– Бывают… – Девушка негромко засмеялась. – Бывают, но редко. Я ведь могу читать мысли зверей, умею заговорить стрелу, отвести глаза.
– А еще у тебя есть богатый и влиятельный покровитель! – хохотнул Баурджин.
Кералан отпрянула, словно бы увидев рядом змею:
– Откуда ты знаешь?
– А парчовая юрта? Обстановка? Все эти шелка, светильники, подстилки. Нет, одной охотой такого не заработаешь! Ну, чего встрепенулась? Обиделась? Если так, прости…
– Ничего. – Девушка сняла с очага мясо и ахнула: – Ну вот! Чуть было не подгорело! Ешь!
– А ты что же, не будешь?
– А я не голодна. Впрочем, если так, за компанию…
– Вот-вот, именно – за компанию. В одиночку и пир не в пир.
Девчонка кивнула:
– Уж это точно!
Мясо оказалось вкуснейшим, и Баурджин вполне искренне позавидовал неизвестному покровителю девушки – та ведь была, оказывается, не только красавицей, но еще и замечательной хозяйкой.
– Вкусно! – похвалил гость. – Что это – перепелки, рябчик?
– Лиса, тушенная в тангутском вине.
– Лиса?! Ну, все равно вкусно. Вообще-то я уже наелся, спасибо. Кто-то обещал чай!
– Ах, да… На, пожалуйста, пей. Не бойся, он не отравленный.
– А я и не боюсь. Вот только руки обо что вытереть? – вдруг озаботился Баурджин.
Хозяйка снова вздрогнула:
– Что?! Вытереть руки? А их обычно вытирают об халат. И после этого будешь утверждать, что ты простой кочевник-айрат?
Юноша хохотнул:
– Да, так и есть – я простой парень. А ты… ты очень красивая девушка. Очень!
Он провел взглядом по пленительным изгибам юного тела, задерживаясь на груди… не большой, но и не маленькой, в меру…
– Ты тоже не урод, – прошептала Кералан и подалась к гостю. – И здорово умеешь целоваться… Ха – простой парень? Как бы не так… Я вижу у тебя на шее амулет. Можно взглянуть?
– Смотри, пожалуйста, – пожав плечами, Баурджин с удовольствием ощутил, как прижалась к его груди девчушка, обнял, притянул ближе, поглаживая руками по спине и пухленьким ягодицам.
– Серебряная стрела?! – воскликнула Кералан и вздрогнула. – Серебряная стрела! Это же…
– Потом расскажешь… – крепко прижав к себе девушку, Баурджин накрыл ее губы своими…
А уже потом, отдыхая от любовного пыла, поинтересовался:
– Так что там такого в моем амулете?
– Ничего такого. – Кералан тряхнула головой. – Просто род Серебряной Стрелы очень, очень древний.
– И, к сожалению, захудалый, – грустно добавил гость.
И мысленно попенял – экий вы моральный разложенец, товарищ генерал. Нет на вас политорганов, нет!
– Что?! – Девчонка сверкнула глазами.
– Ну что ты все время дергаешься?
– Так… Я вдруг почувствовал в тебе что-то такое, чего не могу понять. А непонятное всегда пугает!
– Я тебя пугаю? – улыбнулся Баурджин, приподнимаясь на ложе. – А хочешь – вообще съем?!
– Съешь! – Кералан засмеялась и вдруг спросила: – Это не за тобой сегодня гнались воины-кераиты?
– За мной, – кивнул парень. – Только ты не думай, я ничего у них не украл.
– А я и не думаю… – Девушка задумчиво рассматривала амулет. – Ты не похож на вора. Скажи, куда ж ты все-таки шел?
– В долину, – честно признался гость.
Хозяйка всплеснула руками:
– Ну, ничего себе, крюк!
– А мы, найманы, такие – прямо шесть, кругом четыре, и двести верст – не крюк!
– Ты снова говоришь непонятные слова, – покачав головой, призналась Кералан. – Никак не могу в них вникнуть.
– А ты не вникай, – с улыбкой посоветовал Баурджин. – Иди-ка лучше сюда… Ближе…
– О, боги! – оставив амулет, девчонка рассмеялась. – Признаюсь, мне давно не было так хорошо… А тебе?
– О! Просто нет слов!
– Хочешь, покажу тебе что такое «яшмовая флейта»? Или – «наездница»?
– Покажи! И то и другое…
– Ну, – девушка улыбнулась, – тогда держись!
Ох, и гад же ты, Иван Ильич! Ну, признайся, хорошо тут тебе? Ах – просто прекрасно?! Вот оно где, оказывается, твое истинное лицо! Типичный морально-бытовой разложенец.
Так вот себя поругивая, Баурджин-Дубов блаженно закрыл глаза. Ему вдруг привиделся некий Киреев, председатель парткома в одном захолустном гарнизоне, в котором Иван Ильич служил… ах, дай Бог памяти, в каком же году? В пятьдесят втором? Нет, позже – при Никите уже дело было; страшные времена – многих тогда сократили. Так вот, Киреев… Лощеный такой майор, все любил лекции читать на тему высокой коммунистической нравственности. Как раз «Моральный кодекс строителя коммунизма» тогда вышел – даже зачет по нему сдавали, да не у себя в части, в области, в обкоме… не вспомнить только, в каком именно – промышленном или сельхозе? Скорее второе – промышленных предприятий там было – кот наплакал: ремонтные мастерские, артель по производству чугунов и мисок и еще один деятель, инвалид, кустарь-одиночка, что вязал из алюминиевой проволоки дивной красоты цветы и узоры. Да, в сельхозобкоме тогда зачет и сдавали, плохо сдавали, Киреев краснел, вертелся… Еще бы хорошо сдать, когда две недели подряд водку пьянствовали – то день рожденья, то чьи-то звездочки обмывали, потом чьи-то ножки, затем опять звездочки… В общем, успехами не блистали. До тех пор пока Иван Ильич – в ту бытность полковник… или нет, еще подпол… – пока Иван Ильич не догадался предложить комиссии водки. А партийцы и не отказались – выпили. Так и сдали. Да-а-а… были дела. А при чем тут Киреев? А, он же потом донос написал, собачура! Вот упырь! Главное, ведь сам же вместе со всеми и пил!
– Э-эй, Баурджин! Не спи, еще не время, – засмеялась красавица Кералан.
Юноша вздрогнул:
– Что значит – не время?
– Ой, проснулся! – Девчонка заметно смутилась. – Слушай, у меня есть для тебя подарок.
– Подарок? – Баурджин потер руки. – Люблю подарки! Наверное – это будет белый конь?
– Нет, не угадал.
– Ага… Значит, не белый, а вороной!
– Нет.
– Каурый?
– Да нет же!
– Неужели – серый? Ох, не нравится мне этот цвет, да уж верно говорят – дареному коню в зубы не смотрят!
– Вообще – не конь! Вот!
Кералан протянула юноше… серебряный кружочек со стрелой – амулет, точно такой же, как тот, что уже висел на шее Баурджина.
– Мне почему-то кажется, – чуть смущенно произнесла она, – что тебе нужно иметь два таких.
– Кажется? – теперь уже вздрогнул Баурджин. – Почему?
Девчонка пожала плечами:
– Не знаю. Но думаю – это хорошо знаешь ты.
Да уж, не в бровь – а в глаз!
Надев амулет на шею, парень поспешно притянул к себе девушку…
– Ты так и не выпил чай, – тихонько промолвила та. – Остыл ведь уже!
– Ничего, попью и холодный…
Замполит и председатель парткома Н-ской части майор Советской Армии Киреев прямо-таки исходил гневом, вполне праведным, как, наверное, казалось, самому майору. Всегда тщательно отглаженный китель его смешно топорщился и, о ужас, был расстегнут, обнажая красную шею замполита, почему-то обвязанную ситцевым цветастым платком – такие очень любят носить деревенские модницы, и чем дальше от райцентра деревня, тем ярче и цветастей платки. Вот и у Киреева был на шее такой – и где он его достал, интересно? Дефицит – страшный!
– Ты-и-и! – негодующе тыча перстом в грудь Дубова, майор казался сошедшим с плаката времен гражданской войны – «Ты записался добровольцем?» и пафос источал не меньший, а, может, еще и больший, чем изображенный на плакате красноармеец.
– Ты-и-и! – верещал замполит, да так громко, что от его голоса в просторном ленинском зале колыхались кумачовые занавеси. – Морально разложился, товарищ Дубов? Впрочем, такие нам не товарищи! Яшмовые флейты, говорите? Наездницы? Да за такие дела можно и партбилет на стол положить! Очень даже просто! А потом – поганой метлой из доблестных рядов Советской Армии! Да, да, поганой метлой, вот именно! Гнать! Жукова выгнали – выгоним и тебя! Так и знай, выгоним!
– Так и знай, выгоним! – грозно качнув головами, в унисон повторили висевшие за спиной замполита портреты – Ленина, Карла Маркса и товарища Никиты Сергеевича Хрущева, которого все офицеры части за глаза называли Хрущом и ненавидели лютой ненавистью. Честно сказать – ведь и было за что: так позорно сократить армию! Повыгонять офицеров – живите, как хотите!
