Когда к ним обратился с речью Томас Уильямсон, метис, привезенный Джеймсом из Сингапура в качестве толмача, они рассказали, что иланунские и даякские пираты уплыли сегодня с утренним приливом.
Неделю спустя «Роялист» вошел в устье Сунгаи - Саравака: такая же, как в наше время, светло- коричневая вода, такие же поросшие
Приключение началось.
II
Приключение
Он беспрестанно вертел жемчужным ожерельем, которое пробегало лучом маяка по его лицу, с негромким сухим треском сметая слетавшие с почти сомкнутых губ слова. Раджа муда Хассим был человеком средних лет, не отличался красотой, носил роскошную одежду из золотой парчи, а на поясе - инкрустированный драгоценностями крис. Справа от Хассима сидел пенгиран Макота, правитель и потенциальный монарх Саравака, который всегда улыбался и щурился.
Прерываемая переводом чопорная беседа насилу клеилась. Хассим заботливо повелел принести стулья, которые были подковой расставлены по залу для аудиенций - бамбуковому сараю, где пологами служили большие хлопчатобумажные лоскуты. В этом сарае, между выжженными на солнце завесами, напротив речных берегов, где в иле рылись тощие, как скелеты, собаки, Джеймс пережил шок, чудовищный удар: он почувствовал ненависть щурившегося мужчины. То была утробная ненависть, возникшая за долю секунды и, словно дерево, за долю же секунды пустившая крепкие и глубокие корни. Джеймс понял, что ему придется считаться с этой ненавистью и с этим человеком.
Когда Джеймс выполнил официальное поручение, его пригласили на частную встречу - именно этого он и ожидал. На сей раз раджа муда Хассим принял Джеймса в сарае значительно меньшем и предложил сесть на циновку. С ними были только Уильямсон и Макота. Вначале поговорили о пейзаже, погоде, птице на дереве, и Джеймс похвалил чай. Он ждал, что скажет Хассим, ну а тот по старому доброму азиатскому обычаю пытался выудить сведения, не раскрываясь сам. Джеймс отвечал уклончиво, делая вид, будто не знает о положении дел: о вымогательстве собирающих подати малайских вождей, беспощадном рабовладельчестве Макоты - полновластного хозяина оловянных копей, где принудительно трудились сухопутные даяки[18], не способные заплатить минимальную дань; озлобленности старинных благородных семейств, чьи привилегии Макота узурпировал и, что еще страшнее, не соблюдал их сословные правила. В стране царил хаос. Всеобщее восстание ширилось во все стороны, его клеточки размножались делением, будто амебы, растекались неясными пятнами, как бы сливаясь с почвой, а затем вдруг возникали вновь, обнажая длинную и гибкую цепь тайных звеньев.
Раджа муда Хассим говорил обиняками, сохраняя достоинство.
«Какая-то игра в прятки, - подумал Джеймс. -Хассиму нужна наша помощь, но он гнушается о ней попросить...»
— О гражданской войне не может быть и речи, мистер Брук, и это мнимое восстание сводится к ребячествам горстки фанатиков.
Хассим рисковал потерять не только достоинство: он знал это, как знал и то, что его дядя Омар Али Саифуддин, который из-за слабоумия и физического уродства не мог носить свой официальный титул, совершенно не способен подавить мятеж. Для Макоты британская помощь тоже была жизненно важна, ведь восстание напрямую угрожало его копям. Поэтому он еще упорнее их разрабатывал, с тех пор как олово упало в цене на сингапурском рынке и он выжидал того момента, когда главные покупатели захотят расторгнуть контракт. Стало быть, необходимо лавировать и, главное, привлечь на свою сторону этого англичанина, который может - точнее,
— Известно ли мистеру Бруку, что голландцы имеют виды на Бруней и Саравак?.. Представляет ли он себе, что границы их территорий очень близки и что самбасский султан плетет интриги в пользу Голландии?.. До какой степени и в каком виде можем мы рассчитывать на британскую помощь Борнео?
Сарай погрузился во мрак, и рабы принесли несколько факелов с кокосовым маслом, которые ярко горели и сильно дымили.
— Но голландцы, - сказал Джеймс, - всегда аннексировали только те территории, где уже имели свои фактории. Не проще ли и дальше препятствовать работе этих учреждений?
Ответил снова Макота:
— Очень хорошая мысль, мистер Брук. Но все-таки желательно, чтобы «Роялист» и его экипаж остались на время в Сараваке.
— Просто для острастки, не так ли? - вставил Хассим.
— Повстанцев?
— Повстанцев, - со вздохом подтвердил он.
Они быстро объехали весь Кучинг - большую деревню, окруженную тропическими джунглями, огражденную рекой на севере и ручьями на западе и востоке. Маленькая деревянная мечеть, еще меньший китайский храм, пара способных передвигаться по ночам волшебных скал, да несколько повинующихся приливам и отливам лодок на грязной воде, - и это все.
Макота решил поселиться в Кучинге, поскольку пираты угрожали ему здесь меньше, чем в Сан-тубонге, а опасность отравления была не столь велика, как в старом аристократичном Лида-Танахе.
На фоне неба и погружающейся в темноту реки вырисовывался черный силуэт Джеймса на носу «Роялиста». Впрочем, еще было светло. На растительном заднике четко проступали большие, построенные на вбитых в ил сверхпрочных сваях хижины из пальмовых листьев. Уильямсон тоже облокотился о леер[19].
— На малайском
— В Азии все неспроста, Уильямсон. В любом случае я не собираюсь засиживаться в Кучинге и хочу отправиться на поиски даякских деревень.
Это высказанное им вчера Хассиму желание поставило в тупик хозяев, стремившихся оградить Джеймса от любых неприятных встреч. Но поскольку они договорились следить за всеми действиями и перемещениями Брука, Макота дал ему проводников - традиционная и здравая мера. Сев в сопровождаемую двумя праху[20] большую лодку, Джеймс поплыл к устью и добрался до черновато-зеленых берегов. Там начинались джунгли.
Под этим словом Джеймс раньше подразумевал индийские джунгли - смешанную местность, изрезанную пустынными прогалинами, чащами, саваннами и бамбуковыми рощами посреди рано опадающих лесов. И вот он увидел древний тропический лес, едва ли сопоставимый с морем, ведь морской простор раскрывается под небесным оком, а простор вековечных джунглей оборачивается лабиринтом, где каждый шаг открывает только ближнюю перспективу, обрамленную новыми стенами. Солнечному лучу лишь изредка удается кое- где пронзить тройной навес листвы, коснуться кружева папоротников, над которыми летают неописуемые ванессы, отделать золотой каймой опахало пальмы либо зажечь в темноте пурпурное пятно одинокой иксоры. Цветы редки и порой зловонны. Это тайные владения свисающих с переплетений лиан черных