Раньше с ним такого не было…
– Вы когда-нибудь переводили денежные средства «Виккерс индастриз» на банковские счета, которые создавали ради личной выгоды?
Двусмысленный вопрос. Сабини не раз открывал от имени компании счета и брал с них деньги, если это было удобно для быстрых расчетов с компаньонами, налаживания новых связей и тому подобное. Что-то подобное он уже говорил оператору.
Может, сболтнул лишнее?
«Стоп, – сказал себе Сабини. – Это только пустые домыслы, я сам себя запутываю».
Ему хотелось посмотреть на полиграф. Неужели его выдает бешено колотящееся сердце? Все тренировки и занятия пошли к черту…
– Нет, – ответил он.
– Вы когда-нибудь пользовались своим служебным положением, чтобы взять то, что вам не принадлежит?
– Нет.
Его воротник подрагивал вместе с пульсировавшей на шее жилой. Сабини пытался взять себя в руки. Но чем больше он старался, тем хуже становились его показания. Это безнадежно…
– Вы снимали со счетов деньги, переведенные из вашей компании в банки Цюриха, Швейцария?
Он почувствовал, что его руки стали влажными. Пот. Господи, только не сейчас.
Оператор легко раскусит его и без детектора, по одним только мокрым пятнам на рубашке.
Сабини попробовал расслабиться, представив себя в кабинете Кена и глядя на стену с облупившейся краской.
– Нет.
– Вы родились третьего марта?
– Да.
– Вам когда-нибудь приходилось преднамеренно нарушать правила, распоряжения или предписания, установленные вашей компанией?
– Нет.
Сабини хотелось сглотнуть.
Но он не решался. Машина его тут же поймает и навеки заклеймит. Один глоток, одно движение горловых мышц, один дрогнувший мускул могут превратить его в заключенного. На карту поставлена свобода.
– Нет.
Остался один вопрос. Еще один. В кабинете Кена он не испытывал ничего похожего.
– Вам известно, кто присвоил деньги «Виккерс индастриз»?
– Нет.
Оператор сделал еще одну пометку на разлинованной бумаге.
Сабини смотрел в стену, стараясь не шевелиться, пока работает полиграф.
Когда оператор выключил машину, Сабини показалось, что из него самого выкачали всю энергию. Он чувствовал себя опустошенным. Мужчина снял с него датчики, и Сабини посмотрел ему в лицо. Оно было абсолютно бесстрастным.
– Спасибо, что пришли, мистер Сабини. Я постараюсь как можно скорее обработать результаты и составить отчет.
Проезжая по Персиковой улице и глядя на театр «Фокс», Кен подумал, что на этот раз дорога к Миф показалась ему слишком долгой. На авеню Понс де Леон было полно машин. Кен спросил себя, почему время в этот вечер ползет еле-еле? Наверное, потому, что Миф уже получила результаты. Ему не терпелось услышать новости.
Конечно, он мог бы спросить ее по телефону. Но почему-то ему казалось, что будет лучше узнать обо всем лично. Много лет назад, когда отцу внезапно стало хуже, испуганная мать бросилась ему звонить, умоляя немедленно приехать. Доктора сказали, что отцу осталось жить всего несколько часов. Кен первым же рейсом вылетел с Аляски и позвонил из аэропорта Атланты брату, чтобы уточнить, куда ему ехать – в больницу или домой.
– Домой, – ответил Бобби.
Эти слова полоснули Кена по сердцу. Он подумал, что отец уже умер. Но Кен не стал ничего спрашивать, решив узнать все на месте. Сейчас он надеялся, что у Миф новости будут получше.
Возле ее дома пробка рассосалась, и Кен, свернув с шоссе, заметил, что в окнах темно. Фонари у подъезда не горели, казалось, что в особняке нет ни души. Кен поставил машину и взбежал по винтовой лестнице. Он был уже на полпути к двери, когда она отворилась.
Миф вышла из дома и поспешила ему навстречу.
– Ну? – спросил он.
Миф улыбнулась.
– Сработало.
