залезет, на груди у себя черную кнопку выключит, Зоя потом красную нажмет, материей завесит, а утром только встать по будильнику – кнопку включить.
Но с Васей она по-прежнему встречалась, и это было ее ошибкой, потому что как раз из-за этого вышла у Зои неприятность.
А началось все с того, что стали в доме, где жил Вася, производить капитальный ремонт. Ну, естественно, в квартире пыль, грязь, известь, и конца ремонта не видно.
Живет Вася в неэстетичной обстановке месяц, живет другой, а Зоя уже к эстетике привыкла, среди импортных гарнитуров обитая. Вот так и получилось, что Зоя утратила бдительность и стала Васю к себе зазывать.
Он сначала опасался, все спрашивал:
– Твой-то где?
– Да в ночной смене, – отвечала Зоя.
Постепенно Вася успокоился и привык оставаться до утра.
Ну, понятное дело, человек невоспитанный, деликатности никакой, а похмелиться охота. Повадился ночами по шкафам, по буфетам лазить, выпивку искать. Ищет, а не находит. Закусить – пожалуйста, холодильник открой – тут тебе и колбаса, и огурец соленый, а выпить нету.
А стенные шкафы Зоя запирала, там у нее много ценного хранилось: и Никифор стоял, и шуба, и чернобурка висела, и сапоги лежали, импортные, новые совсем.
Зоя не сомневалась, что Вася фрукт хороший, но однажды по рассеянности ключи на столике забыла. Вася их цап и давай ночью шкафы открывать, в сокровищах Зойкиных рыться. Смотрит – барахла много, спиртного нету.
Наконец, открывает один шкаф, а там что-то черной материей занавешено.
“Ага, – думает Вася, – вот где Зойка от меня поддачу прячет!”
Занавеску сдернул и видит: смотрит на него Никифор страшными глазами, а в руке его вроде нож блестит.
– Всю ночь просидел, подлюка, – ужаснулся Вася и тут же понял: надо бить первым!
Изо всех сил он двинул Никифору в челюсть. Хоть и был Вася жидковат, но кулак имел пролетарский.
Никифор зашатался, что-то в нем заскрипело, затрещало, и стал он вываливаться из шкафа, а глаза его открытые неподвижно и страшно на Васю смотрели. Вася закричал, отпрянул и рванулся к выходу. Схватив в руку ботинки и пиджак, в носках побежал по лестнице. Пока Зоя вскочила, его уже и след простыл, только входная дверь бухнула.
А Никифор лежал неподвижно и включаться не хотел.
Вот так из-за рассеянности потеряла Зоя личное счастье, а заодно и мужа-кормильца.
Кого жалеть, спрашивается, о ком горевать?
Сильно она расстроилась, но не из-за Васи. Никифора было жаль. Вот уж жалко, так жалко, только год прожили, и всего-то она, живя с Никифором, гарнитур кухонный купила, импортный, правда. Зоя даже всплакнула с расстройства:
– На кого ты меня покинул?
А потом трясти начала, кнопки и так и сяк нажимала, стучала по груди – не заводится и все тут! Делать нечего, надо опять в Козий переулок ехать.
Сурово ее Иван Николаевич встретил:
– Вы, – говорит, – гражданка, виноваты.
– А что я виновата? – кричала Зоя. – Что я не так делала? Сами говорили – можно личную жизнь иметь!
– Вы, гражданка, проявили преступную халатность, и за это мы вас накажем, сто рублей из зарплаты вычтем.
Зоя в плач. А он ей:
– И не просите, и не молите, а не согласны – совсем заберем.
Пришлось Зое согласиться. Но, конечно, пошла она к Васе, чтоб душу отвести, сказать ему, кто он есть. А Вася дверь не открыл.
Пришли через три дня ремонтники с Иваном Николаевичем и Никифора починили, однако предупредили, что стал он теперь одноразового пользования. Двигаться ему поменьше надо, так он дольше сохранится, потому что энергии в нем осталось только на два периода работы.
– А сколько это два периода? – допытывалась Зоя, мысленно соображая, на что двести рублей умножить.
– Смотря как работать будет, – уклончиво ответил Иван Николаевич, – так что смотрите, берегите свое счастье.
И Зоя стала Никифора беречь, уже за продуктами не посылала и под ручку гулять не водила. Но по большим праздникам в компанию вела. Тут уж обязательно надо мужа демонстрировать. Зоя боялась: опять, скажут, бросил, а не скажут, так заподозрят неладное.
Прошел год, и стала она замечать, что Никифор как-то ходит медленно и говорит тоже медленно. Сильно огорчилась Зоя, поняла – конец близок, а всего-то она за этот год тысчонку на черный день скопила.
“Может, еще месяца три протянет?” – мечтала Зоя. Очень ей хотелось холодильник заменить на двухкамерный, но всегда в жизни бывает хуже, чем ожидаешь.
Два праздника подряд пошли: первый – годовщина Октября, а второй – у Лидки день рождения. Хоть и видела Зоя, что Никифор после годовщины еще неповоротливее стал, а к Лидке нельзя было не вести. Как же она без мужа? Сказать – заболел, не поверят, сплетни пойдут.
Зоя решила – надо показать, что между ними все ладно, в согласии живут, а потом сказать – помер скоропостижно, может, ей и справку дадут (это она;;а Ивана Николаевича надеялась). Насчет похорон она тоже придумала:
“Скажу, что в Москву лечить повезли, там и помер, там и похоронили. Съезжу туда, на похороны вроде, приеду – поминки устрою”.
Вот какой хитрый план придумала Зоя, но из этого плана ничего не вышло, а вышло совсем иначе.
Пришли они к Лидке, за стол сели, выпили, естественно, закусили, стали песни петь. И тут видит Зоя – неладно что-то с Никифором. Она его быстренько из-за стола вывела и в туалет впихнула, Никифор тут же обмяк и на пол – плюх, а самое главное – сдуваться начал.
Что делать? Зоя его быстренько в сумку большую, в которой кастрюлю с салатом несли, а шапку и пальто через окно выкинула.
Вроде надо и самой уходить, но Зоя решила:
“А, погуляю в последний раз как мужняя жена!”
Села она за стол. Давайте, говорит, бабы, душевную споем. Хором затянули песню.
– Куда мужика подевала? – сквозь шум кричала Лидка.
– Печень схватила, домой отправила, – наскоро придумала Зоя.
Привезла она Никифора домой. Вошла в подъезд. “Чего, – думает, – наверх тащить, надо сразу в мусоропровод”. Вытащила Никифора, поцеловала в безответные уста.
– Прощай, – говорит, – Никифор.
Стала она Никифора в мусоропровод запихивать. А он не пролазит. И тут Зоя одумалась.
У них-то, на фабрике, все бракованное опять на склад идет, на переработку, так, наверное, и ей надо Никифора в Козий переулок предъявить.
Зоя аж протрезвела с испугу. Слава богу, что не выкинула! Вот уж досталось бы от Ивана Николаевича!
Повезла она назавтра Никифора предъявлять, а дорогой все думала: нового ей дадут или нет? А этого как оформить? Хорошо бы справку получить! Тут же, наверное, Иван Николаевич не откажется. Свои люди, зачем ссориться. А без справки что ж получается? Сбежал супруг в неизвестном направлении! Нет, Зоя с этим смириться не могла!
Приехала она, подходит к зданию, а у двери грузовик стоит, столы, стулья носят.
– Здесь УКРОМПРОМ был, – упавшим голосом сказала Зоя. – А где он сейчас?
