сообщивший ему о вызове в суд, Карлос тут же позвонил Фернандо и узнал, что того тоже вызывают. Но даже убежденный, что речь идет о простой формальности, Карлос все равно продолжал нервничать, и от этого раздражался; раздражался вдвойне, потому что хотел предстать перед судьей де Марко невозмутимо спокойным. Он ни одной минуты не сомневался: никто ни в чем его не подозревает – его вызывают как случайного свидетеля. Но в таких случаях с языка может ненароком сорваться что-нибудь лишнее, и тебя в мгновение ока извлекут из задних рядов и водворят под яркий свет прожекторов, в круг подозреваемых, – и это тревожило Карлоса.
С другой стороны, судья де Марко до некоторой степени принадлежала к кругу его летних знакомых. В те считанные разы, что они встречались, он всегда обращал на нее внимание – как на женщину, а не как на судью. Именно это и смущало его сейчас. Женщина, которая командовала всеми действиями во время осмотра места происшествия, казалась Карлосу совсем непохожей на ту, кого он пару раз встречал в кругу своих друзей, когда они собирались по вечерам выпить и поболтать. Карлос не понимал, как ей удается быть такой разной. Она казалась ему интересной – высокая, в расцвете сил, одетая немножко смело, но со вкусом, отражавшим ее индивидуальность, – она обращала на себя внимание, А в роли судьи та же женщина вела себя уверенно, требовательно, с чувством собственного превосходства. Вероятнее всего, оба образа были двумя сторонами одной медали, не противоречившими, а дополнявшими друг друга, но именно это и пугало Карлоса: перед ним была слишком сильная, слишком решительная женщина. Увидев ее впервые, Карлос сразу заинтересовался, но что-то удерживало его. Вдумавшись, он понял, в чем дело – она подавляла его. Да, именно так: подавляла. И ведь в ней не было ничего, что могло внушать Карлосу страх, особенно до смерти судьи Медины, и все-таки он чувствовал себя в ее присутствии неуютно, а в таких случаях чутье редко подводило Карлоса – Мариана де Марко была неуютной женщиной.
И сейчас, перед тем, как сесть за руль и отправиться в суд, Карлос испытывал к ней отвращение. Отвращение как к судье; отвращение к тому, что допрашивать его будет именно она. Карлосу было бы гораздо спокойнее, если бы его допрашивал судья-мужчина, пусть известный своей жестокостью или самоуправством – не важно; пусть один из тех резких, неприятных типов, что вечно находятся в плену у своих, как они считают, моральных убеждений, – их немало среди людей той профессии, всех без исключения представителей которой Карлос презирал. Но судья де Марко внушала ему беспокойство, потому что она работала в системе правосудия и была сильной женщиной; хотя, если вдуматься, судьей- мужчиной был Медина, и он сам его убил.
Выйдя, наконец, из дома и пройдя несколько шагов, Карлос остановился, похлопал себя по карманам, проверяя, не забыл ли чего, может быть, ключи, и вдруг рассмеялся; сначала он сдержанно улыбнулся, затем улыбка его стала шире, а потом он засмеялся раскатисто, и смех его громко отдавался в тишине. Любой, увидев его и зная, что Карлос скоро должен предстать перед судьей как свидетель по делу об убийстве, решил бы, что он сошел с ума или что с ним случился нервный припадок, но причина была не в этом. Отнюдь; Карлос не мог удержаться от смеха при мысли о том, что предпочитает быть допрошенным
Заказав два кофе, Мариана и Кармен уселись в дальнем уголке. Хмурилось, но дождь еще не начался. В кафе, где они сидели, было уныло и пусто. Женщины вырвались попить кофейку перед допросом следующего свидетеля.
– Типично испанская привычка – пить кофе в середине рабочего дня, – заметила Мариана, закуривая.
Кармен Фернандес была секретарем суда, и за тот долгий год, что Мариана проработала в Сан-Педро, они успели по-настоящему подружиться. Если с Сонсолес Мариана дружила только летом, то с Кармен – круглый год, и одна дружба не мешала другой, хотя Кармен и Сонсолес были такими разными. Мариана жалела, что через год, от силы два, ей придется уехать из Сан-Педро: людей ее профессии часто переводили с места на место. Возможно, молодежь, получившая работу благодаря экзаменам, переезжала без особого сожаления: ведь это всегда означало повышение. Но она получила свою должность по конкурсу, благодаря так называемому «третьему туру», который давал возможность адвокатам перейти на работу в судебную систему. И если раньше ее жизнь была сплошной спешкой, то теперь торопиться не хотелось, и она предпочитала спокойно наслаждаться тем, что преподносила ей судьба. По крайней мере, до тех пор, пока не утратят силы соображения личного и профессионального порядка, из-за которых она бросила адвокатуру, где ее считали знающим специалистом. Она мерилась силами с жизнью, и ни одна не собиралась уступать, хотя странноватые отношения со стариной Энди научили Мариану, среди всего прочего, тому, что жизни нельзя бросать открытый вызов – надо научиться плыть по течению, не пропуская ни одной спокойной заводи, где хороший пловец восстанавливает свои силы, как рыба.
Старина Энди был со странностями, как все англичане, но сейчас ее так устраивали их отношения, что Мариана готова была забыть, что он англичанин. Пылкий по натуре, он в то же время держался чуть отстраненно. Непонятно, как ему удавалось сохранять такое равновесие, но старина Энди прекрасно с этим справлялся во время их недолгих встреч на протяжении года и задушевных телефонных разговоров; выдерживал он этот тон и в своих слегка эротических интеллектуальных посланиях по электронной почте. Когда по настоянию Энди Мариана купила сканер, они посылали друг другу и фотографии – разумеется, пристойные. Это было забавно: она могла ему показать даже новую кофточку; увидев что-то интересное или необычное вокруг, они фотографировали и посылали снимок друг другу, посылали и собственные изображения со смешными подписями. Поскольку Мариана жила в маленьком, по сравнению с Оксфордом, городке и ее увлечение фотографией не шло ни в какое сравнение со страстью Энди все снимать на пленку, у него было существенное преимущество: его фотографий в компьютере Марианы скопилось гораздо больше. Она знала: наступит день, когда через плазменный экран просочится что-то порочное и отравит все; но спокойно и обреченно ожидая этого, она верила, что различит притаившееся у дверей зло. Тогда она без малейших колебаний сотрет с жесткого диска все слова и фотографии, связанные с Энди. Потому что так устроена жизнь, и не надо ее бояться.
– Если уж вы, судьи, – сказала, широко улыбаясь Кармен, – подаете такой пример, то вам ничего не остается, как официально узаконить этот перерыв.
– Кто станет слушать рядового судью заштатного городка, – отозвалась Мариана.
Официант принес им кофе. Он разговаривал с ними как с добрыми знакомыми, но сдержанно: в конце концов, они представляли Правосудие. Женщины, улыбнувшись, поблагодарили, и он вернулся на свое привычное место за стойкой.
– Посмотрим, смогу ли я так вести себя, когда меня переведут в большой город, – сказала Мариана, опуская в кофе две жемчужинки сахарина.
– Ой, Map, лучше не напоминай мне об этом, у меня сразу настроение портится, а день и так серый, – Кармен называла ее Map, и Мариане это нравилось, то ли из-за необычайной живости Кармен, то ли потому, что море[3] играло теперь большую роль в ее судьбе; но никому, кроме Кармен, она так называть себя не разрешала.
– Возвращаясь к нашим делам: знаешь, я почти уверена, что мотивом убийства была просто месть, месть в чистом виде и ничего другого, – сказала Мариана.
– Конечно, а что же еще. Только месть.
– Да, но ты представляешь, сколько с этим будет возни: придется посылать поручения или запросы во все судебные инстанции, где работал судья Медина; запрашивать список всех дел, которые он там рассматривал, а когда ответы придут – а приходить они будут от случая к случаю, – начинать искать, не всплывет ли в них знакомое имя – если всплывет.
– Но даже если имя всплывет скоро, совсем не факт, что на этом можно будет поставить точку. Просто ты сможешь начать поиски в определенном направлении, но где гарантия, что в еще не поступивших ответах не окажутся новые имена? А нельзя придумать что-нибудь более быстрое?
– Если бы хоть малюсенькую зацепку и чуть-чуть удачи… Но первого у меня нет, а что до второго…
– Никогда не поверю, что у тебя нет никакой зацепки, – серьезно сказала Кармен. – Я-то тебя знаю.
Мариана откинулась на спинку стула и снова закурила. Помолчав, она вздохнула:
– Мне, как и тебе, приходит в голову только одна мысль: убийца не из здешних, не из Сан-Педро, и это не наемный убийца, которого кто-то подослал, как в романе.
