Коко стал длинным розовым языком приводить в порядок свою грудку, а Юм-Юм потерлась об ноги Квиллера, намекая, что неплохо бы перекусить. Они в первый раз оставались здесь одни, и Квиллер обвёл взглядом комнату в поисках криво висящих картин, разбросанных по полу книг, сдвинутых абажуров и разодранной туалетной бумаги. Никогда не угадаешь, чем они могут ответить на то, что их бросили в новой обстановке. К счастью, их присутствие выдавали лишь несколько волосков кошачьей шерсти на синем бархатном кресле и несколько сухих цветов на полу гостиной; это значит, они облюбовали себе любимое кресло миссис Кобб и один из них, а может, оба вспрыгивали наверх семифутового шифоньера, чтобы изучить зимний букет, стоявший корзине – одной из таких, какие когда-то делали квакеры.
Квиллер сварил себе кофе и сел читать последние письма Айрис Кобб, мысленно поблагодарив Денниса за то, что он подарил ей пишущую машинку. Первое письмо было датировано 22 сентября и начиналось вопросами заботливой бабушки о Деннисе-младшем, далее шли замечания о хорошей погоде, восторги по поводу нового антикварного магазина, открытие которого намечено на 17 октября, и длинный рецепт какого-то нового очень калорийного десерта, который она изобрела, а далее шли такие строки:
В музее происходит столько интересного! На днях мне пришла в голову мысль, что хорошо бы было выставить в одной из музейных спален постельную грелку с длинной ручкой, и я вспомнила, что кто-то отдавал нам грелку в плохом состоянии. Я посмотрела по компьютеру. (Фонд Клингеншоенов оплатил нам приобретение компьютера для составления каталога нашей коллекции. Правда, как замечательно?) Конечно, там было сказано, что на корпусе вмятины, а ручка болтается, но стоит отреставрировать. И я пошла вниз её искать.
В подвале у меня свалены всякие поломанные вещи, и я шарила в поисках грелки, когда услышала таинственные (два «н», правильно?) постукивания по стене. И я сказала себе: как славно! У нас поселилось привидение! Я прислушалась и попыталась понять, от какой стены идут звуки, а потом подобрала старую деревянную толкушку для пюре и сама постучала в стену. После этого звуки прекратились. Если это было привидение, то я, наверное, его испугала.
Жаль, что вы не можете приехать на торжественное открытие магазина. Всё должно быть очень пышно. Сьюзан организует и шампанское для крюшона, и цветы, и всё такое.
С любовью, мама
Цветы, подумал Квиллер. Разумеется, ржаво-жёлтые хризантемы. Он взял следующее письмо, датированное 30 сентября, и обнаружил резкую смену настроения. Миссис Кобб писала:
Дорогие Деннис и Шерил!
Я страшно расстроена. Я только что получила от доктора Тала результаты анализов, и всё ужасно плохо! Сердце, кровь, холестерин – всё! Я так плакала, что даже говорить не могла, а то бы я позвонила. Если я не буду соблюдать строгую диету и не буду делать некоторые упражнения и принимать лекарства, понадобится операция! Меня это просто сразило. Никогда не думала что вдруг сразу так сдам. Я великолепно себя чувствовала! А теперь просто руки на себя наложить хочется. Так это говорится? Простите, что взваливаю на вас свои неприятности. Сегодня не могу больше писать.
Мама
Бедная Айрис, подумал Квиллер. У его собственной матери наступила такая же паника, когда доктор выдал ей смертный приговор. Он взял следующее письмо и порадовался, обнаружив, что оно звучит гораздо жизнерадостнее. Письмо было написано пять дней спустя.
Милые мои детки!
И сказать не могу, как ваш звонок меня поддержал. Мне надо было приехать к вам, когда вы первый раз меня приглашали, но теперь я должна остаться здесь на торжественное открытие. Днем я чувствую себя нормально, но по ночам очень нервничаю и плохо сплю, в основном из-за этих загаданных (я правильно написала?) звуков. Я говорила вам о стуке в подвале. Теперь я все время слышу этот стук, а также стоны и дребезжание. Иногда мне кажется, что всё это только у меня в голове, и тогда я действительна начинаю бояться, и даже в груди давит.
Я всегда говорила, что старый дом несёт на себе отпечаток переживаний тех людей, которые жили в нём, словно что-то проникает в дерево и штукатурку. Это звучит дико, я знаю, но с Гудвинтерами всегда приключалось что-нибудь дурное – самоубийства, убийства, несчастные случай. Я чувствую это в атмосфере дома, и мне становится очень неуютно. Это всё моё воображение? Или злые духи?
Я так углубилась в свои беды, что забыла спросить о маленьком Дэнни. Вы узнали, отчего у него появилась сыпь?
С любовью, ваша мама и бабушка
Последнее письмо не было датировано, но Деннис получил его в субботу, за день до смерти миссис Кобб.
Дорогой Деннис!
Не знаю, как долго ещё я смогу выдержать, – я имею в виду эти стуки. Волонтеры (так здесь называют тех, кто приходит бесплатно помогать в музее) ничего не слышат. Я одна их слышу. Я сказала доктору Талу, и он велел мне несколько дней не принимать лекарств, но ничего не изменилось. Я всё равно слышу звуки, правда лишь тогда, когда я одна. Не хочу говорить Ларри. Он подумает, что я сошла с ума. Музей открыт в пятницу, субботу и воскресенье, и тут будут ходить люди. Я подожду до понедельника, и, если всё останется так же, я от этой работы откажусь.
Мама
P. S. Сейчас их опять не слышно.
Получив в субботу письмо, Деннис позвонил доктору Галифаксу и купил на понедельник билет на самолёт. В воскресенье ночью она умерла, и её лицо было искажено от боли – или от чего-то ещё? Она была напугана до смерти, решил Квиллер. Чем? Или кем?
После этого последнего письма он не спешил ложиться в постель, где над ним будет нависать чудовищная спинка. Он решил спать на кушетке, но вначале провести эксперимент, который будет состоять в следующем: он досидит до полуночи, включив во всех комнатах лампы и люстры и поставив магнитофон на полную мощность. Затем ровно в полночь всё выключит и будет сидеть в темноте и слушать.
Выполняя первый этап своего плана, он прошёлся по квартире, щёлкая одним выключателем за другим и зажигая все лампы. В прихожей загорелось только две свечи. Накануне ночью их было четыре. Час назад – три. Он фыркнул в усы. Электричество, которое отказывалось выполнять свои обязанности, выводило его
