– Признай, что твой побег не имел смысла.
– Что? – непонимающе переспросил Кай.
– Ты мечтал о жизни среди людей, но это всего лишь грезы. В мире смертных у тебя не было цели.
– Нет… – возразил Кай, и внезапно ему открылась правда. То, что он считал жизнью ради самоотверженного проявления вечной любви, на деле было жалким существованием, исполненным унижений и мук. Найденное им определение человеческой натуры оказалось ложью и обманом. Он страдал из-за того, что не желал признать свою ошибку, хотя, как и предсказал Содзёбо, в конце концов его ждет смерть – столь же бессмысленная, как и вся его так называемая жизнь.
Кай замер, оглядел свое израненное тело, покрытое шрамами, пытаясь убедиться, что он следует своим доводам, а не порочной логике повелителя демонов. Затем посмотрел на пояс своих хакама и перевел взгляд на меч тэнгу, призывно поблескивающий на самом краю пропасти. «Если встретишь воина, обнажи свой меч. А с тем, кто не поэт, бесполезно говорить о стихах», – вспомнил он древнее присловье и невозмутимо встретил взгляд своего прежнего господина.
– Хватит разговоров, – произнес Кай и снова посмотрел на меч, лучом надежды сверкающий во мраке. – Ты дашь мне то, что я попросил?
Содзёбо неопределенно пожал плечами, ничем не выразив своего отношения к отказу продолжать беседу.
– Что ж, возьми клинок, – сказал демон, и в глазах его появилось знакомое Каю выражение. – Если успеешь прежде меня, – добавил он.
Оиси ужом проскользнул меж двух зачарованных мечей и внезапно увидел Тикару. Безоружный юноша торопливо отступал от теснящего его тэнгу. На клинке демона, жадно тянущемся к жертве, блестела алая кровь.
Самурай, не обращая внимания на свои раны, пробился сквозь толпу призрачных врагов и бросился на помощь сыну. Он метнулся к тэнгу, стараясь оттолкнуть его от Тикары, но демон принял бестелесную форму и нанес Оиси могучий удар в спину. Самурай отлетел в сторону, с трудом поднялся и обернулся, не чувствуя боли.
Тэнгу занес меч над Тикарой, который отчаянно боролся с еще одним врагом. Оиси лихорадочно огляделся, пытаясь хоть как-нибудь предотвратить смерть сына, и пальцы его нащупали рукоять меча за поясом…
Кай глубоко вздохнул и закрыл глаза, открывая себя для нападения противника. Его разум отринул настоящее и скользнул в прошлое в поисках воспоминаний о былых схватках с тэнгу. Секреты боевого искусства ёкай были неведомы никому из смертных. Полукровка запретил себе вспоминать о тайном Пути демонов с тех пор, как покинул царство тэнгу, сбежал в суеверный мир людей и стал лишь тем, кем ему позволили быть…
Содзёбо, озаренный золотистым сиянием, ступил на Путь демонов, и Кай распахнул глаза, мгновенно перейдя в мир духов, лежащий в промежутках между временем и пространством. Мир смертных рассеялся, будто мираж. Владыка демонов в ярком сиянии своей ауры возник на краю пропасти и потянулся к рукояти меча.
Однако Кай опередил Содзёбо. Предугадав действия своего прежнего господина, он упал на спину, скользнул к клинку и вытянутой ногой изо всех сил толкнул кончик меча.
Подскочивший клинок вырвался из пальцев владыки тэнгу, взлетел вверх, лучом света отразившись в промежутках между мирами, и упал прямо в руку Кая, который мгновенно возник в мире людей и выхватил меч из воздуха. Пальцы полукровки сомкнулись на рукояти, и он обернулся, нацелив клинок на горло демона, в этот миг обретшего плоть в реальном мире.
В молитвенном зале храма Оиси увидел, как клинок тэнгу рассек воздух над головой сына. Левой рукой самурай высвободил ножны, опустил правую руку на рукоять меча и начал обнажать клинок…
Внезапно Тикара и демоны исчезли.
Оиси разжал пальцы, выпустив рукоять клинка, и огляделся. Нигде не было ни людей, ни каких-либо следов яростного сражения. Монахи-тэнгу по-прежнему невозмутимо сидели, вознося молитвы, словно бы ничего не случилось.
Страшная рана на предплечье исчезла вместе с бесчисленными порезами и следами ударов. Боли не ощущалось. Оиси со щелчком вложил клинок в ножны, закрепив его плотнее, и направился к выходу из пещеры. Внезапно руки его задрожали, дрожь охватила все тело, а прерывистое дыхание звучало, будто сдавленные всхлипы.
Содзёбо посмотрел на клинок, прижатый к своему горлу, потом перевел взгляд на руку и лицо Кая. Глаза противников встретились. В золотистом взоре демона не отражалось ни злобы, ни отвращения – ничего, кроме проблеска уважения.
Кай не знал, что выражает его собственное лицо, но был полон решимости принять любое отношение повелителя тэнгу. Во взгляде полукровки читался все тот же безмолвный вопрос.
Содзёбо еле заметно кивнул в знак согласия, и Кай опустил меч, который теперь по праву мог назвать своим.
– Если ты покинешь царство демонов, тебя ждет смерть, – вздохнул владыка тэнгу, слегка покачав головой. В его словах не было ни угрозы, ни лжи.
Кай посмотрел в загадочные золотистые глаза, в которых светилась только обреченность – ни следа корысти или обмана, – и решительно ответил:
– Я готов к этому.
Затем, уже на пути к выходу, навсегда покидая своего бывшего покровителя и господина, он прошептал:
– Едва я встретил ее, мой выбор стал ясен.
На пороге молитвенного зала храма его настиг ответный шепот, полный сожаления:
– Я знаю…
Оиси, в совершенном недоумении разглядывая свои руки, услыхал направляющиеся к нему шаги. Из тени изваяния Фудо-мёо появился полукровка, сжимая великолепный меч. Кай двигался медленно, словно потерпел поражение, а не одержал победу в битве со своим бывшим господином. Казалось, клинок в его руках тяжелее скалы.
Самурай поглядел на Кая с тем же недоумением, с которым только что разглядывал свои руки. Перед глазами все еще стоял кровавый кошмар пережитого сражения… словно бы пережитого сражения…
Кай остановился перед самураем, заметил странное выражение его лица и дрожь, пробегающую по телу.
– Что ты видел? – спросил полукровка.
Оиси потупился, тяжело сглотнул и чуть слышно ответил:
– Моих соратников.
Кай поглядел в покрасневшие глаза самурая и уважительно склонил голову. Оиси понял, что полукровка начал ему доверять. Кай отвел взгляд и обвел своей катаной молитвенный зал.
– Забирай мечи, – произнес он.
Самурай огляделся. Посреди пещеры, там, где он совсем недавно видел поверженных товарищей по оружию, высилась груда сверкающих клинков. А прямо перед ним, поблескивая в свете факелов, лежал еще один меч. Кай поднял его и вложил в руку Оиси.
Глава 17
Ронины прошли бамбуковой рощей к месту, где оставили стреноженных лошадей. За поясом у каждого ножны с катаной, сотворенной оружейными мастерами- тэнгу. В мире не было мечей, способных устоять перед клинками из стали, заговоренной демонами.
Оиси шел рядом с сыном. Тикара с видимым облегчением воспринял возвращение отца из храма демонов с волшебным клинком, сверкающим, как пламя. Оиси с трудом сдержал радость, увидев сына невредимым, – если бы самурай не внял предупреждению Кая, все его спутники погибли бы.
Сын не мог удержаться от любопытных взглядов и наконец решился нарушить затянувшееся молчание:
– Что там произошло, отец?
Оиси захлестнула волна отцовской гордости и любви к сыну: захотелось обнять его, словно ребенка, защитить от беды. Однако сейчас делать этого не стоило, чтобы не смущать Тикару. Самурай покачал головой и с улыбкой произнес:
– Не помню.
Юноша удивленно посмотрел на отца, облегченно вздохнул и зашагал дальше.
Кай вывел ронинов из бамбуковой рощи. Он шел впереди отряда, потому что его спутники старались держаться подальше. Полукровка не оглядывался и не замедлял шага, будто не желая, чтобы его нагоняли.
Оиси с удивлением отметил, что невозмутимость исчезла с лица Кая, сменившись удрученным, потерянным выражением – знаком перенесенных испытаний. На теле полукровки не было ран, но самурай не сомневался, что душа его истерзана пережитым.
Поначалу Оиси не обратил внимания на то, что ронины благодарили и расспрашивали именно его, а не полукровку. Однако если бы Кай не одержал победу в поединке с владыкой тэнгу, то непозволительная слабость духа, проявленная Оиси, обрекла бы всех на гибель. Казалось, что ужасающее совершенство волшебных мечей, добытых полукровкой, лишний раз подтверждало правомерность страхов и предубеждений ронинов.
Внезапно самурай сообразил, что, потрясенный испытанием, не сказал Каю ни слова, не осведомился, что пришлось пережить. Впрочем, полукровка вряд ли удостоил бы его ответом…
Голос чести твердил Оиси, что такое поведение недопустимо, что самурай должен немедленно поблагодарить Кая от лица всех ронинов. Но чувство гордости не позволяло Оиси в окружении соратников выказать смирение перед полукровкой. Вдобавок Кай решил присоединиться к ронинам в силу неведомых Оиси причин, так что вряд ли оценит уважение и благодарность спутников, особенно сейчас, когда прозвище «демон» оказалось правдой, а не презрительной кличкой.
Кай сосредоточился на дороге. Солнце неумолимо двигалось по небосводу, рассеянными лучами освещая густые заросли бамбука. Полукровка хотел поскорее добраться до ворот с каменным стражем-тэнгу. Кай испытывал чувство невероятного облегчения: после двадцати долгих лет он доказал своему бывшему господину, что побег из мира демонов был не признаком слабости, а неотъемлемым правом распоряжаться собственной жизнью.
Он старался не вспоминать о призраке Мики, старался забыть голос своего приемного отца. Содзёбо мог солгать, но избрал правду, зная, что она ранит гораздо глубже, – тем больнее прозвучали горькие слова напутствия, сказанные на прощанье владыкой тэнгу.
«Они никогда не примут тебя за своего», – вспомнил Кай предсказание повелителя демонов.
