– А это Алена, Ромка, они с радио «Пурга»! Таня, это моя подруга из Москвы! Лев Михайлович!
– Я на месте.
– Юлька, но ты же в Москве! А я в Анадыре!
– У тебя совсе-ем поехала крыша, – протянула Юлька томно, – я сейчас как раз тоже в Анадыре!
– Мои ребята ее на контроле повязали, – сообщил горделиво полковник Багратионов и подмигнул. – Разрешительных документов на въезд нет, а у нас тут погранзона!
– А вы та-акой бди-и-ительный, товарищ полковник!
– Приходится бдить! Потому, если за вами не бдить, вы вон в тундре пропадаете, а мы потом ищи!
– Но я уверена, – тут Юлька взяла руку полковника в свои ладони и поднесла к груди с молитвенным выражением, полковник вытаращил глаза, – в случае чего вы же нас спасете! Да-а-а?..
Полковник дрогнул, побагровел и кивнул. Юлька какое-то время поупивалась его растерянностью, а потом полковничью длань выпустила, вздохнула так, что Багратионову пришлось быстро и воровато отвести глаза от ее необыкновенного бюста, а после спросила деловым тоном:
– Ну, что тут у вас происходит?
Почему-то всех поразил этот простой вопрос.
Полковник насупился, Ромка Литвиненко сунулся было что-то рассказывать, но Алена дернула его за рукав, а Лева с Таней одновременно посмотрели на Лилю, а потом друг на друга.
– Лилечек, мы кухлянку твою привезли, и торбаса тоже. Ты как? После работы сразу домой придешь? Я тогда поеду торжественный ужин готовить! Оленинки нажарю свеженькой! Домой, да?..
Лиля нашла глазами Преображенцева и лучше б не находила. Он взглянул и отвернулся.
– Сразу, – ответила Лиля быстро. – Сразу домой, конечно!
– А подружка? С тобой ужинать приедет?
– С ней, с ней, – пробасила подружка. – Я о-очень люблю торжественный ужин! Особенно из оленинки. А здесь можно курить?
– Левушка, пойдем скорей. Картошки нет, а в нашем гастрономе плохая, я вчера не взяла. Нужно в дальний ехать…
– Таня, я достану тебе той картошки в лучшем виде и так скоро, что ты даже не успеешь чихнуть, чтоб ты всегда была здоровее всех!
Алена протарахтела, что подъедет к четырем на радио, чтобы «поговорить как следует», Ромка сказал, что Лиля может не приходить на работу, отдыхать дома, а Лиля заявила, что непременно на работу придет.
Через пять минут в комнате с белым медведем остались Лиля с Юлькой и полковник Багратионов. Преображенцев пошел «провожать народ».
– Поговорим? – предложил полковник, выдвинул стул, уселся и крепко утвердил на столешнице локти. – О жизни?
Вернулся Олег, кинул на диван пуховик и ушел на кухню, мягко ступая унтами по чистому деревянному полу. Лиля проводила его глазами.
Что происходит, а?.. Все же было ясно, понятно и так хорошо! Что-то изменилось? Что именно? И когда?
– У тебя шея вся располосована, – негромко сказала Юлька. – Вон царапины какие. Это что такое? Или в Анадыре так положено?
Полковник покосился на нее, кажется, удивившись изменению тона.
– Юль, ты-то откуда взялась? Ну, правда!
– Я купила билет на самолет и прилетела. Нас долго в Якутске держали, а то бы я еще вчера появилась.
– Зачем?!
– На тебя посмотреть, – сообщила Юлька. – Зачем же еще?!
– Тебя… тоже в командировку послали?
– Меня послали, – согласилась первоклассная журналистка Костина, – но не в командировку. Меня послали в жо-о-опу. Ох, простите, товарищ полковник, вам такие слова от дамы слышать не положено.
– Никак нет, не положено.
Юлька посмотрела на него с подозрением. Да вроде нет, не смеется.
– Я тебе потом все расскажу, – пообещала она Лиле. – Во всех ароматных деталях. А сейчас ты давай. А то я не поняла ничего. Меня на этом вашем погранконтроле арестовали, а я говорю – пропадите вы пропадом, я к подруге в гости! А они: к какой такой подруге?! Подруга ваша, между прочим, в тундре пропала, еле отыскали! Вот товарищ полковник меня сюда и привез. Сначала оштрафовал по всей строгости закона, а потом привез. У вас тут так принято, да-а-а? Чтобы одни люди пропадали, а других от нечего делать штрафовали?
– Не от нечего делать, а в полном соответствии с правилами поведения на особо охраняемых территориях, куда входят все без исключения пограничные зоны.
Юлька уселась напротив полковника, подперла кулачком подбородок, уставилась ему в лицо, не моргая.
– Пра-а-авила? – протянула она. – Правила существуют только для того, чтобы их нарушать, товарищ полковник. Вы никогда не нарушаете пра-а-авил?
Лиля тихонько ушла от них на кухню и прикрыла за собой дверь:
– Олег!
Он обернулся.
– Что ты делаешь?
– Кофе варю.
– Почему ты ушел?
– Ты должна рассказать, что случилось. Только очень подробно и во всех деталях. Мне и Багратионову. Мы должны понять, кто на тебя напал и зачем.
– Я шла, а потом меня то ли ударили по голове, то ли придушили, я не поняла. Вот я рассказала. Очень подробно и во всех подробностях.
– Лиля, это не шутки.
– Какие уж тут шутки!
Он или ничего не понимает, или ловко прикидывается, и Лилю это разозлило.
Только что все было просто прекрасно: собачья упряжка, тысяча километров пути, бриллиантовый снег, ледяной ветер с анадырского лимана, теплая и жесткая рука в кармане, обхватившая сверху ее пальцы.
Только что все было понятно и ясно – вот он, Олег Преображенцев, вот она, Лилия Молчанова, а остальные за границей магического круга, который сам собой образовался вокруг них, словно выжженный ритуальным шаманским огнем в плотном белом снегу. Там, за границей круга, происходят разные события, большие и маленькие, страшные и веселые, там бродят разные люди, свои и чужие, там совершаются поступки, героические и стыдные.
Это важно, конечно, но гораздо важнее, что здесь, внутри.
…Почему он сейчас делает вид, что никакого круга нет?
– Мы спросим Сан Саныча, сможет ли он быстро нарисовать тебе какие-нибудь документы. Ты улетишь в Москву, но все равно мы должны понять, кто это сделал! Так это нельзя оставить.
…Так все дело в этом? Он собирается избавиться от нее в Анадыре, запулив обратно в Москву, как в Москве от нее избавился Кирилл, запулив ее в Анадырь?
…Он вошел в землянку и сказал: «Лиля, это я!» – и это было лучшее, что она слышала в жизни. А теперь он говорит: «Так нельзя оставить!»
Ну что же. Вольному воля.
– Я расскажу твоему полковнику все, что только что рассказала тебе. От первого до последнего слова и ничего не утаивая, – сообщила Лиля любезно. – В Москву я не полечу. Я здесь в командировке. У меня впереди еще полгода. Отправить меня силой ты не можешь. Я сначала разберусь, что происходит.
– Это я сначала разберусь, что происходит, – тихо сказал Преображенцев. Звякнули чашки, которые он аккуратно составлял на поднос. – Ты переждешь в Москве, и твоя командировка переждет. А потом
