О Боже, подумал Гомер. Сениор озадаченно молчал. Они посидели с ним еще немного и ушли, когда им показалось, что он заснул.
Внизу Гомер сказал Олив и Уолли, что, по его мнению, у Сениора какое-то неврологическое заболевание.
– Неврологическое? – переспросила Олив.
– Как это? – удивился Уолли.
Наверху Сениор опять закричал:
– Слишком тесная!
У Гомера тоже была привычка повторять последнее слово, но тут был явно особенный случай, и в письме к д-ру Кедру он прежде всего упомянул этот симптом. «Сениор все время повторяет концы фраз», – писал Гомер и прибавил еще, что отец Уолли забывает названия самых простых вещей; на днях не смог попросить сигарету – словно онемел, показывая на нагрудный карман сына. «Как будто слово „сигарета“ напрочь выскочило у него из головы, – писал Гомер. – А во время последней поездки по магазинам Сениор не мог открыть защелку на бардачке машины. И еще у него появилась странная манера снимать с себя пушинки. Такое впечатление, что ему кажется, будто на нем плохо почищенный пиджак».
Олив Уортингтон сказала Гомеру, что их семейный врач, старикашка еще древнее д-ра Кедра, твердо уверен, что все странности Сениора «исключительно алкогольного происхождения».
– Док Перкинс уже совсем старый, мама, ему пора на покой, – заметил Уолли.
– Док Перкинс знает, что говорит, – ответила Олив. – Он помог тебе появиться на свет.
– Готов поспорить, это была нетрудная работа, – весело отозвался Уолли.
«Не сомневаюсь», – подумал Гомер. Ему казалось, что Уолли в этой жизни все достается легко, безо всяких усилий. Не за счет других, что было бы дурно, а само собой и как бы по праву. Словно он принц штата Мэн, будущий король Новой Англии и рожден, чтобы всегда быть первым.
Ответное письмо д-ра Кедра было таким важным, что Гомер тут же отнес его миссис Уортингтон.
«Гомер, то, что ты мне описал, очень похоже на прогрессирующее органическое поражение мозга, – писал д-р Кедр. – Для почтенного возраста, в каком находится мистер Уортингтон, выбор диагнозов не так уж велик, и я почти уверен, что у него болезнь Альцгеймера – разновидность старческого слабоумия. Это довольно редкое заболевание, я читал о нем в „Медицинском журнале Новой Англии“. Один из симптомов болезни – постоянное стряхивание с одежды воображаемых соринок, невропатологи называют это явление карфологией. По мере того как состояние больного ухудшается, что неминуемо при болезни Альцгеймера, он начинает повторять, как эхо, окончания фраз, которые слышит. Для этого тоже есть термин – эхолалия. А неспособность назвать даже самые обычные предметы, например сигареты, вызвана утратой способности узнавать их. То, что он не мог открыть бардачок в машине, то есть разучился совершать привычные действия, тоже типично для этой болезни и носит название „апраксия“. Ты обязательно должен убедить миссис Уортингтон показать мужа невропатологу. Я точно знаю, что по крайней мере один такой врач в Мэне есть. Но конечно, это всего лишь мое предположение».
– Болезнь Альцгеймера? – удивилась Олив.
– Ты хочешь сказать, что отец серьезно болен? – спросил Уолли.
Всю дорогу к невропатологу Уолли проплакал.
– Прости меня, папа, – говорил он отцу. Но Сениор даже казался довольным.
Невропатолог подтвердил диагноз д-ра Кедра, и Сениор Уортингтон возликовал.
– Я болен! – повторял он гордо и чуть ли не счастливо, как будто ему объявили, что он выздоровел, хотя на самом деле болезнь была неизлечима. – Я болен! – восклицал Сениор и радовался, как ребенок.
У него стало так легко на душе, правда совсем ненадолго. Значит, он не простой пьяница! И у Олив точно гора с плеч свалилась. Она плакала на плече у сына; а Гомера крепко обняла. И поцеловала – никто, кроме сестры Анджелы и сестры Эдны, так его не обнимал. Миссис Уортингтон снова и снова повторяла слова благодарности: для нее случившееся имело огромный смысл. Мужа она давно разлюбила – если вообще любила когда-нибудь, – но теперь снова могла уважать его и была бесконечно благодарна Гомеру и д-ру Кедру за то, что они вернули Сениору чувство собственного достоинства, а вместе с ним и уважение жены.
Умиротворенный Сениор покинул этот мир в конце лета, незадолго до сбора урожая. Близкие не очень о нем скорбели – чувство облегчения пересилило горечь утраты. Все давно уже знали, что Сениор Уортингтон умирает, но то, что он все-таки сумел умереть достойно – как сказал Берт Санборн, «от достойной болезни», – оказалось для всех приятной неожиданностью.
Обитатели обоих городков никак не могли понять, что еще за «Альцгеймер» унес в могилу Уортингтона-старшего. В сороковые годы на побережье Мэна слов таких слыхом не слыхивали. Особенно недоумевали работники «Океанских далей», но Рей Кендел разрешил общее недоразумение.
– Сениора сокрушил «Палец Геймера», – как-то раз объявил он.
Палец Геймера! Ну, теперь все ясно.
– Надеюсь, этот палец не заразный, – сказала Толстуха Дот.
– Может, им только богатые болеют? – размышлял Злюка Хайд.
– Нет, эта болезнь – неврологическая, – пытался объяснить Гомер. Впрочем, это объяснение имело смысл только для него одного.
Наступила пора сбора урожая, и у работников появилась новая прибаутка.
– Смотри будь начеку, – говорил кому-нибудь Эрб Фаулер. – Не то нарвешься ненароком на палец Геймера.
Если Лиз Тоуби опаздывала, Флоренс Хайд, Айрин Титком или Толстуха Дот спрашивали ее: «Что случилось? Месячные. Или, может, палец Геймера под хвост попал?» А когда Грейс Линч приходила прихрамывая или с новым синяком, каждый думал про себя: «Да, видать, досталось ей ночью от старика Геймера».
– Знаешь, – сказал как-то Уолли Гомеру, – ты должен стать врачом. По-моему, у тебя к этому дар.
– Вот доктор Кедр – настоящий врач, – возразил Гомер. – А я просто бедуин.
Перед началом страды Олив Уортингтон украсила спальное крыло дома сидра свежими цветами, напечатала новые правила – почти такие же, что в прошлом году, – и повесила рядом с выключателем у кухонной двери. Тогда-то она и предложила бедуину остаться с ней на зиму.
– Ненавижу, когда Уолли уезжает в университет, – сказала она. – А теперь, без Сениора, станет еще тоскливей. Я буду так рада, если ты согласишься, Гомер. Живи в комнате Уолли. Я буду знать, что ночую в доме не одна и по утрам есть с кем перемолвиться словом. – Она стояла на кухне возле окна, повернувшись спиной к Гомеру. За окном качался на волнах надувной матрас, на котором любил плавать Сениор, но Гомер не знал точно, на него смотрит Олив или нет.
– Не знаю, как отнесется к этому доктор Кедр, – сказал Гомер.
– Доктор Кедр мечтает, чтобы ты когда-нибудь поступил в колледж, – ответила Олив. – И я с ним согласна. Я поговорю насчет тебя в кейп-кеннетской школе. Может, они позанимаются с тобой, выяснят, что ты знаешь, а что еще надо подучить. У тебя ведь очень… странное образование. Доктор Кедр хотел бы, чтоб у тебя не было пробелов. – Гомер начал подозревать, что она цитирует письмо доктора. – И чтобы ты выучил латынь, – добавила Олив.
– Латынь, – повторил Гомер. Вот это уж точно работа д-ра Кедра, подумал он, dura mater[6], старая добрая umbilicus[7] и все прочее. – Доктор Кедр хочет, чтобы я стал врачом, – сказал Гомер миссис Уортингтон. – Но я этого не хочу.
– Мне кажется, он хочет подстраховать тебя, если однажды ты передумаешь, – пояснила Олив. – Помнится, он писал не только о латыни, но и о греческом.
Они, должно быть, часто переписываются, подумал Гомер, а вслух сказал:
– Я хочу работать на яблочной ферме.
– Я тоже этого хочу, – кивнула Олив. – Мне нужна твоя помощь, особенно сейчас, на уборке. Я же не предлагаю тебе учиться целыми днями. Если поговорить в школе, они наверняка согласятся заниматься с тобой по особой программе – в качестве эксперимента.
– Эксперимента, – повторил Гомер. Для бедуина вся жизнь – эксперимент.
