– Чудно! Как-нибудь вечером вы должны сыграть со мной.
Фердинанд в белых нитяных перчатках поставил перед ней серебряный поднос – выдержанный в традициях кубизма, со вставками чёрного дерева, – и хозяйка уверенно продемонстрировала, как управляется с чайной церемонией.
– Мистер Квиллер – писатель, – сказала Мэри.
– Замечательно! Что же вы пишете?
– Сейчас задумал написать книгу об истории «Касабланки», – сказал он, снова поразив Мэри. – В публичной библиотеке настоящая коллекция фотографий, среди которых много ваших, мисс Пламб.
– А у них есть снимки моего обожаемого папы?
– Несколько.
– Как бы мне хотелось их увидеть. – Она аккуратно склонила голову набок.
– Вы помните, какой была старая «Касабланка»?
– Конечно! Я здесь родилась. В этой самой квартире. Роды принимали повивальная бабка, медсестра и два врача. Моим отцом был Харрисон Уилле Пламб – изумительный человек! Мать практически не помню. Родственница Пенниманов. Она умерла, когда мне было всего четыре годика. В городе свирепствовала эпидемия инфлюэнцы: мать и двое моих братьев заразились. Все трое умерли в течение недели и оставили меня на попечении отца. Мне было всего четыре.
Мэри сказала:
– Расскажите мистеру Квиллеру, как вам удалось избежать эпидемии.
– Чудесным образом! Моя нянька – по-моему, её звали Гедда – попросила разрешения увезти меня в горы, где ей казалась обстановка здоровее. Мы оставались вдвоем в маленькой хижине, ели лук, чёрную патоку пили чай… Меня до сих пор трясёт от воспоминаний. Но зато мы не заболели. Приехав домой, я увидела, что в живых остался один отец – он был убит горем! Мне тогда было четыре годика.
Неуклюжие руки Фердинанда в белых перчатках, напоминающих по размеру перчатки для игры в бейсбол, пронесли серебряный подносик, на котором лежал кекс, усеянный зернышками тмина.
Графиня продолжила:
– Я была единственной, кто остался у отца в этом мире, поэтому он баловал меня своим вниманием и шикарными подарками. Я его обожала!
– Он устроил вас в школу? – спросил Квиллер.
– Меня учили на дому: отец не выпускал меня из вида. Мы всюду были вместе – на симфонических концертах, в опере и на благотворительных балах. Каждый год путешествовали: в Париже нас принимали по-королевски, а на кораблях мы всегда кушали за капитанским столиком. Отца я называла лучшим другом, а он присылал мне чайные розы и вишневый ликер… Фердинанд, вы можете принести конфеты.
Огромные руки поставили маленькую серебряную конфетницу на ножках, в которой на льняной салфетке лежали три «вишни в шоколаде».
Квиллер воспользовался паузой, чтобы сказать:
– У вас, мисс Пламб, очень красивая квартира.
– Благодарю, мистер…
– Квиллер.
– Да. Мой дорогой папа обставил её после одного из своих путешествий в Париж. Очаровательный француз с усиками прожил здесь целый год, полностью всё переделав. Я в него даже влюбилась. – Тут она кокетливо склонила голову набок. – С континента приезжали специально выписанные мастеровые. Для девушки это было восхитительное время.
– А вы не припомните людей, живших тогда в доме? Какие-нибудь фамилии?
– Ну конечно же! Здесь жили, разумеется. Пенниманы. Моя мать была с ними в родстве… семья Дэксбери, банкиров… Тихэндлы, Уилбертоны и Грейстоуны. Все известные семьи жили в шикарных квартирах или pieds-a-tetre.
– А знаменитости приезжали? Президент Кулидж? Карузо? Бэрриморы?
– Уверена, что они останавливались у нас, но… жизнь в те времена больше походила на вихрь, а я была совсем юной. Простите, если чего-то не вспомню.
– Обедали вы, наверное, в ресторане на крыше?
– А, в «Пальмовом павильоне». Конечно же! У нас с отцом был отдельный столик с чудеснейшим видом, и все официанты знали наши любимые блюда. Я обожала бананы по-фостерски! Шеф-повар всегда готовил их прямо за столом. Если погода выдавалась хорошей, мы пили чай на террасе. Первый раз я появилась в 'Пальмовом павильоне' в красивейшем белом, расшитом бисером платье.
– Я тоже восхищаюсь прекрасными видами из своей квартиры, – сказал Квиллер. – Я живу в номере, в котором до этого проживала Дианна Бессингер. Вы, как я понял, хорошо её знали.
Графиня печально опустила глаза.
– Мне её очень не хватает. Мы дважды в неделю играли в скрэбл. Это беда, что она так рано ушла из жизни. Умерла во сне. Отказало сердце.
Квиллер быстро взглянул на Мэри, и та нахмурилась в ответ. Ещё и Фердинанд угрюмо встал рядом, сложив руки на груди.
Мэри поднялась:
– Большое вам спасибо, мисс Аделаида, за приглашение.
