– Близко! – И он пропал в метели.
Улица Ленина! Как ее найти, эту самую улицу?! Нужно вернуться, надеть меховое чудище, неудобные торбаса, шапку и разыскать другие перчатки. Выяснить у Тани и Левы, где именно это самое радио – вход со стороны Дежнева! – и начать все сначала.
Но от отчаяния и упрямства – пусть уж я замерзну насмерть, будете знать! – Лиля ничего этого не сделала. Трясясь от холода и ветра так, что зуб не попадал на зуб, то спиной, то боком, прижимая обеими руками к голове капюшон, она пошла в том направлении, куда махнул рукой прохожий.
Путь был долгим и трудным. Один раз она даже упала, ударилась коленкой и заплакала злыми, колючими от ветра слезами. Поднялась и стала отряхивать джинсы, совершенно бессмысленно, потому что их тут же вновь залепляло снегом!
Все-таки она дошла. И когда потянула на себя тяжелую дверь и оказалась в теплом тамбуре, где не было ветра и снега, а были свет и тепло, привалилась к стене, прерывисто дыша, уверенная, что на самом деле спаслась от смерти!
Она стояла долго, вытирала лицо платочками из пакетика, и волосы были мокрыми, и куртка, и в сумке все тоже стало мокрым, как будто она поливала ее из душа!
– Вы к кому? – грозно спросил усатый вахтер, когда из тамбура Лиля вошла во внутреннее помещение, и даже приподнялся, готовый схватить ее и задержать, если она нарушит пропускной режим. Воспоследовали долгие объяснения и выяснения, созвоны по внутреннему телефону, установление личности – Лиля совала мокрый паспорт в окошко, и вахтер старательно переписывал «данные» в шнурованную тетрадочку, а потом с лестницы по ту сторону баррикады скатился какой-то парень.
– Слушайте! – начал он издалека и очень громко. – Это какое-то недоразумение! Вы нас извините! Мы не знали, что вы придете, и пропуск не заказали! Вы бы позвонили, мы бы вас встретили!
И стал делать знаки вахтеру, чтобы тот быстрее переписывал данные из паспорта.
– Мы вам потом постоянный сделаем! Что ж не позвонили, я бы заехал, погода испортилась, а вы пешком!
Лиле казалось, что она откуда-то его знает. Совершенно точно знает. Может, в Москве встречались?..
Он оглядел ее мокрую куртку, очень изящную, дорогую и очень московскую, мокрую стрижку, тоже очень изящную, дорогую и московскую, мокрые ботинки, очень изящные, очень…
Отвел глаза, почесал нос и сказал:
– И одеты вы… не по погоде… Вы бы позвонили, я бы заехал!
Вахтер справился, просунул в окошечко Лилин паспорт со вложенным листочком пропуска.
– Нам на третий этаж!
Лиля достала из пакетика последнюю салфеточку и промокнула шею под шелковым платочком. Салфеточка моментально намокла и сбилась в ком. Они медленно поднимались по широкой, как на речном вокзале, старинной неухоженной лестнице.
– Алена еще вчера хотела вас вытащить к нам, а потом решила, что нужно дать человеку в себя прийти. И метель!.. У нас в Анадыре девять месяцев погода суровая и прохладная, два с половиной месяца просто прохладная, а все остальное время комфортная. Это шутка такая. Проходите.
Двустворчатые крашеные двери под самый потолок казались замурованными навсегда. Больше на площадке не было ничего, кроме пепельницы, из которой, как из всех общественных пепельниц на свете, в разные стороны лезли окурки.
Парень приложил куда-то карточку, пиликнул магнитный замок – надо же, какие достижения цивилизации! – дернул и придержал створку.
Коридор оказался широченным и таким светлым, что Лиля на секунду зажмурилась. Белые стены из пористого пластика – мать честная, звукоизоляция, как на самых первоклассных радиостанциях! – глухой серый пол, шагов почти не слышно. Все двери распахнуты, закрыта только одна, в конце коридора, над ней красным горит надпись «Эфир». Стеклянные перегородки, столы, заваленные дисками и бумагами, крутящиеся стулья, черно-белые фотографии на стенах, самодовольный, чистенький кофейный аппарат в углу. У Лили непроизвольно открылся рот.
…Где я? Куда я попала? Или на этой планете уже давно изобрели и вовсю пользуются аннигилятором пространства и сейчас я на радио «Рок» в Кельне?! Так бывает. Я читала. Открываешь дверь и оказываешься в другом измерении – в пятом.
– Ромка, наш директор, сейчас подъедет, он же не знал, что вы будете! Хотите кофе?.. Или лучше чаю? Ну конечно, кофе!
Они все шли, и коридор все никак не кончался, недаром измерение-то пятое, и все головы от компьютеров поворачивались им вслед.
– Мы вам стол выделили, Ромка сразу распорядился, когда узнал, что представитель нового собственника летит. – Лиля быстро на него взглянула, и он как будто спохватился: – Меня зовут Олег Преображенцев, я дневной ведущий и по совместительству редактор. Вас-то мы все знаем…
Точно! Он говорил в эфире про погоду и про концерт по заявкам и делал это превосходно! Она даже представляла, как узнает его по голосу, и не узнала.
– Я вас слышала, – сказала Лиля, – как только прилетела. Вы очень… профессионально вели.
Олег Преображенцев слегка удивился, даже плечами пожал:
– У нас все ведущие хорошие. Вон вешалка, а вот ваш стол. Сейчас кофе принесу, и в студию, новости уже заканчиваются! Димка какую-нибудь песнюшку воткнет, конечно, но все равно надо. Насть, поухаживаешь?
– Конечно!
Лиля стянула куртку, холодную и влажную не только снаружи, но и изнутри, и пристроила ее на вешалку. Длинноволосая румяная девушка в толстом свитере и ворсистых брюках, сделав строгое лицо, подходила к ним. За ее спиной показались какие-то любопытствующие физиономии, но моментально скрылись. И вообще, на радиостанции заметно было некое нервное оживление, и Лиля понимала его причину.
– Настя наш музыкальный редактор. Она вам все покажет. – И Олег широко повел рукой, а Лиля посмотрела на выделенный ей стол с матовой изогнутой крышкой. Стол был абсолютно пуст и чист, только посередине черный прямоугольник монитора в серебряной рамке с тающим белым яблочком внизу.
Вся радиостанция города Анадыря работала исключительно на «Макинтошах».
– Вот кофе, и я побегу.
– Можно мне с вами?
Он приостановился. Лиля взяла кофе и сумку и улыбнулась очень мило.
– Куда? В студию? – спросил ведущий.
Она кивнула.
Олег Преображенцев переглянулся с музыкальным редактором Настей.
– Ну… конечно. Если хотите.
– Хочу.
Лиля знала, что начало так себе, не очень, что нужно дождаться директора и Алену, поговорить, уточнить позиции, обрисовать цели и задачи на ближайшие несколько дней, которые она пробудет здесь, в Анадыре, попросить подготовить необходимые бумаги, объяснить, что обстоятельства и планы изменились и она никак не сможет остаться на полгода, но ей вдруг так захотелось посмотреть, как работает радиостанция «Пурга» – не в бумажно-договорном, а в самом главном, человеческом смысле! Как садится к микрофону Олег Преображенцев, как надевает наушники, как звукорежиссер выставляет уровни – или, может, ведущий сам выставляет? На разных радиостанциях по-разному бывает!
Лиля знала, что сейчас ставит его в дурацкое положение – любой ведущий в своем эфире царь и бог, он никому не подвластен и не подконтролен. Он один, и у него всего лишь микрофон, но он знает, что его слышит множество людей, тысячи людей, и он говорит сразу со всеми. Никто в это время не стоит у него за плечом, не оценивает и не проверяет! Только до или после эфира может быть что угодно, любой «разбор полетов», и никогда – во время! Навязываться в студию без приглашения, торчать у ведущего на глазах, разрушать его контакт с микрофоном, а значит, со слушателями, негласно запрещено профессиональной этикой, и тот, кто так поступает, или в грош не ставит ведущего, или никогда не работал в эфире.
