кровопийц.
– Так вот, мне интересно, русалки – это всегда утопленницы? Самоубийцы? – обращаясь сразу ко всем, спросила Маша.
– Не только, – неожиданно подала голос Анна, – если утонет ребенок, некрещеная девочка, то она тоже превратится в русалку. Именно поэтому детям запрещали купаться в русалочью неделю и ходить в лес или поле.
– Какой ужас! Русалки воровали детей? – воскликнула Маша. – Но зачем?
– Что значит – зачем? – Анна аккуратно разливала чай по кружкам. – Русалки как таковые, вообще-то, нечисть, нечистая сила, воздушные и водяные духи – изначально бесовское порождение, нежить, одним словом. Русалка-утопленница ничего общего не имеет с той, кем она была когда-то. И далеко не каждая утопленница превращается в русалку, а только самоубийца.
– Народ, давайте сменим тему, – взмолился Пашка, – ну ее, эту дохлую рыбу.
– Паш, помолчи, – прикрикнула на него Маша и снова повернулась к Анне: – Значит, ребенок не может превратиться в русалку, ведь ребенок не по своей воле тонет?
– Меня мати родила, некрещеную хоронила… – тихонько пропела Анна.
– Я крещеная, – с гордостью заявила Маша. Ребята переглянулись.
– Блин, а я крестик не ношу, – воскликнул Пашка, – теперь меня точно утащит к себе какая-нибудь русалочка.
– Тихо! – Наташа встрепенулась и прижала палец к губам, разговор оборвался, все замерли. – Слышите? Там как будто плеснуло…
Егор встал и направил фонарик на озеро. Синеватый луч пробежал по гладкой, как стекло, воде, маслянисто поблескивающей, тихой.
– Рыба, наверно, – преувеличенно бодрым голосом сообщил Егор. – Здесь наверняка много рыбы? А, Вить?
– Да, рыбы хватает, – ответил Виктор.
– Жаль, удочки не взяли.
– У нас там есть кое-какие снасти, – сказал Виктор, – но я в этом мало понимаю.
И снова все замолчали, прислушиваясь. Но слышны были только вскрики ночной птицы, потрескивание углей в костре да чуть слышный скрип старого дерева.
– А что, если мы им мешаем? – шепотом спросила Маша.
– Кому? – выдохнула Наташа.
– Русалкам. Они сейчас наблюдают за нами и не могут выйти, потому что нас слишком много, и костер… у меня лицо горит, так всегда бывает, когда кто-то за мной наблюдает, – объяснила Маша.
– Харе, Мась. – Пашка вскочил на ноги и громко крикнул, сложив ладони рупором: – Э-ге-гей! Нечисть подводная, выходи! Биться будем! – Его крик утонул в тишине, как в вате, словно его проглотили.
– Что-то мне не по себе. – Наташа передернула плечами, как будто озябла.
– Сыро. – Виктор подложил в костер несколько сухих веток, они вспыхнули.
– Хорошо бы завтра все-таки поваляться на солнышке, – мечтательно произнесла Наташа.
– Если оно будет, – зачем-то продолжила Анна.
Ночь сгустилась настолько, что даже оранжевые сполохи костра не могли рассеять темноту, светло было только вокруг него, да и то едва-едва, настолько, чтобы различить лица ребят.
Илья, опершись локтем, полулежал на пеньке и думал о том, что, когда сидишь ночью у костра, он создает такое пространство, вроде защитного купола, небольшое, но весьма надежное, уютное даже. Человек чувствует себя не таким одиноким и беспомощным, все благодаря огню. Он вспомнил миф о Прометее, укравшем небесный огонь и подарившем его людям, и еще пришла мысль о генетической памяти. Казалось бы, дома в городе или в избе сейчас было бы гораздо комфортнее, можно закрыть двери, затопить печь, включить электричество, так ведь нет же, они зачем-то пришли на берег озера, разожгли огонь – подарок древнего титана и, сидя вокруг, пугают друг друга детскими сказками…
За спиной отчетливо хрустнула ветка. Илья резко обернулся и, естественно, никого не увидел.
– Ты чего? – спросила Маша.
– Там кто-то ходит, – быстро сказал он, поднимаясь. – Эй, кто здесь? – Илья шагнул в темноту, за ним следом поднялись и Егор с Виктором. По зарослям кустарника забегали лучи фонарей.
Метнулась чья-то тень, кто-то определенно прятался в кустах.
– Эй, кто здесь? – негромко и спокойно повторил Виктор, лишь слегка повысив голос. Никто не ответил.
– Может, собака, – предположила Наташа.
– Сейчас проверим, – Егор решительно направился к кустам. Оттуда послышался громкий треск, шелест, кто-то стремительно продирался сквозь заросли.
– Эй! – еще раз прикрикнул Егор, но в кустах уже все стихло.
– Ушел, – разочарованно сообщил Пашка, он уже успел обежать все вокруг, но таинственного гостя не поймал.
Все снова уселись у костра. Испеклась картошка. Ее доставали из золы, перекидывали с ладони на ладонь, обжигались, дули, смеялись. Сыпали крупной солью, хлеб ломали прямо от буханки, заедали зеленью, заботливо прихваченной Анной.
– Смотрите-ка, там вроде зарницы, – Наташа кивнула на небо. Илья взглянул в черноту над головой, но ничего не увидел.
– Тебе показалось.
– Нет, я отчетливо видела, – настаивала Наташа.
– Откуда зарницы? – удивилась Маша. – Ведь небо чистое. – Она встала, вышла из освещенного круга и запрокинула голову. – Ой, а звезд почему-то не видно.
– Гроза идет, – отрешенно произнесла Анна.
– Гроза? Как гроза? – забеспокоилась Наташа. И в этот момент далеко, за озером, за лесом, полыхнуло беззвучно.
– Ого! – вырвалось у Пашки.
– Я же говорила – зарницы, – твердила Наташа.
– Это молния в той стороне, над лесом, – объяснила Анна, махнув рукой, – к нам идет.
– Ой, мне на руку капнуло. – Маша подняла ладони и подставила их лодочкой. – Точно, дождь начинается, – радостно сообщила она.
– Народ, я предлагаю выдвигаться к дому, – распорядился Виктор.
– Может, посидим еще? – спросила Маша. – Ведь не ливень же.
– Будет ливень, – пообещал Виктор. Он кивнул Анне. Та быстро собрала посуду, сложила мусор в пакет, Виктор затушил костер.
Когда вскинули рюкзаки и зашагали к дому, дождь заметно усилился. У калитки их накрыло ливнем.
Пришлось затопить печь, надо было просушить намокшую одежду, обувь и рюкзаки.
Собрались за столом в горнице, Виктор негромко наигрывал на гитаре, говорили тихо, все прислушивались к громовым раскатам прямо над крышей. Гроза бушевала нешуточная.
– Печку бы не залило, – озабоченно произнесла Анна. Видимо, ливень промочил все-таки крышу, вода попала на чердак и, найдя прореху, просочилась, набухла первой каплей на потолке и с глухим стуком упала на пол.
Анна принесла жестяной таз, подставила под ровные, гулкие капли.
Заговорили о том, что завтра надо будет посмотреть крышу, о распутице и о том, какая будет погода.
На столе появилась бутылка вина. Егор и Наташа решили приготовить глинтвейн. Скоро по дому поплыли запахи гвоздики, сохранившейся в буфете с прошлого года, фруктов и еще каких-то травок, чабреца и мяты, наверно…
Глинтвейн пили из кружек. Настроение заметно улучшилось. Маша отпивала по маленькому глоточку, согревалась душой, ее неудержимо тянуло на разговоры о всяких таинственных событиях, не шла из головы
