тамошнюю фауну и флору. И что вообще стыдно присылать к пожилому, заслуженному ветеринару — тут айболит сделал горделивый жест в сторону различных дипломов, которые украшали стену его кабинета, — какого-то подозрительного индейца, похожего на террориста (это он о Бобе), вместо того чтобы не погнушаться и честно привести к нему собаку.
Справку мы получили. Сказался мой вид раскаявшегося грешника и порода Джерри. Выяснилось, что, при всем своем богатейшем опыте, норвич-терьера ветеринар еще не видел ни разу. А когда старик узнал, что терьер еще и крысолов по образованию, лед был окончательно сломан. Без особого преувеличения можно сказать, что встретились соратники по борьбе. Как истинный охранитель всего здорового на земле, врач, как и положено, больше всего на свете ненавидел крыс и уличных голубей — извечных переносчиков всяческой заразы. А потому признал в терьере коллегу. К тому же, как и он, дипломированного: я на всякий случай захватил собачью родословную и медаль с дипломом, полученные Джерри еще в подростковом возрасте на выставке.
Старик внимательно осмотрел английского джентльмена и в заключение меня даже похвалил.
— Замечательная собака, и очень хорошо, что вы его не перекармливаете, он в отличной форме.
Ну а после рассказа о битве Джерри с семейством кондоров я бы мог получить от старика и десять справок, настолько рассказ ветеринара умилил.
— Только зачем вы тащите это славное создание на Амазонку? — заметил дед, уже подписывая справку. — Неужели не с кем оставить? Вы даже не представляете, сколько там ядовитых тварей и разнообразных кровососущих — переносчиков инфекций. Разве можно рисковать подобным экземпляром?
Я честно признался, что терьер мне как родной брат, с которым я просто ни на минуту не могу расстаться, и твердо обещал оберегать пса от анаконд, ядовитых пауков и пираний.
— Понимаю, — любуясь «славным созданием», сказал врач. — Ну что же, давайте я ему хотя бы сделаю прививку. И не уверяйте меня, — тут старик брезгливо отодвинул бумагу о прививках, добытую Бобом, — что это не липа. Мне все время пытаются подсунуть липу, но с доном Рикардо, — это старик о себе, — такие фокусы не проходят.
После этого Джерри стоически вытерпел укол, а я наконец получил справку.
— Ну как? — с тревогой спросил нас Боб после возвращения от ветеринара.
— Нормально, — ответил я. — Можешь не беспокоиться за свою страну, у нее еще есть безгрешные хранители. Но вот что будет с Перу, когда старый ветеринар умрет, не знаю.
Первое препятствие мы преодолели, но второе оказалось мне не по зубам.
Падре Иосифа я знал давно и периодически с поляком общался, однако человек он по природе замкнутый, так что общение носило формальный характер. Хотя в то время, когда кошачий коготь не был столь популярен, а точных научных доказательств его эффективности еще не хватало, я написал пару статей о когте для перуанской прессы, чем в меру своих сил помог травнику. Но, как и многие поляки, он не доверял русским в принципе, поэтому лишь холодно поблагодарил меня за поддержку. Я не обиделся, прекрасно зная многовековую и всегда противоречивую историю русско-польских отношений.
Падре, став еще в юности убежденным травником и сделав ставку в первую очередь на кошачий коготь, долго действовал в одиночку. Однако позже, когда ему удалось вылечить богатого американца от одной из самых сложных форм рака — костного, благодарный пациент дал падре денег на организацию небольшой клиники. Клиника, продолжая экспериментировать с когтем и другими лечебными растениями, оставалась скромной, коек на двенадцать, но скоро стала хорошо известна среди онкологов, сначала местных, а потом и иностранных.
Кроме того, при клинике монахи организовали аптеку, где торговали самыми разными целебными травами, причем и здесь зарекомендовали себя с самой лучшей стороны. Если на всех рынках продавали травы весьма сомнительного качества, то в клинике люди покупали лекарства без доли сомнения. Монахи сами ездили за травами по стране, сами готовили лекарства и своей репутацией очень дорожили.
То, что теперь в клинику зачастили эксперты-врачи, неудивительно. «Польское чудо» ставило в тупик, изумляло, вызывало скепсис, но никого не оставляло равнодушным. Попасть к падре на спасительную койку было крайне трудно: мест было мало, да и брали туда лишь при строгом выполнении ряда условий.
Сам падре, не будучи дипломированным врачом, диагноз никогда не ставил. Желавший у него лечиться должен был принести все необходимые анализы, рентгеновские снимки и официальное заключение нескольких независимых специалистов. А после окончания курса лечения пациенты были обязаны повторить все те анализы и снимки, с которыми приходили в клинику. И снова получить заключение нескольких независимых экспертов. Наконец, требовалось повторять эту процедуру раз в три года и письменно извещать клинику о результатах. Все бумаги и снимки аккуратно подшивались в папки. Делалось это, чтобы прекратить разговоры о том, что падре берет на лечение лишь легких больных, которых можно поставить на ноги и другими способами. Я сам держал в руках эти папки и перебирал рентгеновские снимки сначала со злокачественными опухолями, а потом без них.
И еще одно непременное условие поставил монах-целитель. Больной должен был рискнуть. То есть прийти в клинику с подтвержденным диагнозом, но до этого не подвергаться ни лучевой, ни химиотерапии. Как говорил падре Иосиф, оба этих способа напоминают ему атомную войну, после которой остается лишь мертвая земля. В клинике делали ставку на повышение иммунитета, а облучение и химия вместе со злокачественными клетками уничтожают и последние бастионы сопротивления организма. Так что лечить таких больных падре никогда не брался, хотя, как потом показали опыты, проведенные в перуанских, а затем и в зарубежных онкологических центрах, кошачий коготь отчасти помогал даже после подобной «атомной войны». Силы больным коготь все равно прибавлял.
Впрочем, пора подробнее рассказать о самом кошачьем когте, или, как его называют по-испански, «Унья де гато»
В 1974 году врач Клаус Кеплингер открыл «большому миру» это лекарство. Общаясь с индейцами племени ашаника, доктор узнал о том, как они используют это растение, и занялся его изучением. В 1989 и 1990 годах Клаусу Кеплингеру были выданы два патента на выделенные им из корней растения шесть щелочных ингредиентов. На самом деле все эти патенты, на мой взгляд, стоят не так уж и много, потому что «малый мир» индейцев Амазонки об удивительных свойствах когтя знал уже давным-давно. Индейцы этой лиане, которая цепляется за деревья своими колючками, похожими на кошачьи когти — отсюда и название, — поклоняются примерно так же, как китайцы женьшеню.
Хотя, между прочим, многочисленные исследования, проведенные в самых разных уважаемых научных центрах США и Западной Европы, доказали, что коготь обладает более сильным действием, чем женьшень, а спектр его лечебного применения шире. Список всех заболеваний, при которых помогает коготь, приводить, разумеется, не буду. Назову лишь две самые страшные болезни нашего времени: рак и СПИД.
В 1988 году в Лиме проводился международный конгресс по вопросам традиционной перуанской медицины. Основной докладчик по когтю уже тогда сообщил, что за четыре года экспериментов с помощью экстракта этого растения в госпиталях перуанской столицы было остановлено развитие злокачественных опухолей у 700 пациентов с 14 различными типами рака. Это был триумф падре Иосифа.
Лабораторные исследования, проводившиеся в Неапольском университете, позволили выделить из
