времён и даже Мидори Нагахара.
По прочтении этих опросов становилось очевидным, что изрядная доля подозрения падала на Мидори. Примерно в течение года, предшествовавшего смерти Кумэ, они с Мидори были любовниками, известен был также и тот факт, что Мидори проявляла недовольство тем обстоятельством, что он не бросает свою жену. Кроме того, оказалось, что у Мидори не имелось мало-мальски внушительного алиби на момент шести часов вечера, когда умер Кумэ. Тем не менее не нашлось никаких улик, способных доказать её причастность к этой смерти.
Тёплые лучи весеннего солнышка через оконное стекло загородного поезда пригрели щёку, пробудив Эду от дрёмы. Вчера он вернулся домой в три часа ночи, а уже в семь тридцать утра выехал на работу. Ещё сонный и вялый, он увидел вдалеке громадную статую богини Каннон и сообразил, что подъезжает к станции Офуна. Стало быть, ему сходить на следующей — в Кита-Камакура.
Поднявшись с места, Эда направился вперёд по ходу поезда, по дороге вынув из кармана пальто смятую рекламную листовку — её он вытащил утром вместе с газетами из почтового ящика, а потом использовал, чтобы записать адрес Юко.
— Кто дал вам мой адрес? — спросила Юко с безрадостным выражением на лице. Пригласив Эду пройти в дом, она дала ему подушку и предложила сесть.
— Мне его дали в театре «Журден», а иначе мне пришлось бы искать вас по адресной книге. Но к счастью, какая-то женщина из костюмерной оказалась весьма любезна и объяснила мне, где вы живёте.
— Ах вот оно что… Это, должно быть, Саэки. Мы вместе учились в школе, и она даже приходила на поминальную службу в память о моём покойном муже. — Однако по плотно сжатым губам и взгляду Юко чувствовалось, что она не сильно радуется, когда её знакомые раздают направо-налево её адрес.
Юко Кумэ уже исполнилось двадцать девять лет, и всё в её облике — от строгих безмятежных черт лица до аккуратного ворота кимоно — говорило о том, что эта женщина получила хорошее воспитание и обладает изысканным вкусом. Возможно, своим моложавым видом она была обязана тому обстоятельству, что до сих пор не родила ребёнка. На ней было традиционное японское кимоно, а какой-то неуловимый отпечаток трагической утраты, словно вуалью окутывавший её наружность, придавал ей ещё больше благообразия. Несомненно, так сказалось на ней раннее вдовство.
— Пожалуйста, простите меня за столь назойливое вторжение, но очень уж любопытно, зачем вы прячетесь в таком отдалённом и захолустном месте? Насколько я понял, вы уехали из Йоцуя, не выждав и месяца после смерти мужа. Но здесь-то вам, наверное, ужасно одиноко? — Эда произнёс эти слова со всей искренностью, выглянув при этом в сад, окружённый не забором, а живой изгородью из кустарника. Листва ещё не распустилась, и предзакатное солнце красновато мерцало на глянцевой крыше традиционных японских воротец.
— Не так уж мне здесь и одиноко. Неподалёку отсюда живут мои родители, это они настояли, чтобы я переехала сюда. С ними вместе живёт мой старший брат с семьёй, поэтому я и поселилась отдельно. — И голос, и черты лица Юко буквально светились спокойствием и безмятежностью.
— Ведь к тому же вы ушли в Токио с работы, так что вам и впрямь, наверное, незачем было оставаться там.
— Что верно, то верно.
Возможно, когда муж её был жив, им нелегко жилось на те малые деньги, что он получал за переводы и постановки, поэтому ей пришлось выйти на работу, но после его смерти она, вероятно, стала получать достаточную поддержку от родных и теперь не нуждалась ни в чём. Судя по всему, она получила хорошее воспитание, и по её благородному облику Эда мог составить впечатление о ней.
Юко накрыла для Эды чай и застенчиво опустила глаза в пол, явно ожидая начала расспросов. Однако Эду пока больше интересовал её сугубо замкнутый образ жизни.
— Вы сказали, когда пришли, что вроде бы расследуете какое-то дело.
Разумеется, Эда должным образом представился ей и первым делом предъявил полицейскую бляху.
— Да. Дело, о котором я упоминал, касается задушенной вчера вечером в Хаконэ Мидори Нагахара.
Эда заметил, что лицо Юко словно окаменело, она даже закрыла глаза при этих словах, и всё же у него осталось впечатление, что она ждала этого сообщения.
— Вы знали об этом убийстве?
— Да, из телевидения и газет, — пробормотала она, по-прежнему пряча глаза в пол.
— Видите ли, мы поинтересовались личной жизнью убитой, и таким образом нам стало известно о смерти вашего мужа два с половиной года назад. Как вы знаете, её сочли результатом несчастного случая, но в своё время на Мидори пало серьёзное подозрение, и её неоднократно допрашивали. Вот мы и задались теперь вопросом — нет ли какой-либо связи между убийством Мидори и смертью вашего мужа?
— Боюсь, я вас не понимаю. Какая же, по-вашему, связь тут может быть? — В голосе Юко звучало откровенное недоверие.
— Ну… проще говоря, некоторые полагают, что Мидори могла убить вашего мужа, обставив всё как несчастный случай, и отсюда возникает вероятность того, что убийство Мидори стало актом возмездия.
— Понятно, — глубоко вздохнув, проговорила Юмико, потом нахмурила бровки и снова уставилась в пол.
— Простите мне мою бестактность, но мне хотелось бы знать — на момент смерти вашего мужа вам было известно о его отношениях с Мидори?
Немного помолчав, она сказала «да» и слегка кивнула.
— Вы были лично знакомы с Мидори Нагахара?
— Я виделась с ней дважды, и оба раза почти случайно. — Юко продолжала смотреть в пол, когда с трудом выдавила из себя этот ответ. Потом вдруг губки её сжались, брови снова сдвинулись, и она готова была разрыдаться. Она только что освободилась от болезненных воспоминаний прошлого.
Некоторое время Эда просто молчал, глядя в окно и пытаясь придумать какой-нибудь план. Наконец он снова повернулся к женщине и сказал:
— Мой следующий вопрос может встревожить вас, но я хочу, чтобы вы поняли — сегодня я только лишь пытаюсь определить русло нашего расследования. Могу я считать, что вчера вечером около половины седьмого вы находились дома?
Юко медленно подняла глаза, и в её взгляде пронёсся целый вихрь эмоций.
— Вчера я ходила в Камакуру. Я была там в шесть, а домой вернулась около семи.
— Нельзя ли поинтересоваться, что вы делали в Камакуре?
— Разумеется, можно. По вторникам и пятницам я бываю в Камакуре. Я работаю там в одном издательстве, принадлежащем мужу моей подруги. Они специализируются на издании книг по искусству.
— Иными словами, вчера вы, как обычно, ходили на работу?
— Совершенно верно. Я работала с полудня до шести часов.
Конечно, Эда записал название и адрес издательства, хотя был уверен, что она говорит правду. Если Юко была в Камакуре в шесть вечера, то она попросту не могла оказаться в гараже Мидори и задушить её в шесть тридцать. В этом отношении и вопросов не возникало. Эда почувствовал некоторое разочарование, однако это не означало, что он полностью утратил интерес к трагической фигуре этой молодой вдовы.
— А в другие дни, кроме вторника и пятницы, чем вы занимаетесь? — спросил он, стараясь преодолеть ту пропасть, которая их разделяла.
Целая стена в комнате и ещё другая на веранде буквально были погребены под книгами. Здесь были полные собрания сочинений французских драматургов-классиков, современная драматургия, сборники поэзии и просто отдельные издания, явно некогда принадлежавшие её мужу.
