хотелось.
Но недаром говорят, что неразрешимых задач нет. Как быть с альпинистским обмундированием для Джерри, мы с Бобом придумали еще на подъезде к Лиме. Правда, если уж честно сказать, то все предложения исходили исключительно от него, а я лишь с ними соглашался или изредка подправлял индейца. Так, я с ходу отверг еще раз высказанную Бобом идею оставить английского джентльмена где- нибудь в городе, например в собачьем приюте. Не вполне осознавая, что говорю, я тем не менее твердо ответил:
— Мы одна команда, поэтому пойдем в одной связке.
Наверное, со стороны это звучало довольно смешно.
Во всяком случае, опытный альпинист Боб посмотрел на меня с нескрываемой иронией и ответил:
— Черт с тобой! Но в связке с крысоловом пойдешь ты, а не мы.
Я согласился и на такой экстремальный вариант, лишь бы не оставлять Джерри в каком-нибудь занюханном приюте.
— Как его утеплить, я знаю, — уже без иронии заметил Боб. — Ходить по дорогим собачьим магазинам не надо, все тамошние клоунские костюмчики не для серьезного похода. Прямо сейчас заедем к моему знакомому портному, он и сделает то, что надо. Он обшивает всех местных скалолазов. Эта одежка к концу пути превратится, конечно, в лохмотья, но выдержит все же дольше, чем то, что ты за большие деньги купишь для пса в зоомагазине. А «в связке» со своим рыжим пойдешь так: тот же портной сделает тебе за спину рюкзак, в котором ты и понесешь свое сокровище.
Увидев в моих глазах недоумение, Боб добавил:
— Отверстие для головы оставим, не волнуйся, не задохнется твой крысолов и даже насладится путешествием в полной мере. Но условие, — жестко добавил индеец, — достань этому прохвосту жесткий ошейник и надежный поводок. Потому что на стоянках он свободно гулять не сможет — опасно, а если свалится, то ты должен быть уверен, что ремень не оборвется. А то и тушку не найдем, чтобы предать земле, как положено. — Потом помолчал и, тяжело вздохнув, резюмировал: — Но вообще-то это верх идиотизма, тащить крысолова наверх к гнезду кондора.
«Гнездо кондора» в голове индейца возникло не случайно. Как-то Боб проговорился, что в одном месте недалеко от Тропы инков, метров пятьдесят вверх над ней, на краю скалы он видел гнездо кондора и что было бы неплохо до него добраться, чтобы сфотографировать. К натуралистам Боб ни малейшего отношения не имел, а вот как дорого он продаст этот уникальный кадр кому-нибудь из иностранных корреспондентов, уже просчитал.
Когда-то, не очень задумываясь о последствиях, я его идею с воодушевлением поддержал: это же надо, добраться до гнезда кондора! А теперь получалось, что почти по отвесной скале к чертову гнезду поползем мы втроем: Боб, я — еще тот, конечно, альпинист, — да к тому же английский джентльмен у меня за спиной в рюкзаке. Но отступать было уже поздно. Есть же и у меня мужская гордость.
К портному заехали, чтобы не терять времени, еще не добравшись до дома. Пожилой индеец, выслушав заказ, присвистнул от удивления, но за работу взялся, для чего долго и тщательно измерял терьера. Джентльмену эта затея, естественно, не понравилась, поскольку смокинга он раньше не носил, но в моих руках пес позволил портному все. Лишь когда руки старика приближались к самому дорогому для каждого мачо месту, Джерри предупреждающе скалил свои острые зубы.
Этого, к счастью, портной, увлеченно копаясь где-то внизу в районе собачьих гениталий, не видел, так что расстались мы мирно. Цвет собачьего обмундирования по настоянию Боба был выбран самый яркий — оранжевый. Как не очень оптимистично снова напомнил Роберто, чтобы в случае чего мы смогли найти хотя бы «тушку» героического терьера. Хорошо еще, подумал я, что Джерри понимает не все слова.
Заказ должен был быть готов дня через четыре. Нас это устраивало. Я хотел наконец с удобством отоспаться. Джерри мечтал об обещанном ему отгуле, а неутомимый Боб намеревался большую часть времени провести под «тойотой» — старушке предстоял действительно очень нелегкий путь через перевалы, и следовало к нему максимально подготовиться.
Разумеется, оставался еще традиционный поход на рынок, но Боб заранее предупредил, что в этот раз возьмем лишь абсолютный минимум. Значительную часть пути предстояло пройти пешком, а весь груз придется тащить одному Бобу. За моей спиной должен висеть рюкзак с Джерри. Ну а руки во время такого путешествия должны быть все время свободны.
Тем более что часть пути, как заранее предупредил наш шерпа, хочешь не хочешь, но придется преодолевать на четвереньках.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Анды. Английский джентльмен против перуанского кондора
Утверждать, что меня сильно тянуло в горы, не буду, альпинизм не прельщал никогда. Я как раз не из любителей подъемов на запредельные высоты, где не хватает воздуха, а движения становятся затрудненными и замедленными. Наоборот, по природе я житель равнин. Сто-двести метров над уровнем моря мои легкие и сердце вполне устраивают.
Все подъемы на высоту в моей жизни, а их было несколько, происходили лишь от природного любопытства и инфантильного желания доказать самому себе, что и я могу преодолеть перегрузки не хуже других. Так что перед поездкой в Анды меня уже заранее мутило от предчувствия головной боли и нехватки кислорода. Все это сильно уменьшало в моих глазах бесспорную красоту горных видов, завораживающих водопадов и заснеженных пиков Кордильер.
И виноват в этом был в первую очередь Боб, соблазнивший меня однажды покататься на горных лыжах — кстати, до этого я на них ни разу не стоял — на Пасторури. Есть в Перу такой ледник на высоте 5200 метров в районе Уарас. Сейчас там сделали даже небольшую дорожку и построили некоторые удобства для туристов. Судя по фотографиям в Интернете, для тех, кто еще колеблется, на пути к леднику появилась даже ободряющая табличка: «Подъем трудный, но возможный».
Если бы я наткнулся на это предупреждение в те времена, когда мы там побывали с Роберто, то, несмотря на весь свой авантюризм, вполне возможно, там же и остановился бы. Подъем оказался не просто трудным, а дьявольски тяжким, а сама миссия — кататься на лыжах на высоте уже не 5200, а 5400 метров (до приличного снега надо было подняться еще выше) — из серии совершенно невыполнимых.
Подъемника на Пасторури, как понимаю, нет и сейчас, а уж десять лет назад… Просто машина остановилась там, где кончилось нечто называемое дорогой, и нас выкинули на глыбы и булыжники — напоминание о древней вулканической деятельности в этом районе. По этим черным булыжникам мы, задыхаясь от недостатка кислорода и еле-еле натянув горнолыжные ботинки, в которых ходить даже по ровному месту не сахар, карабкались по камням еще метров пятьсот, поднимаясь к снегу. Вес лыж, которые мы волокли на себе, постепенно становился невыносимым, ноги и руки не слушались, легкие и сердце буквально кричали о предательстве, но их уже никто не слышал — мозг, лишенный достаточного количества кислорода, работать отказывался. Я просто на автомате и силе воли как мог плелся вслед за Бобом.
Не буду преувеличивать и утверждать, что он легко перескакивал с камня на камень, но у него, в отличие от меня, все же работали и ноги, и легкие, и голова.
Самое обидное, что, добравшись до места «лыжных прогулок», мы даже не успели толком покататься: так, проехали метров сто. При этом меня — все-таки учтите, человек в первый раз встал на горные лыжи — понесло прямо к краю пропасти, а это было настолько опасно, что даже хладнокровный Боб отчаянно завопил, приказывая мне: «Падай!» Услышать-то я его услышал, но голова на такой высоте работала медленно, поэтому, пока она обрабатывала тревожную информацию, лыжи продолжали катиться, и я упал уже на самом краю снежного гребня, который нависал над пропастью. Хорошо еще, что гребень накануне подморозило и он меня выдержал. Выбирался я оттуда уже ползком. В одиночку, потому что Боб приблизиться ко мне, чтобы помочь, не решался. И правильно: наш совместный вес снежный нарост над
