Глава тридцать восьмая
Ничто не возникнет из ничего, даже Лоле ясно. Зародыш — старое недовольство, неотделимое от Калимпонга. Злые взгляды провожали ее на улице, неразборчивое утробное ворчание, еле слышное, и не придерешься. Ненавистью дышали разговоры в кантине Тапа, у Гомпу, у рыночных прилавков и лотков придорожных торговцев.
Владельцы злых языков знали наперечет нескольких местных богатеев, но для Лолы и Нони все они были на одно лицо.
Да сестры и не стремились разглядеть эти лица — не для чего было. Чего ж тут странного, люди всегда ненавидят тех, кому завидуют, а им, конечно же, завидовали. Но иной раз кому-то не везет, кто-то оказывается в неподходящем месте в самый неподходящий момент. Так гладко все текло, год за годом: Троллоп, Би-би-си, веселое Рождество — и вдруг все, что они считали единственно правильным, оказалось неверным.
Да как это можно?! Покупать ветчину в жестянках с красивыми этикетками, жить в просторном доме и сидеть вечером перед электрическим обогревателем, пусть даже и искрящим да потрескивающим. Да разве ж это можно? В Лондон они летают! И привозят оттуда вишню с бренди в шоколаде коробками. И вот богатство, которое защищало их, стало весьма опасной для жизни штуковиной. Злость и зависть материализовались в ружья и лозунги на стенах, Лоле и Нони выпало несчастье платить долги, накопившиеся за многие десятилетия.
Лола отправилась к Прадхану, главарю калимпонгского крыла повстанцев.
Прадхан:
— Мне надо где-то размещать людей!
Пухлый плюшевый мишка-пират, завешенный бородой и банданой, с золотыми кольцами в ушах, «отщепенец освободительного движения», отступник — так его окрестили газеты. Непредсказуемый, резкий, не любитель переговоров, правящий своими приверженцами как средневековый феодал. Говорили, что Гисенг, лидер Даржилингского крыла, люди которого засели в клубе Джимхана, более склонен к политиканству. В «Индиан экспресс» появились какие-то данные из его биографии. Родился на чайной плантации Манжу… детство, обучение, образование… Восьмой стрелковый полк гурка, участие в боевых действиях в Нагаленде… актер, автор стихов и прозы (пятьдесят две книги! — возможно ли?), боксер наилегчайшего веса — это другое дело… член союза…
За Прадханом маячил какой-то солдат с деревянным ружьем. Лола восприняла его как брата Буду с ружьем Буду.
— Моя земля… рядом с дорогой…
Лола надела вдовий наряд, который был на ней в день электрической кремации Джойдипа. Говорила она на ломаном английском, притворяясь, что не знает его, чтобы не показать, что непальского она не знает вовсе.
Дом Прадхана находился в районе Калимпонга, который Лола никогда до этого не посещала. Вдоль стены, в расколотом вдоль и заполненном землей стволе бамбука растут всякие пустынные суккуленты, колючие кактусы. Они же и в многочисленных жестянках, черепках и пластиковых коробках. В комнате полно мужчин, стоящих и сидящих на складных стульях, как в приемной врача. Чувствуется, что она им мешает, она их раздражает, что они от нее хотят избавиться. Перед Лолой какой-то торгаш марвари, желающий провезти свой товар: молитвенные лампы и иную религиозную дрянь. Интересно, что всякими тибетскими колокольчиками, лампами, шмотками торгуют исключительно марвари.
Этого пропустили к Прадхану чуть ли не с почетом, и он сразу рассыпался в цветастых любезностях, что-то типа «свет очей моих»: «Многоуважаемый сэр… безмерное почтение… славные достижения… да пребудет на вас благословение небес…» Весь его словесный бисер оказался, однако, втоптанным в грязь:
— Никаких исключений.
Очередь Лолы.
— Сэр, на мою собственность посягнули…
— Что за собственность?
— Имение «Мон ами».
— Что за название?
— Французское название.
— Я и не знал, что живу во Франции. Почему же я не говорю по-французски?
Он хотел выгнать ее сразу, но она уже развернула карты и предъявила документы на владение.
— Мне надо где-то размещать людей!
— Но наша земля…
— Вдоль дороги земля правительства, и эту землю мы занимаем.
Хижины, появившиеся на их участке, населяли мужчины, женщины, дети, свиньи, козы, собаки, куры, коты, коровы. Нетрудно предположить, что через год бамбуковые стены уступят место кирпичным и бетонным.
— Но наша земля…
— Вы использовали ее?
— Там наш огород.
— Устройте огород в другом месте. Рядом с домом.
— Они подрывают склон, могут вызвать оползень, — решилась она на иной ход. — Им самим угрожает опасность.
— Оползень? Они не строят хоромы вроде ваших, тетушка. Они живут в бамбуковых хижинах. Скорее ваш дворец вызовет оползень. Толстые стены, камень, бетон… Вы богатая женщина? Дом, сад, слуги…
На его физиономии появилась улыбка.
— Как вы можете понять, я раджа Калимпонга. Раджа может иметь несколько жен. — Он мотнул головой назад, в сторону занавеса, отделяющего помещение от кухни. У меня их четыре, но я могу предложить вам, дорогая тетушка, стать пятой.
Он откинул голову назад и оглядел Лолу с головы до пят. Присутствующие дружно, как по команде, заржали. Он знал, в какой момент кинуть им кость, в какой продемонстрировать силу, в какой — строгость. Лола чуть ли не впервые в жизни оказалась презираемым существом, объектом жестокой насмешки.
— А так как в вашем возрасте вы не сможете подарить мне сына, я вправе ожидать от вас богатого приданого. Смотреть-то у вас не на что, ни спереди, — он похлопал себя по рубахе, — ни сзади. — Он привстал, повернул к ней зад и похлопал себя по штанам. — У меня и то больше.
Они проводили Лолу все тем же отлично оркестрованным ржанием.
Как ноги вынесли ее? Она благодарила их всю оставшуюся жизнь.
— Дур-р-ра! — рычали ей вслед.
Смеющиеся женщины выглядывали из окошка.
— Глянь на ее морду! — взвизгнула одна из них.
Красивые молодые женщины, шелковистые волосы, кольца в изящных носиках.
«Мон ами» встретил ее как мирный голубок с розочками в клювике.
— Ну как? — встретил ее Нона. — Пустили тебя к нему?
Лола ничего не ответила. Она прошла в туалет и заперлась в нем.
«Джойдип! — раздался безмолвный вопль в ее голове. — Джойдип! Посмотри, что ты наделал, бестолочь! — Рот ее корчился, губы извивались, искаженные стыдом пережитого. — Посмотри, во что ты меня вверг! Изверг! Твои идиотские идеи! А я расхлебывай, я страдай, я унижайся!»
Уехать — тогда дом займет армия. Или дикие поселенцы займут, еще хуже. И все пойдет прахом. Покупался этот участок в расчете на тихую старость, за чтением у огонька… кот мурлычет… тишина… покой…