тенниску.
— Вот она вещички ваши, ну, которые стиранные…
— Спасибо, спасибо… Не подскажете, который час?
— Да пора вставать, чай уже сделался. И Нинка наказала, шобы спускались! А так рано ещё, Борис Фёдорович токо-токо за стол севши.
Ну, что ж, придётся спуститься. Там, внизу, взгляд сразу упёрся в работающий телевизор, и только потом заметил и Нину Васильевну, и Бориса Фёдоровича. Вид у обоих был озабоченный: что-то случилось? А он сам не догадывается?
— Ну, гостёк, ты сегодня рано… Ну, садись, заправимся, — вяло пригласил хозяин к столу.
— Доброе утро! — отодвинул стул гость.
— Доброе, доброе, а вот кому и не очень… Ты ж, Коля, и не слыхал, а вечером передали: олигатор из колонии сбежал, да, сбежал! О, какие дела!
«Олигатор? Это что же, по ассоциации — аллигатор, эксплуататор? Забавно». Только надо что-то на это и ответить.
— Что вы говорите? И когда? — равнодушно, без всяких усилий над собой спросил гость. Он был уверен: Борису Фёдоровичу зачем-то нужна его реакция.
— А этого не сказали. Убежал, а что и как, они и сами не знают. А потом найдут чего сбрехать! Нет, ты рассуди, его ж так охраняли, и муха не пролетит, а он взял и убёг. Так тут и гадать нечего — сами охранники и помогли…
— Вполне возможно, — охотно согласился гость.
— А в телевизоре сказали, что всё из-за границы сделано было, — вставила своё слово и хозяйка. — У нас женщина знакомая здесь, в Шиванде, живёт, у неё в той колонии двоюродного брата сын сидел. Так он рассказывал, этот миллионер так нагло себя вёл, со всеми через губу разговаривал, а капризный какой, говорит, всё фыркал: и то ему не так, и это…
— Что вы говорите! — начал энергично размешивать сахар гость, но что-то эту энергичность остановило, то ли пауза в разговоре, то ли эти изучающие взгляды. Не переигрывай, приказал он себе.
— Так ты возьми во внимание, кто он, а кто они? — загорячился Борис Фёдорович. — Там кто сидит? Одна ж нищета! Понятное дело, ему было поперёк горла рядом с ней обретаться… Скоко этих колоний, может, тыща, а его обратно сюда вернули, носом стали тыкать: сиди тут! Ну, он, само собою, терпеть не стал, кончилось у мужика терпение! Да и у кого бы не кончилось?
— Наняли ему людей из-за границы, за большие деньги отчего же не нанять, — тянула своё Нина.
— Ну, они теперь брехать всякое будут, а без вохры в этом деле не обошлось. О! Зараз нам всё доложат, — развернулся Борис Фёдорович к телевизору. — Уже уселся, листочки перебирает… А ну, Васильевна, сделай звук! Может, уже нашлась пропажа…
В молчании все трое уставились в экран. Только в бодрых утренних новостях о побеге красноозёрского заключённого не сказали ни слова.
— Видать, не поймали, а то б похвастались! В обязательном порядке похвастались! А счас лови его, будет он ловцов ждать, как же! Теперь ищи-свищи его! — резонировал Борис Фёдорович, допивая чай. А Нина, чувствовал беглец, настороженно наблюдала за ним. Хочет понять, он не он? Но ему не привыкать к рассматриванию, потому пристальные взгляды женщины не тревожили, почти не тревожили. Но уходить из дома надо, и как можно быстрее.
— Ну, что, Николай? Чем займёшься?
— Да вот хотелось посмотреть окрестности, что за курорт такой — Шиванда.
— Сходите, сходите, — поднялась из-за стола хозяйка. — Попробуйте нашей водички. А то были в наших краях, а вспомнить нечего…
— А что, источники здесь горячие?
— Вода холодная, но хорошая вода, хорошая, — стоя у двери, стал пояснять хозяин. — Я бы это… довез тебя, но еду в другую сторону… Да тут недалеко, сходи, прогуляйся…
Нина вслед за мужем вышла на крыльцо, а он, оставив недопитый стакан, бросился по лестнице наверх. Натянув жилет и кепочку, похлопал по карманам: футляр с очками, деньги на месте, и оглядел жёлтую комнату. Нет, ничего не оставил! Хорошо, сумка осталась у вертолётчика, просто замечательно, что он забыл её в машине. Чёрт с ней, с курткой, как-нибудь перебьётся, но теперь он пойдёт налегке, будто и вправду погулять. Погулять и не вернуться. А то изучающие взгляды хозяйки, её настороженность и сухость, совсем не случайны. Нет, определённо, отношение хозяйки дома изменилось. Он что-то не так сделал? Ведь если бы она опознала, то… Что то! Он просто не знает, как должны вести себя люди, догадавшиеся или уже опознавшие, особенно если это опознание касается его, лично его! Способность субъекта к познанию объекта… Способность субъекта к познанию объекта, всплыло вдруг и привязалось… Способность объекта…
Спустившись вниз, он подошёл к двери кухни — Нина была там, мешала что-то в кастрюле. Он громко поблагодарил, она, не оборачиваясь, ответила: пожалуйста, пожалуйста.
— Я пойду, пройдусь, — счёл нужным ещё раз предупредить гость.
— Идите, идите, калитка открыта…
На веранде он натянул кроссовки и спустился с крыльца. Собаки в своём загоне забеспокоились, но тут же и притихли. День обещал быть нежарким, ветерок качал верхушки сосен, сыпал последними листьями, в глубине дома играло радио. И всё вокруг было мирным и обычным, только у него внутри всё перевернуто, и в связи с этим полнейший беспорядок в башке. И нервы сдают, вот и вздрогнул, когда окликнула Нина и протянула ему белый бидончик, такой небольшой, литра на три.
— Я что подумала? Раз идёте к санаторию, так наберите-ка и в дом водички, а то и послать за свежей некого. Наберёте?
«Как это некстати!», — подумал он, но вслух пробормотал: да, да, конечно.
— Вас когда ждать, а то Толик приедет…
— Я ненадолго, через час-полтора вернусь.
И уже за воротами стал корить себя, зачем обозначил время. Ведь если он не вернется, тогда все поймут, что он не просто так ушел. Он бы и ринулся в эти сосны, и побежал бы, не разбирая дороги, но вертолётчик… А что, если подождать его у дороги? Какой дороги? Плохо нет карты! Может, поискать в посёлке, есть же там книжный магазин? Да-да, купить карту и выяснить, какая дорога ведёт на Читу, и пойти навстречу.
Но в посёлке никакого такого книжного магазина не было. То ли посёлок был слишком мал, то ли книги без надобности. Вот часовенка была, продуктовые магазины были. Что ж ещё надо? Нет, оказывается, есть ещё газетный киоск. Там, за стеклом были детские игрушки и женские мелочи: флаконы, коробочки, заколки, и только в глубине можно было разглядеть газеты, почему-то только спортивные. Киоскёр, молодая женщина, подсчитывала что-то на калькуляторе. На его «добрый день» она не ответила, продолжала тыкать в кнопки пальцем.
— Скажите, у вас карты есть? — громко спросил он. Не поднимая глаз, женщина достала откуда-то снизу колоду игральных карт и бросила её к окошку.
— Нет, не это. Мне нужна географическая карта Забайкалья.
— Всем нужна, на днях последнюю продала, — задержала взгляд на незнакомце женщина. — А зачем вам карта? Боитесь заблудиться в нашей дыре? Так вы у себя в санатории спросите, там должна быть…
— Спасибо. Я последую вашему совету, — делая вид, что рассматривает витрину, заверил он женщину. Но тут же чертыхнулся: нельзя было спрашивать про карту! И гулять вольно нельзя! Но зачем-то стал кружить по посёлку, старательно обходя людей, машины и, нарезая круги, оказался у самого санатория. Бетонный корпус стоял на возвышении и был виден издалека: вывеска «Санаторий Шиванда»… чаша со змей… транспарант — «Приятного отдыха — крепкого здоровья!»
Он представил себе крошечные номера, в которых был слышен малейший шорох из такого же соседнего, бесконечный и гулкий зал столовой, может, чуть получше, чем в колонии. А в зэковской совсем не пахло едой, пахло тараканьей морилкой, дезинфекцией, разлитой лужицами по серому бетонному полу. И так явственно вспомнился тот отвратительный, неживой запах, и его тут же передёрнуло.
И всё остальное в Шиванде мало отвечало курортному месту: и огороженный серым шифером вход в
