департаменте Атланты с тех пор, как устроился туда юнцом-стажером. Ему всегда нравилась профессия, и он не собирался ее менять. С годами многие его товарищи уходили в частную охрану или сыскные фирмы, но Томаса это не привлекало. В конце концов, если бы на первом месте для него были деньги, он вообще не пошел бы в полицейские. Расследуя убийства, Гэнт чувствовал себя чем-то вроде адвоката, представителя особого круга обездоленных, чьи права почти никто не защищал.
Он имел в виду мертвецов.
Безутешные родственники чаще всего с головой уходили в собственное горе, рассматривая смерть любимых как удары слепой судьбы. А между тем преступлений становилось все больше, и огромная часть из них по-прежнему совершалась людьми, хорошо известными жертвам. Над рабочим столом Гэнта рядом с доской приказов всегда висел листок с призывом, набранным черными трафаретными буквами: «Упорядочивай хаос». Он считал, что это лучше всего выражает суть его работы.
– Привет, Гэнт. Как дела?
Гончая навела на него фотокамеру.
Обычно копы терпеть не могли падальщиков, но для Гончей Томас делал исключение. Год назад девушка спасла двух детей, которых похитила сатанинская секта. Гончая вышла на них благодаря снимку колесного отпечатка их машины, после того, как оперативная группа потеряла след. Однако полиция не прониклась к помощнице теплыми чувствами. Наоборот, копов взбесило, что серьезное дело раскрыла какая-то радиофанатка, и с тех пор они старались держать ее подальше от мест преступления. Гончая щелкнула камерой, когда Гэнт направился к ней.
– У тебя что, мало моих снимков?
Она пожала плечами:
– Просто хочу закончить пленку перед тем, как идти на работу.
– Я польщен.
Интересно, на какую работу она собирается после бессонной ночи, подумал Гэнт.
Он подошел к двум полицейским, которые допрашивали уборщиков. Представители ассенизаторской службы были не в восторге от случившегося.
Старший из них буквально орал на полицейского:
– Черт возьми, нам надо вывозить мусор! Торчим здесь уже целый час. У вас есть наши адреса. Неужели нельзя допросить нас позже?
– Мы вас не задержим, – успокоил его Гэнт, зная, что дело может обернуться по-всякому. – Как вы его обнаружили?
На вопрос ответил второй мужчина:
– Мы зацепили бак, стали поднимать. Я следил за погрузкой. Когда Чарлз опрокинул его в машину, я увидел, как оттуда вывалился труп. Пришлось вытаскивать его из контейнера.
Гэнт подошел к накрытому брезентом телу. Он приподнял край и заглянул под ткань. Мертвец выглядел скверно. Распухшее и окровавленное лицо облепили остатки фруктовой кожуры, собачьего дерьма и кофейной гущи, а огромная рана на груди превратила белую футболку в багровое месиво.
Один из полицейских приблизился к Гэнту.
– Круто его обработали. Сначала пырнули ножом, а потом, кажется, переехали…
Гэнт покачал головой:
– Машина тут ни при чем. Больше смахивает на падение. – Он взглянул на лестницы, которые вели в дом с автостоянки. – Его стащили вон по тем по ступенькам.
– Ясно. – По тону полисмена было понятно: он понятия не имеет, как лейтенант пришел к такому выводу.
– Посмотрите на его обувь.
Гэнт поднял брезент повыше и продемонстрировал теннисные туфли жертвы. На потертых задниках остались следы желтой пыли.
– Точно так же испачканы джинсы с задней стороны. Парня явно волокли. Думаю, тот, кто его тащил, был не очень сильным. И не слишком высоким.
Внезапно за спиной раздался щелчок, и Гэнт понял, что Гончая фотографирует тело. Он опустил брезент и холодно взглянул на девушку.
Потом снова повернулся к полицейскому:
– Что-нибудь узнали о жертве?
– Да, сэр. На него заведено дело о нападении и нанесении побоев. Раньше привлекался к суду по обвинению в вандализме. Бывший «таггер» – рисовал на стенах граффити. Правда, с тех пор прошло уже четыре года.
– Ладно, надо будет опросить жильцов. Узнайте, может, кто-нибудь что-то видел иди слышал. Позже я дам вам его фото.
– Да, сэр.
Гэнт отвернулся от места преступления и увидел кучку зевак, столпившихся на автостоянке. Стервятники. Какого черта они здесь торчат вместо того, чтобы сидеть дома и смотреть на Кэти Коурик?
Сабини думал о тюремной еде. Вряд ли она хуже, чем это дерьмо, решил он, глотая чизбургер с жареной картошкой. Он сидел в ресторанчике недалеко от мотеля, куда переселился после того, как его выгнала жена, и размышлял о жизни за решеткой.
