дернулись и опустились. Он стоял, безмолвно подергиваясь.
— Миша, — сказал он. — Не забирайте у меня мою Нану.
— Что?
Его глаза наполнились слезами, в них играли радуги.
— Вы не понимаете, каково мне было без нее, — продолжал он, сопя носом. — Когда она была в Нью-Йоркском университете, а Буби изучал этническое музыковедение в Калифорнийском университете, мне было не для чего… не для чего жить. Такие люди, как ваш отец и я, — мы принадлежим к другому поколению. Семья — вот что мы знаем. Мы не можем жить так, как теперь живут люди: один ребенок в Сан-Диего, другой в Лондоне, третий в Калифорнии. — Он вытер глаза.
— Но вы же, конечно, не собираетесь оставить ее
— Вы можете остаться оба. Стать мужем и женой. После русской бомбежки на следующей неделе все утрясется. Вот увидите. Я отдам вам часть сигаретного бизнеса, — впрочем, вы и не нуждаетесь в части чего бы то ни было.
— Но мы здесь умрем, — возразил я, вытирая нос.
— Не обязательно. Разве вы не понимаете? Я сделаю все, чтобы ее удержать. Вы — сын своего отца. Он убил американца только для того, чтобы вы не смогли его покинуть.
Чайки кружили совсем низко над мертвой овцой, и официанты «Дамы с собачкой» хватались за свои пистолеты. Я вспомнил, как чайка атаковала британского ребенка на видеопленке, запечатлевшей убийство моего отца. Куда бы я ни попал — всюду хищные птицы высматривали добычу. Я взглянул на небо, серое от дыма — от черного дыма жаровни «Дамы с собачкой» и от завесы над городом, в котором все еще полыхали пожары.
— Миша, — обратился ко мне Нанабрагов. — Миша, как вы можете меня винить? Ваш отец убил оклахомца, чтобы быть уверенным, что вы не сможете вернуться в Нью-Йорк.
— Я знаю, — сказал я просто.
— Он хотел удержать вас возле себя. Он так скучал без вас. Разве есть что-нибудь важнее отцовских объятий?
— Ничего, — прошептал я.
И тут мистер Нанабрагов бросился мне на шею, плача и дергаясь. От них по-прежнему несет прогорклым потом, от наших стариков. Несмотря на все французские одеколоны и увлажняющие гели, этот запах под мышками неистребим.
— Миша! — вскричал мистер Нанабрагов. — Вы должны обещать, что не отберете у меня мою Нану.
Я чувствовал, как он судорожно дергается в одном ритме с замедляющимся биением моего сердца.
— Я очень рассержусь, если вы это сделаете, Миша, — сказал он. — Так что вы должны мне обещать, что она не уедет.
Я почувствовал его горькую слюну у себя на затылке.
— Обещаю, — ответил я.
Глава 42
ЖВАЧКА И КОКА-КОЛА
Мы отбыли через несколько дней. Было девятое сентября. День был светлый, дышалось легко, и все говорило об избавлении от летнего зноя. Вокзал находился на Террасе Свани, но мы не приняли никаких мер предосторожности. Блокпосты федеральных сил и ГКВПД полностью исчезли, и граждане свани и сево могли, пошатываясь, беспрепятственно разгуливать где угодно и умереть на той террасе, где им вздумается.
Мы стояли в зале ожидания под выцветшим портретом диктатора свани Георгия Канука, на чьей серьезной старческой физиономии один комментатор написал: «ТЕРРОРИСТ № 1», а другой — «ОТЕЦ НАЦИИ». Мать Наны тайком выбралась из дома, чтобы с нами попрощаться. Вдали от своего двора и кухни она была совершенно другим человеком, толковым и эмоциональным. Полуденное солнце тронуло ее бледные щеки домашней затворницы. Хотя она лила слезы по поводу отъезда дочери, делала она это с тайным восторгом.
— Благослови вас Бог, — повторяла она мне и Нане. — В Брюсселе, в Нью-Йорке, куда бы вы ни попали. Бог будет следить за вами отеческим оком.
— Скажи папе, что у меня разрывается сердце, — попросила Нана. — Скажи, что я вернусь, как только закончится война, так что, может быть, им следует поторопиться и свернуть ее к рождественским каникулам. Между прочим, на счете в городском банке остались деньги? Я еще не заплатила университетскому казначею.
Госпожа Нанабрагова вытерла слезы.
— Ты теперь с Мишей, — сказала она, указывая на то место, где у меня был бумажник. — Миша будет тебе отцом, и в его колодце всегда найдется для тебя вода. — Мать и дочь улыбнулись и обняли друг друга.
Я сердился на Нанабраговых, и они внушали мне отвращение, но я невольно растрогался при виде их расставания.
— Будьте осторожны, маленькая мама, — предостерег я Нанабрагову. — Русские планируют бомбить город на следующей неделе. Вы должны укрыться в вашем подвале.
— О, они никогда не станут бомбить
Нас проводила к поезду целая армия мужчин с самодельными лейблами, на которых было написано: «СИЛЫ БЫСТРОГО РЕАГИРОВАНИЯ „АМЕРИКЭН ЭКСПРЕСС“». Наши защитники обращались с нами грубо — ведь они были солдатами: швыряли наши лэптопы на гравий и тащили нас за рукав. Мы тихонько ругали их на чем свет стоит, но тем не менее радовались при виде их грозного оружия — особенно впечатляло противотанковое орудие, которое тащили впереди нас.
На платформах было пустынно. Все рельсы разбомбили, и они представляли собой перекрученные эллипсы, ставшие популярными благодаря одному американскому скульптору. В порядке был только путь, на котором стояли паровоз и два вагона «Америкэн Экспресс». Это были старые советские вагоны, доведенные до блестящего западного стандарта. На паровозе красовался логотип: «АмЭкс». Абсурдистанские детишки разрисовали вагоны сценками лучшей жизни для себя: темноволосые мальчики и девочки с крестами свани и сево со счастливым видом летали между Эйфелевой башней, зданием парламента в Лондоне и «падающей башней» Пизы. «ЧТОБЫ ВЫИГРАТЬ, НУЖНО ИГРАТЬ», — написали дети большими зелеными буквами под плодами своей неуемной фантазии. На крышах вагонов расположились члены «Сил быстрого реагирования „Америкэн Экспресс“», устанавливая свои минометы и размахивая автоматами, которыми они как бы грозили небу.
Нас передали относительно приятной группе бывших коллег Наны из «Америкэн Экспресс», которые сразу же сообщили нам, что солдаты — просто «волонтеры» и не имеют никакого отношения к компании «Америкэн Экспресс». Нам вручили на подпись целую кипу документов, в которых компания отказывалась от ответственности за нашу возможную смерть от рук отчаявшегося голодающего народа, который мародерствует на железнодорожных путях.
Один из вагонов был превращен в плюшевый ирландский бар под названием «Молли Мэллой», филиал которого обслуживал многонациональных служащих нефтяных компаний на Интернациональной Террасе (если оглянуться назад, то можно сказать, что краны его пивных бочонков давали большую прибыль, нежели нефтяные скважины). Деревянные панели были искусственно состарены и покороблены; не хватало только подлинных запахов мочи и пирожков с мясом. Бармен, импортированный татарин в веселой зеленой шапочке, попросил нас вернуться к шести, когда цена лучших напитков снизится до 20 долларов.
Я отослал Тимофея спать в служебное помещение и вернулся в наше купе. Плюшевые подушки и
