте, я вышел из машины и стал спускаться к ближнему дому. Где-то позади него ухал топор.
Я забарабанил в дверь. Стук топора прекратился, и до меня долетел громкий голос. Я присел на камень и закурил. Послышались шаги — шаркающие, неровные, — и из-за угла показался человек с грубым, обветренным лицом. В руке он держал топор.
Невысокий и очень плотный, этот человек хромал — при каждом шаге он подкидывал негнущуюся правую ногу и тащил ее по кругу. Подбородок его покрывала темная щетина, голубые глаза смотрели спокойно, а давно не стриженные волосы падали на уши. На нем были синие хлопчатобумажные штаны и синяя рубашка, открытая на мускулистой загорелой шее. Из уголка губ свешивалась сигарета.
— Вам чего? — спросил он хриплым голосом. Выговор был не местный.
— Мистер Билл Чесс?
— Он самый.
Я встал, вынул из кармана записку Кингсли и протянул ему. Он искоса глянул на нее, тяжело захромал к дому и вернулся с очками на носу. Внимательно прочтя записку два раза, он убрал ее в карман рубахи, застегнул пуговицу и протянул мне руку.
— Рад познакомиться, мистер Марло.
Мы обменялись рукопожатием. Ладонь у него была шершавая, как рашпиль. Спокойно оглядев меня, он ткнул пальцем в сторону дальнего берега:
— Желаете осмотреть коттедж? Что ж, с удовольствием покажу. Он что, собрался продавать?
— Чем черт не шутит, — сказал я. — В Калифорнии все продается и покупается.
— Что точно, то точно. А коттедж вон тот, из мамонтового дерева. Изнутри обшит сосной, крыша крепкая, фундамент и крыльцо каменные. Есть ванная с душем, на всех окнах жалюзи, большой камин, в хозяйской спальне стоит печка — очень нужная вещь весной и осенью, а кухонную плиту можно топить хоть керосином, хоть дровами. Все самого лучшего качества. Обошелся в восемь тысяч — для коттеджа в горах деньги немалые. И еще свой собственный резервуар для воды, повыше в горах.
— А электричество и телефон? — спросил я из вежливости.
— Электричество; понятное дело есть. А телефона нет. Сейчас с этим трудно. Да и подвести линию обойдется недешево.
Он смотрел на меня спокойными голубыми глазами, а я смотрел на него. Лицо задубевшее, и ясно, что не дурак выпить: сквозь чуть припухшую, лоснящуюся кожу проступают вены, глаза поблескивают.
— Кто тут сейчас живет? — спросил я.
— Никого нет. Была миссис Кингсли, да несколько недель как уехала. В любое время может вернуться. Он вам разве не сказал?
Я сделал круглые глаза:
— Она что, перейдет к новому владельцу вместе с коттеджем?
Чесс было нахмурился, но тут же откинул голову и захохотал. Хохот этот, напоминающий выхлопы только что заведенного трактора, начисто взорвал лесную тишину.
— Вот потеха так потеха, — задыхался он. — Надо же! «Перейдет к новому владельцу…» — Он снова расхохотался, но вдруг его губы крепко сжались.
— Да, коттедж что надо, — сказал он, подозрительно присматриваясь ко мне.
— Кровати удобные? — спросил я. Он наклонился вперед и улыбнулся:
— Захотелось в морду?
Я открыл от удивления рот.
