полицией, и туда подъезжали все новые патрульные автомобили. Вооруженные полицейские переходили от машины к машине, опрашивая водителей.
Впереди показался мокрый от пота велосипедист – он ехал по бульвару Макьявелли в их сторону. Велосипед у него был лежачий, и он крутил педали босыми ногами прямо у себя перед носом.
Сиена окликнула его.
– Cos’ e successo? –
– E chi lo sa! – отозвался он с озабоченным видом.
Сиена обернулась к Лэнгдону. Лицо ее было угрюмо.
– Там все перекрыто. Военная полиция.
Где-то за их спинами взвыли сирены, и Сиена насторожилась, вглядываясь в дальний конец бульвара Макьявелли. На ее лице застыла маска страха.
Сирены выли все громче.
– Туда, – предложил Лэнгдон, указывая вперед; там, шагах в тридцати от них, была пустая стройплощадка с передвижной бетономешалкой, за которой можно было кое-как спрятаться.
Резко стартовав, Сиена с ходу загнала мопед на тротуар и въехала на пустой участок. Они затормозили за бетономешалкой и тут же поняли, что здесь можно спрятать разве что трайк – на них самих места уже не оставалось.
– За мной, – приказала Сиена и кинулась к маленькой кладовке, приткнувшейся к стене среди кустов.
Когда они подбежали вплотную к биотуалету для рабочих-строителей, вой патрульных машин раздавался уже совсем рядом. Сиена подергала ручку, но дверь была заперта – на ней висела тяжелая цепь с замком. Схватив Сиену за локоть, Лэнгдон потащил ее вокруг домика и втолкнул в узкое пространство между туалетом и каменной стеной. Вдвоем они еле втиснулись в этот закуток, где от вони было почти нечем дышать.
Едва Лэнгдон успел нырнуть в укрытие вслед за своей спутницей, как в поле зрения показался черный «субару-форестер» с крупной надписью «CARABINIERI» на боку. Машина медленно прокатила мимо того места, где они прятались.
– Кому-то очень понадобилось нас найти, – прошептала Сиена. – И они знают, что мы где-то здесь.
– Джи-пи-эс? – предположил Лэнгдон. – Может, в проекторе есть маячок?
Сиена покачала головой:
– Ну нет. Если бы эту штуку можно было выследить, нас бы давно уже сцапали.
Лэнгдон слегка повернулся, чтобы поудобнее угнездиться в этом тесном – особенно при его габаритах – уголке. При этом у него перед носом очутились изящные граффити, нацарапанные на задней стене передвижного туалета.
В Америке почти все туалеты размалеваны по-детски неуклюжими изображениями огромных грудей и пенисов. Однако стена этого домика больше походила на альбом начинающего художника – здесь были человеческий глаз, хорошо прорисованная рука, мужской профиль и сказочный дракон.
– Не думайте, что чужую собственность портят с таким вкусом по всей Италии, – сказала Сиена, прочитав его мысли. – Дело в том, что прямо за этой каменной оградой находится флорентийский Институт искусств.
Словно в подтверждение ее слов, неподалеку появилась группа студентов с большими папками для эскизов. Неторопливо шагая в их сторону, они болтали, курили и с удивлением поглядывали вперед, на суету у Порта Романа.
Лэнгдон с Сиеной пригнулись, чтобы студенты их не заметили, и тут Лэнгдона внезапно поразила одна любопытная мысль.
Возможно, в этом был виноват запах человеческих отправлений или вид мелькающих в воздухе босых ног давешнего велосипедиста, но, какова бы ни была причина, перед внутренним взором Лэнгдона снова возникли смрадный мир Злых Щелей и голые ноги, торчащие из-под земли.
Он живо обернулся к своей спутнице.
– Сиена! В нашей версии «La Mappa» ноги того бедняги, которого закопали вниз головой, были в десятом рву, верно? В самой нижней из Злых Щелей?
Сиена озадаченно посмотрела на него, словно удивившись, что он заговорил об этом именно сейчас.
– Да, в самом низу.
На долю секунды Лэнгдон вновь перенесся на сцену Венской академии. До эффектного финала его лекции оставалось уже совсем немного, и он только что показал слушателям гравюру Доре с изображением Гериона – крылатого чудища с отравленным шипом на хвосте, которое обитало прямо над Злыми Щелями.
– Прежде чем встретиться с Сатаной, – провозгласил Лэнгдон звучным голосом, вдобавок еще и усиленным динамиками, – мы должны пересечь десять Злых Щелей, где казнят обманщиков – тех, кто сознательно творил зло.
Лэнгдон нашел слайд с увеличенным изображением Злых Щелей, а затем перечислил их все по очереди:
– Итак, если двигаться сверху вниз, мы встречаем здесь соблазнителей, которых бесы хлещут кнутами… льстецов, облепленных нечистотами… святокупцев, закопанных в землю по пояс вниз головой… прорицателей, чьи шеи вывернуты на сто восемьдесят градусов… мздоимцев в озере кипящей смолы… лицемеров в свинцовых мантиях… воров, которых жалят змеи… лукавых советчиков в языках пламени… зачинщиков раздора, которых черти безжалостно увечат… и, наконец, лжецов, или поддельщиков, терзаемых страшными болезнями. – Лэнгдон снова повернулся к залу. – Скорее всего Данте приберег этот последний ров для лжецов потому, что именно развернутая против него клеветническая кампания стала причиной изгнания поэта из его любимой Флоренции.
– Роберт! – раздался вдруг голос Сиены.
Лэнгдон вынырнул из воспоминаний. Сиена вопросительно смотрела на него.
– Что с вами?
– «Карта ада», – взволнованно ответил он. – В нашей версии она другая! – Он выудил из кармана проектор и стал трясти его, насколько позволяла теснота. Шарик внутри гремел довольно громко, но этого можно было не бояться, потому что на улице выли сирены. – Тот, кто создал эту картинку, изменил порядок Злых Щелей!
Наконец проектор разгорелся, и Лэнгдон направил его на плоскую поверхность перед ними. Появилась «La Mappa dell’Inferno» – она ярко светилась в полумраке.
– Да! – воскликнул он. – Тут все не так! В последней из Злых Щелей должны находиться страдающие от болезней, а не перевернутые вниз головой. Она предназначена для лжецов, а не для святокупцев!
Сиена явно заинтересовалась.
– Но… зачем было их менять?
– Catrovacer, – прошептал Лэнгдон, глядя на маленькие буквы, добавленные к картине по одной на каждом уровне. – Думаю, на самом деле это означает другое.
Несмотря на травму, стершую воспоминания двух последних дней, сейчас память Лэнгдона работала очень четко. Он закрыл глаза и представил себе два варианта «Карты ада», чтобы найти различия между ними. Изменений в Злых Щелях было меньше, чем ему показалось вначале… однако с его глаз вдруг точно спала завеса.
Внезапно все стало кристально ясно.
– Ну? – поторопила его Сиена.
У Лэнгдона пересохло во рту.
– Я знаю, почему я очутился во Флоренции.
– Правда?
– Да. И знаю, куда мне нужно идти.
Сиена схватила его за руку.
– Куда?!
Впервые после пробуждения в больнице Лэнгдон почувствовал под ногами твердую почву.
– Эти десять букв, – прошептал он. – Они указывают на точное место в Старом городе. Именно там кроются ответы.
– Какое место?! – не выдержала Сиена. – Объясните!
Из-за туалета, за которым они прятались, донеслись смеющиеся голоса. Мимо проходила другая компания студентов – они болтали и перешучивались на разных языках. Лэнгдон осторожно выглянул и проводил их глазами. Потом осмотрелся в поисках полиции.
– Пойдемте, – сказал он. – По дороге объясню.
– По дороге?! – Сиена покачала головой. – Да мы не уйдем дальше Порта Романа!
– Выждите здесь ровно полминуты, – сказал он, – а потом отправляйтесь за мной.
С этими словами Лэнгдон выскочил из убежища, оставив свою спутницу недоумевать в одиночестве.
Глава 21
Scusi![19] – Роберт Лэнгдон пустился догонять группу студентов. – Scusate!
Студенты дружно обернулись, и Лэнгдон стал озираться по сторонам – ни дать ни взять заблудившийся турист.
– Dov’e l’Istituto statale d’arte? – неуклюже спросил он по-итальянски.
Парень, разукрашенный татуировками, пыхнул сигаретой и презрительно ответил:
– Non parliamo italiano. –