Я осталась в зале суда, пройдя через мучительную процедуру, которую адвокаты называют «повторным перекрестным допросом». Мне она представлялась в высшей степени оскорбительной, но Тернбулл и другие обвинители посчитали, что отказаться от нее я не могу. Защита снова и снова вызывала меня для дачи свидетельских показаний, стремясь отстоять свою точку зрения относительно психической неуравновешенности Рэнди на момент совершения преступлений. Тернбулл подозревал, что защита уцепится за решение Рэнди оставить мне ключ от мастерской. Ведь он прекрасно знал, что я там найду и какую это вызовет реакцию, а следовательно, предвидел мои действия и действительно хотел, чтобы его поймали, предали суду и казнили. По мнению Тернбулла, это станет неоспоримым подтверждением, указывающим на неспособность Рэнди мыслить разумно. «Они делают последнюю, отчаянную попытку спасти его от смертельной инъекции. Весьма оригинально, но вполне осуществимо», — заключил обвинитель.
Но еще хуже было то, что с этой же целью вызвали на свидетельскую трибуну единственного оставшегося в живых после кровавой охоты Рэнди. Несмотря на то что семья Бекмэнов была убита за пределами штата, защита настояла на необходимости выслушать свидетельские показания Карсона, которые, по ее мнению, сыграют важную роль в оценке психического состояния Рэнди в момент совершения убийств. Несмотря на оговорку, что свидетель дает показания против воли, Бейер и его брюзгливый коллега сослались на какой-то древний прецедент, и судья Оливер была вынуждена согласиться на вызов Карсона для дачи свидетельских показаний.
И вот теперь Карсон ерзает на месте для свидетелей, устремив глаза в одну точку. Подбородок юноши покрывала угревая сыпь, тусклые волосы растрепались. Болезненно-желтый цвет лица говорил о долгих месяцах, проведенных в доме, откуда он выходил только в школу. Тетя и дядя по отцовской линии, которые после смерти родителей Карсона официально взяли мальчика под опеку, сидели здесь же, в галерее, недалеко от меня, но встретиться с ними глазами я не могла.
Бейер сложил пальцы в замок и облокотился на стол.
— Что Дана попросила вас сделать?
— Она сказала, что нужно пройти по коридору и спрятаться в комнате для гостей, — откликнулся Карсон. Он вдруг оживился, как будто успокоительные средства внезапно перестали действовать, и заговорил торопливо и сбивчиво: — Сестра сказала, что надо выпрыгнуть в окно, но мы находились на третьем этаже, и думаю, она плохо соображала, что говорит. Я перепугался и пошел за ней, и пока мы шли по коридору, из спальни родителей слышался шум, но дверь была закрыта, и мы ничего не увидели. Когда мы добрались до комнаты для гостей, то услышали, что дверь в спальню родителей открылась и кто-то окликнул Дану по имени. Но не мама и не папа. Я не мог оглянуться, потому что сестра толкала меня перед собой, а когда я очутился в комнате, захлопнула дверь. Живой я ее больше не видел.
В зале суда стояла мертвая тишина, которую нарушало только прерывистое дыхание Карсона. Судья Оливер спросила, не хочет ли он прервать показания и сделать перерыв, но юноша только покачал головой и одарил судью обаятельной улыбкой, что при данных обстоятельствах выглядело более чем странно.
— Предпочитаю поскорее с этим покончить, — заявил он.
Бейер продолжал задавать вопросы, и Карсон стал рассказывать, как он сидел, затаившись, в комнате для гостей и боялся шелохнуться, не говоря уже о том, чтобы включить свет. Так он сидел в полной темноте, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью. Сестра вскрикнула только один раз, а потом послышался шум борьбы.
— Такие странные, хлюпающие звуки… Знаете, так бывает, когда идешь по луже. Как будто кого-то бьют о стену или об пол, не знаю, — продолжал свой рассказ Карсон, и мало кто из присутствующих в зале суда мог смотреть на него в этот момент. Я была в числе этих немногих и не могла оторвать взгляд от лица юноши, на котором застыло сладострастное напряжение, как будто он находится под воздействием неясных, внезапно нахлынувших чувств. Потом оно снова приобрело безразличное выражение. Тогда я решила, что эта вспышка является результатом страшной травмы, пережитой в детстве.
— Сколько времени вы находились в комнате для гостей? — задал очередной вопрос Бейер.
— Полицейские потом сказали, что больше часа, но я не знаю. Часов у меня не было.
— И когда вы оттуда вышли?
— Когда он мне разрешил.
Бейеру не было нужды отрывать взгляд от стола, чтобы почувствовать напряженное внимание зала.
— Кто разрешил? Мистер Мосли?
Карсон кивнул, а потом наклонился к установленному на свидетельской трибуне микрофону и прошептал: — Да.
— Значит, он знал, что вы там прячетесь?
Юноша стал бледным как смерть, и я испугалась, что сейчас он потеряет сознание и свалится со стула. Но он сидел на месте с застывшим лицом и продолжал говорить едва шевеля губами:
— Я сел на пол, спиной к двери, на случай если он попытается войти. Я уже решил, что, наверное, умру. Потом я услышал, как кто-то выходит из комнаты родителей и идет по коридору, и закрыл рукой рот, чтобы не закричать. Помню, как я старался не дышать, боялся, что он меня услышит. Потом все стихло, и я подумал, что, возможно, он уже ушел и я должен выбраться из дома или помочь Дане и маме с папой. Но я страшно испугался. Какой же я трус!
— Сынок, никто не считает тебя виновным в смерти семьи. Ты ничем не мог им помочь, и благодари Господа, что сам остался в живых, — принялся утешать его Бейер.
— Как бы не так! — неожиданно огрызнулся Карсон, и мы все застыли в напряжении, наблюдая за этой переменой. Юноша бросил злобный взгляд на заботливого защитника, а потом посмотрел на Рэнди. — Он прекрасно знал, где я прячусь, стоял за дверью, напротив меня, а потом заговорил как ни в чем не бывало. Он сказал: «Я знаю, что в этой семье есть мальчик, но я нигде не могу его найти. Скоро у меня самого будет сын. Жена еще этого не знает, но я уверен, что родится мальчик». А потом я, должно быть, пошевелился, потому что он прошептал: «Тсс». После этого он сказал, чтобы я посидел в комнате еще несколько минут и только потом вышел. Он запретил искать родителей или сестру, а велел сразу идти вниз и вызвать полицию. Он ушел, а я сделал все, как он велел. Бейер переключил внимание на присяжных.
— За все время, в течение которого мистер Мосли совершал свои самые страшные преступления, он никогда прежде не оставлял кого-либо в живых. Перед тем как покинуть дом Бекмэнов, он даже беседовал с Карсоном, прекрасно понимая, что мальчик сможет опознать его голос в полиции, что он и сделал полтора года спустя. Просим уважаемых присяжных задуматься, может ли человек, находящийся в здравом уме и соблюдающий свои интересы, совершать подобные действия. Или же мы имеем дело с душевнобольным, не способным мыслить логически и разумно рассуждать, подтверждением чего служит его четко выраженное желание быть арестованным и преданным суду. — Рэнди понял, куда клонит адвокат, и что-то сердито зашептал ему на ухо. Государственный защитник удовлетворил претензию своего подзащитного с явной неохотой и снова повернулся к свидетельской трибуне. — Еще один последний вопрос, юноша, и вы свободны. Можете ли вы предположить какую-либо причину, кроме умопомешательства, по которой мистер Мосли вас пощадил, после того, что он сделал с вашей семьей? Известна ли вам разумная причина, которой он руководствовался, оставляя вас в живых?
Судья взглянула на Тернбулла, ожидая, что он заявит протест. Обвинитель действительно уже поднялся с места, но в этот момент раздался голос Рэнди, обращенный непосредственно к Карсону, который неподвижно сидел на свидетельской трибуне, бледный как полотно.
— Причина ему известна, — заявил Рэнди.
Карсон уставился на него, как будто желая испепелить взглядом, а потом твердо ответил:
— Нет, неизвестна.
Судья Оливер попросила Рэнди попридержать язык если он не хочет быть приведенным к присяге. Бейер и его напарник нахмурились, и Бейер взял подсудимого за руку. Но Рэнди смотрел только на Карсона и беззвучно произносил какие-то слова, совсем как тогда, когда я давала свидетельские показания, а его губы шептали: «Я тебя люблю». «Да, ты знаешь причину», — беззвучно повторял Рэнди.
Коллеги Тернбулла вывели меня из здания суда через заднюю дверь, чтобы избавить от встречи с толпой репортеров, сгрудившихся у парадного входа. Задняя дверь вела в частный многоэтажный гараж, которым пользовались работники суда и свидетели, вызванные для дачи показаний. Холодное мрачное
