диаметре, из мегалитов или каменных плит, а сами плиты в высоту достигают четырнадцати футов. Окруженный рвом круг располагался на фоне прекрасных вод озера. Внутри круга и вокруг него — повсюду фиолетовым облаком цвел вереск. Сохранилось только тридцать шесть камней, но, видимо, их было шестьдесят, и сооружение это также датировалось эпохой неолита. Мегалиты Стеннесса, часть другого каменного круга, который возник примерно пять тысяч лет тому назад, представляли собой очень высокие каменные плиты, немногим менее двадцати футов. Среди камней паслись овцы, и в круге, кроме овец, Перси и меня, больше никого не было. Я была очарована. «Какие древние обряды проходили здесь? В какие божества верили эти люди? Когда здесь появились викинги?» — все это мне очень хотелось узнать.
Перси настоял, чтобы мы поехали дальше на север, где на побережье расположено местечко под названием Скара-Брае, деревня эпохи неолита. Это было удивительное место. Здесь тысячи лет тому назад жили люди, сохранились даже их встроенные самшитовые лежанки и очаги. Постепенно на этом месте возводились дома, постройки наслаивались друг на друга, люди жили здесь в течение многих веков. Раньше мне казалось, что люди каменного века обитали в ужасных хижинах, и была удивлена, как сложно оказались устроены их дома. Местечко Скара-Брае было одним из тех самых случайных открытий, его обнаружили в 1850 году, когда после страшного шторма обнажился пласт земли.
Перси начал уставать от моих бесконечных вопросов и восхищенных восклицаний, и чем дольше мы шли, тем сильней он хромал.
— Поехали в Керкуолл, — сказала я, сжалившись над ним. — Я потом вернусь и еще раз все осмотрю. Спасибо, что показали мне это место.
— Не стоит благодарности, — ответил он.
— Да, кстати, кажется, вы не рассказывали о том, что вы делали в Глазго, — сказала я.
— Полагаю, то же, что и вы, — ответил он.
— И что же это?
— Я не знаю. Думал, вдруг меня осенит или я смогу найти простое решение.
— Мне посещение Глазго в этом не помогло.
— Мне тоже. Что ж, будем предаваться мечтам, — сказал он.
— Мы могли бы объединить усилия, чтобы разгадать тайну происхождения второго секретера.
— Я так не думаю.
— Почему?
— По сути, мы ищем разные вещи, — сказал он. — Да, с одной стороны, мы оба ищем предмет мебели, но вы в действительности ищите то, что вас оправдает, доказательств.
— Если рассматривать это в подобном ключе, то, полагаю, вы правы, но еще я ищу справедливости и не считаю, что правосудие свершилось после ареста Блэра Болдуина и суда над ним.
— Хорошо, согласен, — ответил он.
— Спасибо за уступку. — Мне показалось, что на его лице мелькнула тень улыбки. — А что ищете вы?
Он помолчал мгновение.
— Я не знаю точно. Быть может, избавления?
— А в какой форме вам это видится?
— Пустошь, — произнес он. — Вы все равно от меня не отстанете, пока не узнаете.
— Ясно. Мы говорим о просто пустоши или о Пустоши, с большой буквы «П»?
— Так много вопросов. О Пустоши с большой буквы, — ответил он. — Пустошь, лабиринт, израненный повелитель.
Затем он рассмеялся, но смех его был невеселым, больше походил на кашель.
— Пустошь, — повторила я. — Как у Элиота. Эту местность пустошью не назовешь. Я никогда не видела столько зелени.
— Я найду ее, — сказал он. — Надеюсь, мы оба найдем то, что ищем.
— Разве мы не можем сделать этого вместе?
— Нет, не можем. На эти поиски надо отправляться в одиночестве. У каждого своя стезя. Главное в этой ситуации — не ошибиться с вопросом.
«Супер, — подумала я. — Очень может быть, что сейчас я нахожусь в машине на дороге, ведущей неизвестно куда, с человеком, который несет всякий бред и, возможно, вообще не в себе». Мне хотелось расспросить его подробнее, добиться от Перси прямых ответов, но я не стала давить на него. Возможно, моя врожденная тактичность взяла свое или быть может, я была не в настроении разгадывать загадки. Перси сник, было заметно, что раны от падения сильно болели. Я припарковалась на въезде в город. Перси, хромая, пошел прочь, неся в руках погнутый велосипед. Дойдя до угла, он на мгновение обернулся, и мне показалось, что он решил вернуться, что он хотел сказать что-то еще. Но он лишь кивнул мне. Я подумала, что это было безмолвное «спасибо», но позже я подумала, вдруг он просто признал во мне родственную душу, которая не в состоянии успокоиться, пока не получит ответа на свои вопросы, как мирские так и духовные в самом широком смысле этого слова. Эта сцена еще долго стояла перед моим мысленным взором.
Глава 6
Претерпев ужасные лишения, Бьярни и Одди снова достигли берега. Под ударами волн Пролива[9] и жестоких штормов Бискайского залива они наконец сели на мель в Галисии, что в Северной Испании. На рубеже последнего тысячелетия Галисия была чем-то вроде аномалии для остального мира. Это было довольно уединенное местечко, с севера и запада окруженное морем, с востока отрезанное от Европы горами, а с юга войсками мусульманской Испании. Неспроста назвали уходящий в море мыс Финистерре, что означает «конец мира».
Изможденные и голодные Бьярни и его люди попытались украсть еду, но их планы снова пошли крахом. Галисия несколько лет подряд подвергалась набегам викингов и сарацинов с юга, поэтому землевладельцы были всегда наготове. Однако наши неисправимые авантюристы похитили младшую дочь землевладельца, которого они так неудачно попытались ограбить, и потребовали большой выкуп за ее освобождение живой и здоровой. Конечно, это было гнусное преступление, на которое решились отчаявшиеся люди, но последствия оказались весьма неожиданными.
Пока Бьярни торговался о цене за возвращение девушки по имени Гоисвинта, Одди охранял ее, и они, здоровяк-викинг и миловидная девушка, почти все время проводили вместе. Полагаю, произошло неизбежное, сначала мольбы об освобождении с ее стороны, слова сочувствия с его, затем обмен шутками и в итоге — страсть: Одди и Гоисвинта полюбили, или, по крайней мере, возжелали друг друга, и Одди ни за что не хотел отправлять ее обратно к отцу, которого звали Теодорик, несмотря на то что она сама хотела вернуться. Одди послал своего брата к ее отцу, чтобы договориться о свадьбе, а не о выкупе, и получил от Теодорика ожидаемый ответ. Дочь Теодорика не выйдет замуж за викинга-язычника. Бьярни сообщил огорченной Гоисвинте и Одди о решении ее отца.
— Я знаю, что делать, — сказал Одди своему брату. — Мы переоденем одного из пленников в одежду Гоисвинты, и ты под покровом ночи обменяешь его на деньги. — Надо отметить, что среди пленных были слуги или рабы, участь которых мало кого заботила. — Когда Теодорик заметит, будет уже поздно. Остальные дождутся тебя у корабля, и, как только ты появишься, мы вместе с Гоисвинтой отправимся в путь.
Мы не знаем, что ответил ему Бьярни, но, очевидно, он согласился. Теодорика, вероятно, хорошо знавшего нрав своей дочери, или, по крайней мере, который был таким же хитрым, как и Одди, не удалось одурачить, и за пленника в женской одежде Бьярни получил мешок с песком. Бьярни бросился к кораблю, а Теодорик и его друзья-землевладельцы погнались за ним. Все кончилось беспорядочным бегством, единственный корабль Бьярни был разрушен, а остальные викинги убиты. Только Бьярни, Одди и его Гоисвинта да еще поэт Свейн смогли скрыться под покровом ночи. Но недолго им было суждено оставаться на свободе.
