статуей.
— Что молчишь, как не живой?
Мертвяк не отреагировал на «казарменную» шутку Хозяина. Похоже, он ждал сигнала разделаться, наконец, с «пацаном».
Сева весь внутренне сжался, не видя для себя пути к спасению.
Кордонов не торопился отдавать приказ, задумался о чем-то.
— Что стало с Меченым и его парнями? — спросил он Всеволода. — Ты их убил?
— Никого я не убивал! — сорвался на крик Сева.
— Не ори! — прикрикнул Кордонов. — Куда же они подевались?
— Они там остались… в прошлом. Егорыч говорил: Меченый решил жить праведной жизнью…
— Иди ты! Не заливаешь, нет? — опять потер в задумчивости подбородок. — Бывает. На моей памяти не раз самые отпетые разбойники, насильники и убийцы, из тех, кого нынче зовут отморозками, удалялись в монастыри, грехи замаливать. Что ж — пускай! Толку, правда, от такого раскаяния, думаю, не шибко много. Ни к чему — все равно спасутся все, и праведные и неправедные, ха! — повернулся к Питону. — Не так ли, друг мой?! Тебе, в твоем нынешнем состоянии виднее, да? Не молчи, скажи чего-нибудь!
— Ты и сам, скоро, все узнаешь.
Голос у Питона был, как и его облик, безжизненным, лишенным человеческой теплоты.
— Ну, вот. А я думал — язык проглотил, ха-ха! Только ошибаешься, я пока помирать не собираюсь.
— Не все в твоей власти, — бесстрастно возразил Питон.
— Да ты, никак, грозишь мне!? Хорош, ничего не скажешь! Кто оживил тебя!? Передал всю энергию старичка Солнцева!? А, ты… Все вы, уголовники, неблагодарные твари. Вот, перед тобой тот, кто тебя убил! Узнаешь, да? Юрин Всеволод Кириллович, собственной персоной.
«Все. Кранты… Бежать надо. Но, как!?»
Мертвяк повернул голову и посмотрел Севе в глаза. Его взгляд — невероятно! — сделался осмысленным, живым.
— Сева… Не бойся. Сейчас я — Солнцев… Еще не совсем утратил свое сознание… Он, — указал пальцем на колдуна, — сделал меня нелюдью. Перенес мой разум в труп, в послушного его воле зомби. Я должен был доставить тебя к нему. Живым или мертвым. Он просчитался… Мы, с тобой вернулись из прошлого по временной петле… Но, здесь, в данном отрезке бытия, а именно, 3 сентября, в субботу, я — мертв. Здесь мне нет места. Оставалась единственная для меня возможность — задействовать сознание, заключенное в тело Питона.
Сева заметил: Кордонов изменился в лице, набычился, скрежетал яростно зубами, сверкал глазами злобно. Ошибся, похоже, чего-то не учел, не предвидел, не додумал. Теперь готов весь свет испепелить. Но, видно, как сам выражается, кишка тонка.
— Сука, — прохрипел колдун. — Да я таких, как ты, десятками к стенке ставил! Аристократы- чистоплюи. Мало мы вас пинали сапогами в морду. Ссали вам на лысины. Заставляли блевотину жрать!
Питон шагнул к бывшему хозяину, протянул руку, ухватил за обшлаг плаща, рванул на себя. Тот не упирался, напротив, обрушился на мертвяка всей массой, задействовав известный в восточных единоборствах принцип: «используй силу противника». Ловким акробатическим прыжком он перелетел через рухнувшего на спину соперника, оказавшись на ногах. Рванулся прочь.
Сева, до сих пор остававшийся статичным зрителем, подобно баранчику, приготовленному к закланию, отчаянно кинулся колдуну под ноги.
Кордонов споткнулся, грохнулся и проехал с метр по инерции, прочертив на грязном асфальте широкую полосу.
Сева ухватил колдуна за ноги, вцепился мертвой хваткой, решив, что скорее подохнет, чем отпустит гада.
Над институтским двором бушевала беззвучная буря. Уплотненный воздух пополам с мелким сором и пылью, собрался в гигантский столб, расширяющийся кверху — подобие колоссального смерча. Яркие сполохи метались по темному небу. Подрагивал асфальт, как при прохождении танковой колонны.
Колдун брыкался, силился подняться, выкрикивал заклинания. Сева не отпускал.
Питон оставался на месте. Его корежили страшные судороги.
Сева понял: столкнулись две противоположные силы, идет борьба. Кордонов, должно быть, пытается открыть окно в параллельный мир, либо создать временную коллизию, но Солнцев, в облике Питона препятствует ему, не дает уйти, затеряться во времени или в пространстве. И вмешательство его, Всеволода, может оказаться решающим, той самой соломинкой, которая ломает спину нагруженному сверх меры верблюду.
«Держать. Во что бы то ни стало, держать!»
Наивный парень. Может ли человек удержать за крыло взлетающий лайнер, остановить руками локомотив, укротить стадо взбесившихся буйволов!?
Колдун так резко дернул ногой, что Сева отлетел метра на три, больно приложившись об асфальт спиной.
Кордонов встал во весь рост, и тут же получил сильнейший удар кулаком в голову — Питон пустил в ход свои железные кулаки, усиленные магической подпиткой. Вахтер крутнулся на месте, но устоял; мало того, подпрыгнул, что твой Брюс Ли, засветив ногой мертвяку в челюсть.
Схватка продолжалась. Противники кружили, высматривая друг у друга брешь в обороне, выбирая момент, чтобы нанести решающий удар.
Сева понял, что не может оставаться пассивным наблюдателем. Он стал оглядываться в поисках оружия. Ага! Возле «стены вечного ремонта» был свален в кучу строительный инвентарь. Сева ухватил густо заляпанную цементом совковую лопату, зашел, крадучись, Кордонову со спины, размахнулся, метя ему в голову, ударил. Промахнулся, угодил в плечо.
Удар получился не сильный, скользящий. Колдун обернулся лишь на мгновение, но и это оказалось для него фатальным. Питон ринулся в атаку и серией ударов по корпусу заставил соперника согнуться пополам, а затем классным боксерским хуком в подбородок отправил колдуна в нокаут.
Кордонова буквально подбросило. Он грохнулся на спину, приложившись затылком о каменную глыбу. Дернулся, приподнялся, но снова упал. Голова колдуна беспомощно свесилась набок.
Он еще был жив, хрипел, шарил по асфальту руками, словно пытался что-то отыскать. Питон не оставил врагу шанса — навалился сверху и задушил. Убедившись, что противник мертв, поднялся, отошел в сторону.
Лицо колдуна мгновенно почернело, обуглилось. Несколько секунд и чародея не стало — рассыпался в пепел. Неуязвимый для обычных смертных, он оказался бессилен против «живого мертвеца», поднятого его же магической силой.
— Егорыч, — осторожно позвал Сева своего спасителя.
Питон повернулся к нему, покачал головой.
— Нет больше Егорыча, — прохрипел верзила, и брякнулся оземь огромной тряпичной куклой.
Мертвяк тоже сгорел. И тоже без огня и дыма — истаял ледышкой. Против него бессильна была даже магия, но срок, отпущенный ему, закончился со смертью Черного.
Сева присел на философский валун, ставший снова обычным булыганом — пегматитом, по-другому называемым еврейским камнем. Глянул, машинально, на часы — 7:56. Высветил дату: 5 сентября, понедельник.
Только теперь Сева заметил: фонари не горят, но вокруг светло — раннее утро.
Соловейск — не Средняя Азия. Утренние заморозки в сентябре здесь обычное дело. Вот и сейчас утро выдалось студеным и ветреным. А одет Сева был, как это часто случалось с ним в последнее время, явно не по сезону: в те же джинсы и рубашку, в которых путешествовал в пространстве-времени. Да и сидеть на холодном валуне, занятие малоприятное и вредное для здоровья.
Сева поднялся, кривясь от боли в ушибленной спине и припадая на левую ногу пошкандыбал в сторону главного институтского корпуса.
