Брэнсби чихнул.
— А если говорить напрямик, Шилд, то банк Уэйвенху был заинтересован в данном строительстве.
— Банк сам арендует участок или правильнее будет сказать, арендовал, — Граут наморщил нос. — Вследствие недостатка средств человек, владеющий правом застройки, некий мистер Оуэнс, был вынужден обратиться в банк за несколькими ссудами. К несчастью, выданная банком сумма оказалась недостаточной, чтобы мистер Оуэнс смог погасить свои обязательства. Бедняга повесился несколько месяцев назад в Хартфорде.
Брэнсби покачал головой.
— А несчастный мистер Франт собирался встретиться с его векселедателем. Неудачная идея.
— Мистер Франт мертв? — выпалил я.
— В этом весь вопрос, — сказал Граут. — Сторож считает, что это тело мистера Франта. Но он виделся с мистером Франтом лишь однажды, да и то мельком, кроме того, его и в лучшие времена нельзя было назвать надежным свидетелем. За столь короткий срок я не смог найти в округе никого, кто знал бы мистера Франта. Но насколько я понимаю, его сын учится в школе, вот я и прибыл сюда с целью выяснить, не может ли кто-то опознать труп либо опровергнуть версию о том, что это мистер Франт, в зависимости от обстоятельств. Мистер Брэнсби говорит, что он никогда не видел мистера Франта, а вот вы с ним встречались.
— Да, сэр, несколько раз. Скажите, а что с миссис Франт? Ей сообщили?
Граут покачал головой.
— Это деликатное дело. Никто не захочет говорить леди, что ее муж убит, а вдруг потом окажется, что на самом деле потерпевший — кто-то другой. Мистер Брэнсби сказал, что вы воевали, и не где-то, а в рядах нашей доблестной армии при Ватерлоо. Надеюсь, я пришел к правильному заключению, посчитав, что вид человека, умершего насильственной смертью, испугает вас меньше, чем простого штатского.
Лицо мистера Брэнсби окаменело. Он натянуто улыбнулся мне и кивнул. Я знал, что мне остается лишь исполнить ту миссию, которую он на меня возложил.
Мистер Граут поклонился моему работодателю.
— Мистер Шилд вернется к обеду.
— Хорошо. Чем раньше, тем лучше, — взгляд мистера Брэнсби замер на мне. — Нам остается только уповать и молиться, чтобы этот несчастный не оказался мистером Франтом.
Через несколько минут мы с Граутом уже неслись в его двуколке. Промчавшись по Черч-стрит, мы повернули на Гай-стрит. Именно на этой дороге, к югу отсюда, я впервые встретил мистера Франта — в сентябре, когда пешком шел в Сток-Ньюингтон, чтобы приступить к своим обязанностям в школе мистера Брэнсби. Я хорошо помнил ту встречу — еще бы не помнить, ведь мистер Франт чуть было не натравил на меня своих слуг, — но сам мистер Франт никогда и виду не подавал, что хоть что-то припоминает. Мне пришло в голову, что теперь, возможно, у меня имеется объяснение тому, что он делал здесь в тот день, а заодно и его плохому настроению: он инспектировал потерпевшее крах капиталовложение.
Двуколка повернула на узкую тропку между двух изгородей. Пока мы маневрировали по изрезанной колеями замерзшей дорожной грязи, я смотрел поверх изгороди на огороды и покрытые жалкой растительностью пастбища. Граут втиснул двуколку в проход с левой стороны, и мы оказались на просторной площадке. Травы почти не было, лишь груды песка и гравия, кучи кирпичей и больше всего — грязи. Большинство стен было мне по пояс и ниже. Участок выглядел так, словно недавно пострадал от артиллерийской бомбардировки, после чего осталось два ряда руин, разделенных горой песка. Граут остановил двуколку за деревянным сарайчиком. На мгновение мы застыли, глядя на унылый пейзаж.
— Насколько я понимаю, планировалось построить двадцать домов, которые выходили бы окнами в общий сад, — пояснил Граут. — Веллингтон-террас. Мистер Оуэнс сам нарисовал план. Согласно проспекту лондонцы просто обязаны толпами съезжаться сюда дышать свежим воздухом.
— Теперь понятно, почему он вынужден был повеситься, — заметил я.
— Соглашусь с вами, местечко и впрямь мрачное. Все пошло наперекосяк с самого начала.
Дверь сарая отворилась, оттуда вышел мужчина и приветствовал нас, приподняв шляпу.
— А вот и констебль, — сказал Граут уже громче. — Ну и где он?
— Мы перенесли его внутрь, как вы и сказали.
Граут посмотрел на меня.
— Вы готовы, мистер Шилд? Тогда давайте не будем тянуть.
Мы выпрыгнули из двуколки и пошли за констеблем по потрескавшейся грязи в сарай. Глаза медленно привыкали к полумраку. В углу горела маленькая печка, наполняя воздух тяжелым едким дымом. Около печки калачиком свернулся какой-то человек с глиняной трубкой во рту. В дальней части сарая виднелись очертания двери, положенной на козлы. На ней продолговатым холмом лежало тело. Я вдохнул и почувствовал, что помимо дыма в воздухе витают и другие «ароматы»: резкий запах спирта и мрачные миазмы покойницкой.
Граут показал на человека у камина:
— Парня зовут Ортон, Джекоб Ортон.
— Бывший семьдесят третий батальон пехоты, — заныл Ортон на манер нищего. — У меня есть рекомендации от командира, — он поднял руку с трубкой, имитируя отдание воинской чести, и в воздухе пролился дождь искр, похожих на метеоры. — Меня называли Святая Простота, — сообщил Ортон. — Это мое имя, сэр, и моя суть.
— Света здесь больше нет? — требовательным голосом осведомился Граут.
— Да уж, мрачный денек, — согласился Ортон, потягивая трубку.
Граут метнул на Ортона сердитый взгляд и схватил его за лацканы.
— Вы уверены, что ничего не слышали этой ночью? Подумайте хорошенько. Ложь будет стоить вам очень дорого.
— Господь свидетель, сэр, я спал так крепко, как младенчик у матери на руках, — засопел Ортон. — Ничего не могу с собой поделать, ваша милость.
— Тебе платят не за то, чтобы ты спал на посту, а за то, чтобы сторожил!
— Пьян как свинья, — сказал констебль. — Вот что он имеет в виду, сэр.
— Я не отрицаю, что выпил немного, чтобы согреться.
— Ага, напился так, что наступи Судный день, он бы и не заметил, что что-то не так, — перевел констебль. Он кивнул в сторону безмолвной фигуры, лежащей на козлах. — Только посмотришь на него, и сразу ясно, что без шума тут не обошлось, не правда ли, мистер Граут?
Секретарь пропустил вопрос мимо ушей. Он отвернулся и потянул грубый холст, которым было затянуто одно из маленьких окон, прорубленных очень высоко, чтобы в помещение не проникли воры. Холст отлетел, обнажая незастекленный квадрат окна. Бледный зимний свет неохотно проник в крохотную каморку. Ортон тихонько заплакал, словно свет причинял ему боль.
— А ну кончай! — велел констебль.
— Он пошевелился, — прошептал Ортон. — Богом клянусь! Я видел, как у него рука дрогнула. Господь свидетель.
— Да вы умом тронулись, — сказал Граут. — Принесите фонарь! Почему так мало света? Возможно, нам стоило оставить беднягу лежать, где лежал.
— Но там же лисы, да и крыс полным-полно, — заметил Ортон.
Граут жестом велел мне подойти к импровизированному столу. Тело было с головой накрыто серым одеялом, за исключением левой руки.
— О господи! — воскликнул я.
— Вам нужно взять себя в руки, мистер Шилд. Лицо выглядит еще хуже.
Казалось, его голос доносился издалека. Я уставился на остатки руки, наклонился поближе, и констебль поднес фонарь, чтобы полностью ее осветить. Рука представляла собой кровавое месиво из плоти, кожи и отвратительно белых обломков костей. Я подавил рвотный позыв.
— По-видимому, верхние фаланги указательного пальца отсутствуют, — сказал я тонким, но отчетливым голосом. — Насколько мне известно, у мистера Франта была та же травма.
Граут вздохнул.
