необязательно. У немки имелся небольшой репродуктор, который каждую передачу громко и отчетливо разносил по всей деревне.
Поскольку Марта была и хозяином, и режиссером, и диктором радиостанции, темы на каждый день она выбирала сама. Вдохновленная вчерашней историей с Джерри, немка решила окончательно добить население и всю свою передачу, с перерывами на музыку — это постоянно был по заявкам индейцев сладкоголосый Хулио Иглесиас, — говорила о роли собаки в жизни человека. Рассказ был довольно занимательный, но временами, на мой взгляд, не вполне уместный.
Скажем, собаку-водолаза индеец не без труда, но еще мог представить, но вот эмоциональные истории о том, как сенбернары спасают несчастных, попавших под снежную лавину, житель сельвы, ни разу не видевший ни единой снежинки, оценить по достоинству, разумеется, не мог. Я наблюдал за слушателями, которые сгрудились у репродуктора, — их было человек двадцать. Сколько из них действительно понимали по-испански, я не знал. Но, судя по реакции, самое большое впечатление на них произвел рассказ о собаке — поводыре для слепых.
Дело в том, что один из самых старых членов племени ослеп еще в молодости после укуса змеи — жизнь ему какими-то травами спасли, а вот зрения он лишился. Так что историю про собаку-поводыря индейцы приняли близко к сердцу.
Единственное, чего они не смогли понять, что поводырем может стать не любая собака и что ее еще надо для этого долго натаскивать. Вдохновленные слушатели тут же побежали за стариком, привели его к Джерри и начали что-то лопотать старику и собаке о том, как они теперь будут счастливо жить. Пришлось с помощью Пако их разочаровать. От роли собаки-поводыря я терьера избавил, но авторитет Джерри оказался подорванным, поскольку после передачи Марты индейцы решили, что всякая собака одновременно и ньюфаундленд, и сенбернар, и охотник, и поводырь.
Имидж Джерри спас только вождь, который прекрасно запомнил, что мой пес — охотник на крыс, а это что-то вроде змей. По местным понятиям вполне достойная работа. Так Джерри, сам того не желая, приобрел славу змеелова, словно его папа был мангустом.
Но самую важную информацию Марта приберегла на финал радиопередачи. Она сообщила в эфир, что ей нужны проводники, которые могли бы провести двух ее друзей, за плату разумеется, к тому месту, где растет кошачий коготь.
Вечером я ее искренне расцеловал и за Джерри, и за этот призыв о помощи. Может быть, действительно кто-то откликнется, и наше дело, ради которого мы сюда и забрались, сдвинется наконец с мертвой точки.
Однако день шел за днем, а проводников все не было. От нечего делать у меня появилось своеобразное развлечение. По вечерам я отправлялся на протоку и наблюдал в сумерках забавное представление.
Сюда регулярно приходил на водопой охоту енот-ракоед. У этого смешного зверька размером с собаку косматый хвост в черно-белых кольцах, широкие и плоские розовые лапы, тело словно покрыто сероватым мхом, а на лисью мордочку будто надета черная маска Зорро, отчего и без того забавный зверек выглядит просто коверным клоуном. Зайдя в заводь, туда, где мелко, енот устраивался поудобнее на корточки, долго ерзая попой, потом погружал в воду длинные пальцы передних лап и начинал тщательно исследовать дно. Иногда удача сопутствовала еноту не сразу. Тогда он так же степенно перебирался на метр в сторону, опять тщательно прилаживал для удобства свое тело, как старый толстый рыболов с подагрой, и снова начинал ощупывать дно. В конце концов ему обязательно везло и он находил своего рака. Нежно обнимая добычу уже двумя лапами и прижимая ее к груди бережно, как ребенка, зверек выносил рака на берег и приступал к ужину.
Вот и я, как тот енот, терпеливо ждал, когда же и мне наконец повезет.
Однажды я вдруг проснулся среди ночи, почувствовав что-то неладное. Вокруг стояла тишина, которую нарушало лишь ритмичное сопение Джерри. Осторожно, чтобы не потревожить собаку, я сел и не увидел рядом на «веранде» Боба. Он исчез, ни о чем меня не предупредив. Что было необычно.
Вскакивать и поднимать тревогу я не стал, мало ли — все-таки взрослый мужчина, да и вообще Роберто терпеть не мог, когда я пытался его опекать, — он считал, что это его обязанность смотреть за мной. Окончательно проснувшись, я снова лег и стал ждать. Час шел за часом, и сон меня в конце концов сморил. А утром, проснувшись, я обнаружил Боба на обычном месте.
Обсуждать со своим другом и телохранителем его ночные приключения я не стал, тем более ничего страшного не произошло. Наоборот, мрачноватый обычно с виду Боб выглядел после бессонной ночи счастливым. Сопоставив некоторые свои наблюдения, я догадался, что происходит. Это было почти невероятно, но факт: непробиваемый, железный Боб влюбился. И я даже догадывался в кого.
Эту совсем молоденькую индианку Чоони — так местные называют одну из птиц — мы заметили с Бобом одновременно, сразу же, как только осмотрелись в деревне. Она оказалась сестрой Пако. Вместе с ним Чоони ходила на занятие к Марте, и точно так же, как и он, внешне заметно выпадала из круга остальных членов племени. Только Пако выделялся своим ростом, а его сестра — какой-то несвойственной индейцам гибкостью, статностью и почти европейскими чертами лица. Если к этому добавить редчайшие для индейцев зеленые глаза и великолепную молодую грудь (все женщины племени ходили с обнаженной грудью), доброе, миловидное лицо и вечно любопытный, немного наивный детский взгляд — все это вместе сразу же выделяло ее из общей женской массы.
Боб сразу же словно приклеился к девушке. Все время, свободное от наших с ним дел, Боб теперь проводил с Чоони, ходил с ней на уроки к Марте, помогал, хотя и крайне неуклюже, по хозяйству, а теперь еще и стал бегать к ней по ночам. Общению сильно способствовало и то, что Чоони, как и ее брат, считалась одной из лучших учениц Марты, а потому уже прилично, хотя и со смешными ошибками, щебетала по-испански.
Все было бы ничего, но, во-первых, Боб никогда не был склонен к флирту, да и Чоони было жаль, мы же здесь не навсегда. Во-вторых, у Боба уже была семья, с которой он, правда, виделся очень редко, но которой регулярно помогал, посылая немалую часть заработанных им денег. В-третьих, мне трудно было предположить, как на все происходящее отреагирует Черный Кабан: все-таки Чоони — самая красивая девушка племени, мало ли какую судьбу он ей уже уготовил. Наконец, существенная разница в возрасте. Боб был, конечно, кремень, но все же лет на двадцать старше Чоони.
Короче, предстоял серьезный разговор с Бобом, а затем, если понадобится, еще и новые переговоры с вождем. Я полагал, что лучше так или иначе разрешить ситуацию как можно раньше, прежде чем вопрос станет обсуждать все племя, а Черный Кабан сам потребует нас к ответу.
Зная непростой и самостоятельный характер Боба, крайне не любившего, чтобы вмешивались в его личные дела, к разговору с ним я мысленно готовился целый день. И все не знал, как его удачнее начать.
К счастью, на эту тему, необычайно смущаясь, что было на него совершенно не похоже, заговорил сам Боб.
Сообщив, что ему надо со мной кое-что серьезно обсудить, Боб сначала минут десять таскал меня за собой по всей деревне, пытаясь найти хоть какой-то укромный уголок. Дело это изначально безнадежное, здесь каждый квадратный метр, да еще днем, на виду. В полном отчаянии Боб уже хотел отвести меня в сельву, но этому я категорически воспротивился.
— Лишний раз я туда не сделаю и шага, — упрямо мотнул головой я, — даже если ты нашел карту с сокровищами Эльдорадо.
Пришлось вернуться в привычный уже для нас домик Марты. У нее как раз проходил рядом с хижиной урок испанского, так что она сидела в окружении небольшой группы индейцев, в которой находились и Пако с Чоони. Самое большее, что мы могли сделать в подобной ситуации, это сесть на другом конце веранды, повернувшись к ним спиной.
— Ну ладно, — успокоился наконец Боб. — Есть разговор.
И тут же надолго сосредоточенно замолчал, видимо подбирая правильные слова. Молчание затягивалось, поэтому я решил другу помочь.
— Насколько понимаю, — заметил я, — ты влюбился в Чоони. Об этом разговор?
