внутри себя слышит, только часто уговаривает себя, что можно поступить по-другому».
Вопреки всему, что говорил Валера, Раздолбай не считал теперь упование на Бога потерей свободы или рабской психологией. Наоборот, признание над собой высшей воли казалось ему подлинным обретением свободы. Люди, лишенные связующих с Богом нитей, по его мнению, всегда оставались пленниками обстоятельств, хаотично помыкавших их жизнями. Истинной же свободой была власть над обстоятельствами, которую, в представлении Раздолбая, получали только доверившиеся Богу «марионетки».
«Вот я рискую, — думал он, счастливый от того, что его ниточками управляет всемогущий покровитель. — Меня везут в машине, я на ситуацию не влияю. Малейшая задержка — проколотое колесо или гаишник — прощай Рига! Любой человек сказал бы, что я спятил, поехав за цветами за полчаса до вылета. А я верю, что успею, потому что внутренний голос мне сказал это сделать, и значит, Бог ведет меня. Кто свободнее — я или человек, который, полагаясь только на себя, решил бы, что такая поездка — безумие?»
Заплатив водителю, чтобы тот ждал его, Раздолбай бегом метнулся к цветочному ларьку. Продавщица еще не открыла прилавок, но уже расставляла цветы по узким металлическим ведеркам. Букет из семи ярко-розовых роз стоял на самом видном месте и просился в руки. С розами в руках Раздолбай кинулся обратно — такси не было.
— Сука! — выругался он, беспомощно озираясь в поисках другой машины, но тут издалека послышался окрик:
— Парень! Эй, парень! Я здесь стою!
Раздолбай увидел, что его машина припаркована в сотне метров от входа в аэропорт, и бросился туда.
— Там стоять нельзя, я отъехал, чтоб не цеплялся никто, — пояснил водитель. — А ты чего, думал, я уехал?
Раздолбай не отвечал, задыхаясь. Бронхиальная астма беспокоила его редко, но от испуга и стометровки, которую он маханул, как птица крылом, у него случился приступ.
— Курить надо бросать, — прохрипел он, отдышавшись.
Обратный путь незаметно пролетел в разговоре с таксистом о вреде курения, и меньше чем за десять минут до вылета Раздолбай выскочил из машины у фасада Шереметьево-1. Девушка-диспетчер, увидев в своем окошке вместо умоляющих глаз очередного безбилетника букет роз, растеряла всю свою строгость.
— Ой, спасибо… — прошептала она, но тут же смутилась и закричала на Раздолбая так, словно он был ее непутевым сыном: — Сумасшедший! Бегом на рейс, опоздаешь!
Аэродромный автобус уже отвез всех пассажиров к самолету и вернулся за одним Раздолбаем после долгих переговоров контролерши по рации. Вылет из-за него на несколько минут задержали.
— Нервов не хватает! Вот из-за таких раздолбаев мы на пенсию выходим в сорок пять лет! — отругала его бортпроводница.
— Простите! Если хотите, я вам своих нервов отсыплю, — благодушно ответил Раздолбай, плюхнулся на свое место и провалился в сон раньше, чем самолет вырулил на взлетную полосу.
— …температура в Риге плюс двадцать семь градусов. Желаем вам приятного отдыха и снова ждем на борту нашего самолета, — разбудил его дребезжащий в динамиках голос. Турбины молчали. Последние пассажиры гуськом покидали салон. Раздолбай нашарил под сиденьем сумку и, спросонья натыкаясь на спинки кресел, побрел к выходу.
Яркое солнце ударило ему в глаза с голубого неба, взбодрив, словно глоток кофе. Над горячим бетоном аэродрома дрожал пропитанный керосином воздух.
«Своя жизнь!» — восторженно подумал он, спускаясь по трапу. Огромный день, полный волнующей неизвестности, начинался с красной строки.
Дача Дианы располагалась в тупичке узкой юрмальской улицы. Это был одноэтажный садовый домик, обсаженный кустами белых и красных роз вперемежку с благоухающим шиповником. Подходя к калитке, он ожидал услышать звуки старого пианино, на котором Диана обычно до обеда занималась, но было тихо.
«Вдруг она спит, а я вломлюсь? Вдруг она будет мне не рада? Вдруг у нее Андрей? — заволновался он.
— Дано будет, — подбодрил внутренний голос и как будто подтолкнул его».
Раздолбай отворил калитку, прошел по мшистым каменным плиткам к дому и увидел, что входная дверь приоткрыта. Затаив дыхание он перешагнул порог — внутри никого не было. Решив, что это хорошая возможность устроить сюрприз, он вытащил из своей сумки Дианин сарафан, повесил его снаружи на ручку двери самой большой комнаты, а сам заперся изнутри на ключ. Ему было так весело представлять изумление Дианы, что он даже не испытывал неловкости от вторжения в чужой дом. Теперь оставалось ждать.
Комната, где заперся Раздолбай, оказалась спальней-гостиной, половину которой занимал разложенный диван. Всюду были разбросаны Дианины вещи. На диване валялись небрежно брошенные майки и юбки, на зеркальном трюмо громоздились цилиндрики косметики, под столом отдыхали знакомые босоножки, все еще хранившие в трещинках кожи московскую пыль. Находиться в окружении этих вещей было приятно. Казалось, Диана растворена в них, и, лаская взглядом помаду, касавшуюся ее губ, или майку, которая обнимала ее тело, Раздолбай как будто чуточку обладал своей любимой.
Обнаружив за обшитой вагонкой дверью просторную ванную, он решил умыться с дороги и увидел на растянутой леске сохнувшее белье.
«Ну, это уже как то слишком…» — устыдился он, отводя взгляд от кружевных трусиков.
Бессонная ночь в аэропорту напоминала о себе давящей усталостью, от которой умывание не спасло. Готовясь весь день быть искрометным, Раздолбай прилег на диван, чтобы набраться сил, и мгновенно выключился. Разбудил его оглушительный грохот. Хлипкая дверь сотрясалась так, словно кто-то выламывал ее фанерное тельце, и гремела, как катившийся по лестнице барабан. Со сна он испугался, что сотворил что-то страшное, и бросился открывать, путаясь в руках и ногах. Диана стояла на пороге, и бесстыжие лучи струились из ее глаз.
— Я знала, что ты приедешь! — радостно выдохнула она.
— Как теперь твои раздумья? — поинтересовался Раздолбай, чувствуя себя графом Калиостро и Казановой в одном лице.
— Как, по-твоему? — спросила она в ответ, шагнув прямо на него, и ему ничего не оставалось, кроме как обнять ее.
«Целуй, дурак! — подтолкнул внутренний голос. — Сейчас или никогда!»
Раздолбай бережно отстранил ее волосы и ткнулся носом в пьяняще-ароматную щеку. Уголок ее губ дрогнул под его губами. Он чмокнул этот уголок, страшась, что сейчас она станет высвобождаться из его объятий, но она повернула лицо и сама смешала их губы в открытом поцелуе.
«Погибаю!» — подумал Раздолбай, ощущая, как поплыл под ним пол.
Весь мир сжался до крошечного пятачка, на котором они стояли. Раздолбай тонул в дурмане, и ему казалось, что он готов стоять так вечность, но Диана отстранилась, разъединив их губы настолько, чтобы можно было произнести слова, и тихо сказала:
— Вообще-то лежа целоваться удобнее.
Одурманенный Раздолбай сделал несколько шагов назад, увлекая ее за собой, и сел на диван. Она толкнула его в плечи, и они вместе повалились на упругий плюш. Ощутив на себе тяжесть ее тела, он счастливо засмеялся. Снова смешались их губы, сомкнулись объятия. Он гладил ее спину, и его ладони как будто изнывали от жажды. Ему хотелось выпить ее всю целиком — ладонями, губами, всем своим телом, но для этого им нужно было раздеться, а предложить это у него не хватало решимости. Но Диана как будто читала его мысли.
— Примем вместе ванну? — шепотом предложила она, выныривая из-под его руки.
«Она все знает, все умеет, — испуганно подумал Раздолбай. — Сейчас она меня раскусит и придется признаваться, что для меня это первый раз».
Диана скрылась за дверью ванной. Зашумела вода, послышался шорох одежды. Решив скрывать свою неопытность столько, сколько получится, Раздолбай напустил на себя устало-заинтересованный вид героя фильма «Девять с половиной недель» и пошел, как на экзамен. Раздетая Диана стояла в пустой ванне, в которую набегала вода. На фоне белого кафеля обласканное солнцем тело казалось не до конца раздетым, но тем более волнующим контрастом выделялись на нем не знавшие загара островки. Раздолбай обжег глаза об розово-коричневые кружки и темный, с отблеском, треугольничек, отпрянул взглядом и посмотрел Диане в лицо. Она в упор расстреливала его своими бесстыжими лучами и улыбалась.
— Будешь стоять или присоединишься?
Раздолбай как сомнамбула шагнул вперед.
— Если что, в воду ложатся без одежды, — напомнила она.
Перед его глазами вспыхнул зеленый свет. Забыв о стеснении, он вмиг сбросил одежду и с выпрыгивающим из груди сердцем перешагнул бортик ванны. Словно волшебный кокон соткался вокруг них, когда поцелуй снова соединил их губы. В этом коконе ушло стеснение, пропали мысли, отступил страх. Раздолбай купался в океане эйфории, и секунды казались ему бесконечными. Когда наполнилась ванна, они опустились в воду. Диана приподнялась над ним, чтобы закрутить кран, и темный треугольничек, который теперь манил, а не обжигал взор, оказался прямо перед его лицом.
«Как это красиво! О, как это красиво!» — воскликнул он про себя и, сомкнув руки в объятиях, прижал Диану к себе.
Много бесконечных секунд он плыл по волнам счастья, а потом градус эйфории начал постепенно снижаться.
«Все-таки пора уже, наверное, как-то делать это…» — тревожно подумал он, и Диана снова прочитала его мысли.
— Выходи за мной, — шепнула она, прикусив его за ухо.
«Все умеет, все знает…» — заныло у него в сердце.
Стряхивая с ног капли воды, Диана выбралась из ванны и завернулась в полотенце.
— Я тебя жду, — промурлыкала она, уходя в комнату, откуда вскоре послышался шелест простыни и диванный скрип.
«Сейчас она меня расколет! Сейчас мы будем это делать, и она все поймет!» — запаниковал Раздолбай, но пути к отступлению у него не было, а если бы и был, то он ни за что бы им не воспользовался.
Наскоро обмахнувшись полотенцем, Раздолбай вышел в комнату и увидел, что Диана выгибается на застеленном диване, изображая кошку.
— Мяу, — позвала она, царапая ногтями плюшевый подлокотник.
— Ррррр! — подыграл Раздолбай и бросился рядом так, что простыня собралась под ним складками.
И они начали это делать. Выражение «начали делать» крутилось у него в голове все время, потому что начать они начали, но делать ничего не получалось. После долгой бестолковой возни он ощущал себя папуасом, которому смеха ради дали надеть ботинки для горных лыж, и не понимал, как Диана терпит его издевательства.
«Почему же не получается? — паниковал он. — Почему она не поможет мне? Неужели?.. Нет, не может быть! Она же встречалась с Андреем!»
Тут у него почти получилось, и Диана подавила болезненный стон.
«Она — девочка! — осознал Раздолбай с ужасом, который вмиг сменился восторгом. — Если она тоже делает это впервые, то ему нечего бояться неопытности! Они в равном положении, и он даже в более выгодном, потому что сможет скрыть, что у него первый раз, а она этого никак не скроет».