тему. — Так часто те, кто знает свое дело, оказываются нечестными, а те, кому вполне можно доверять, не настолько умелы, как хотелось бы.
— Моя дорогая, да вы чем-то огорчены, — сочувственно заметила хозяйка дома. — Какая-то неприятность?
— Даже не знаю, — пустилась в объяснения Кэролайн. — Не могу найти одно украшение — и не знаю, то ли это кража, то ли просто недоразумение. Ужасное чувство. Не хочется быть несправедливой, когда все дело, возможно, — чистая случайность.
— Вещь ценная? — поинтересовалась Амброзина, слегка нахмурившись.
— Не особенно, но это подарок свекрови, и ее заденет, что я обращалась с ним небрежно.
— А может, ей польстит, что из всех ваших украшений кто-то выбрал именно ее подарок, — предположила Амброзина.
Кэролайн невесело рассмеялась.
— Об этом я не подумала. Спасибо. Буду знать, что ответить, если она сделает замечание.
— Я все же думаю, мама, что ты сама его куда-то задевала, — вмешалась Шарлотта, пытаясь закрыть эту тему. — Вполне возможно, через день-два оно найдется. А если ты дашь бабушке повод думать, что оно украдено, она станет обвинять всех подряд и не успокоится, пока не возложит на кого-нибудь вину.
Кэролайн уловила резкость в голосе дочери и поняла, какую опасность навлекает на себя.
— Ты совершенно права, — отозвалась она. — Будет разумнее ничего ей не говорить.
— Если ты начнешь распространяться о краже, люди, у которых нет своих дел, не преминут влезть в твои, — присовокупила Шарлотта для пущей верности.
— Вижу, миссис Питт, ваша оценка человеческой природы совпадает с моей. — Амброзина потянулась к шнурку сонетки и дернула за него. — Надеюсь, вы выпьете чаю. У меня не только отличная горничная, но и превосходная повариха. Я наняла ее за умение печь пирожные и готовить десерты. Супы у нее выходят ужасные, но поскольку суп меня не волнует, я смотрю на это сквозь пальцы.
— А вот мой муж просто обожает суп, — рассеянно заметила Кэролайн.
— Мой тоже. Но нельзя же иметь всё.
Вошла служанка, и Амброзина отправила ее за чаем.
— Знаете, миссис Питт, — продолжала она, — ваши наблюдения о человеческом любопытстве как нельзя более уместны. В последнее время у меня появилось нехорошее ощущение, что кто-то проявляет ко мне явный интерес — не добрый интерес, а такой, знаете ли, пристальный, даже злонамеренный.
Шарлотта замерла и почувствовала, как рядом напряглась Кэролайн.
— Весьма огорчительно, — отозвалась она через секунду. — И кто это может быть? У вас есть какие- то догадки?
— Ни малейшей. И это самое неприятное. Всего лишь повторяющееся раз за разом ощущение.
Дверь открылась, и вошедшая с чаем служанка принесла по меньшей мере полдюжины разного вида пирожных и пирожков, в том числе и со взбитыми сливками.
— Спасибо, — сказала Амброзина, с особенным удовлетворением взирая на фруктовые тарталетки. — Возможно, это всего лишь мое воображение, — продолжила она, когда служанка снова исчезла. — Не думаю, что кто-то мог бы проявить ко мне подобный интерес.
Кэролайн открыла было рот, но, подумав, промолчала.
— Вы совершенно правы. — Шарлотта поспешила заполнить тишину, не сводя глаз с чайного столика. — У вас весьма искусная кухарка. Ей-богу, я бы, доведись мне жить с такой женщиной, наверно, ни в одно свое платье не влезла бы.
Амброзина оглядела все еще стройную фигуру молодой женщины.
— Надеюсь, это не означает, что вы больше не придете ко мне?
Шарлотта улыбнулась.
— Напротив, это значит, что у меня теперь не одна, а целых две причины прийти. — Она приняла из рук хозяйки чай и огромный бисквит с кремом. Никто даже и не подумал соблюсти вежливое правило вначале взять хлеб с маслом.
Прошло не более пяти минут, как они приступили к чаю, когда дверь вновь открылась и в комнату вошел седовласый мужчина средних лет. Шарлотта сразу же узнала довольно суровое, с коротким носом лицо с фотографий. Мужчина даже одет был в тот же, что и на снимках, сюртук с жестким воротником и черным галстуком. Должно быть, Лоуэлл Чаррингтон, решила Шарлотта.
Представления подтвердили ее правоту.
— Бутербродов нет? — Он критически оглядел тарелки.
— Не знала, что ты к нам присоединишься, — ответила Амброзина. — Могу позвонить кухарке, если хочешь.
— Уж будь добра! Не думаю, что тебе полезно столько крема, моя дорогая. И мы не должны заставлять наших гостей потакать твоим несколько эксцентричным вкусам.
— О, мы и сами не менее эксцентричны, — отозвалась Шарлотта, не подумав и повинуясь инстинктивному желанию встать на сторону хозяйки, тем более что хлеба ей хватало и дома. — Я так рада, что могу насладиться этими вкусностями в чудесной компании.
Амброзина наградила ее довольной и несколько удивленной улыбкой.
— Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, миссис Питт, что вы напоминаете мне нашу дочь Отилию. Она получала удовольствие от многих вещей и не стеснялась говорить об этом.
Шарлотта не знала, стоит ли дать понять, что она знает о смерти девушки, или это будет выглядеть чрезмерной фамильярностью. От затруднения ее спас Лоуэлл.
— Наша дочь умерла, миссис Питт. Уверен, вы поймете, если я скажу, что нам мучительно тяжело обсуждать это.
Предупреждение, поскольку гостья не сказала ни слова, прозвучало неуместно, и Шарлотта подумала, что хозяин, похоже, не отличается учтивостью, но ради Амброзины сдержалась.
— Конечно. Я и сама редко говорю о тех, кого потеряла, по той же причине.
К ее удовлетворению, он несколько смутился, поскольку, очевидно, не предполагал, что у нее могут быть свои чувства на эту тему.
— Безусловно, — поспешил согласиться мистер Чаррингтон. — Безусловно!
Шарлотта намеренно взяла еще одно пирожное с кремом и некоторое время следила лишь за тем, чтобы не уронить крем на платье.
Беседа, утратив живость и непринужденность, сделалась вежливо-унылой. Они обсудили погоду, светские новости и возможность — или, по мнению Лоуэлла, невозможность — того, что в Африке могут быть затерянные сокровища, вроде тех, что мистер Райдер Хаггард описал в своем романе «Копи царя Соломона», опубликованном в прошлом году.
— Чушь, — твердо заявил он. — Опасное воображение. Этому парню следовало бы посвятить свое время более достойной цели. Нелепейший способ для взрослого мужчины зарабатывать на жизнь, сочиняя небылицы, дабы вводить в заблуждение впечатлительных женщин и девиц, которые имеют глупость воспринимать его всерьез. Чрезмерное возбуждение умов вредно для их здоровья… и морали!
— А я считаю, это превосходный способ заработка, — сказал, входя в комнату, молодой человек лет двадцати девяти — тридцати. Он взял последнее пирожное, проглотил его, едва ли не целиком, и ослепительно улыбнулся Шарлотте, затем Кэролайн. Поднял чайник проверить, осталось ли там еще что. — Вреда никому, а развлечение тысячам. Привносит немного красок в жизнь тех, у кого даже нет стоящей мечты. А без мечты что за жизнь?
— Отродясь не слыхивал подобной чепухи! — возмутился Лоуэлл. — Пособники разгоряченного воображения и алчности. Если желаешь чаю, Иниго, бога ради, позвони служанке и попроси принести, а не размахивай чайником. Слуги для того и существуют. Ты ведь не был представлен миссис Питт?
Иниго взглянул на Шарлотту.
— Разумеется, нет. Если бы был, то уж, верно, не забыл бы. Здравствуйте, миссис Питт. Не буду спрашивать, как поживаете. Вы явно в добром здравии… и состоянии духа.
— Так и есть. — Шарлотта старалась держаться с достоинством, чего, без сомнения, желала, если и не ожидала, Кэролайн. — И если вы не согласитесь, что то же самое можно сказать и о вас, мне трудно будет вам поверить, — добавила она.
