Красный сфинкс

ссылке. Да и впоследствии, когда Владимиру Ильичу пришлось выдерживать за границей неравный бой с Плехановым и прочими новоискровцами, он с радостью встретил ту подмогу, которую предложил ему Богданов».

На самом деле все было, конечно, сложней, и философия Богданова отнюдь не во всем устраивала Ленина. «Летом и осенью 1904 года, – писал он, – мы окончательно сошлись с Богдановым… и заключили тот молчаливый и молчаливо устраняющий философию, как нейтральную область, блок, который просуществовал все время революции и дал нам возможность совместно провести в революцию ту тактику революционной социал-демократии (=большевизма), которая, по моему глубочайшему убеждению, была единственно правильной».

На III (1905), IV (1906), V (1907) съездах Богданов избирался в ЦК Российской социал-демократической рабочей партии. Входил в редколлегию большевистских газет «Новая жизнь» и «Вперед». В годы первой русской революции вместе с Л. Б. Красиным возглавлял боевую техническую группу. В декабре 1905 года был арестован вместе со всем Исполкомом Петроградского совета рабочих депутатов, но уже в следующем году вернулся к революционной работе. К этому времени разногласия Богданова с Лениным начали принимать острую форму. Богданов прямо говорил, что «большевистский флаг и Ленин не одно и то же», что «существует большевизм и необольшевизм», что именно большевики своими действиями «торопятся хоронить революцию». – «Я считаю излишним в сотый и в тысячный раз отвечать товарищу Максимову (один из партийных псевдонимов Богданова, – Г.П.) по существу, – отбивался от этих нападок Ленин, – т. е. повторять, что он создает, откалываясь от нас, фракцию карикатурных большевиков или божественных отзовистов». Чтобы правильно понимать эти слова, надо помнить, что в существенном тогда для большевиков вопросе о бойкоте 3-й Государственной Думы Богданов стоял именно за бойкот.

Одна из главных научных работ А. А. Богданова «Эмпириомонизм» (1904–1906) подверглась особенно жесткой критике со стороны Ленина. Вождя большевиков не устраивало глубокое увлечение Богданова учением Э. Маха и Р. Авенариуса. А больше всего Ленина не устраивал главный тезис эмпириомонизма: внешний мир – это вовсе не реальность, независимо от нас существующая, а всего лишь социально-организованный опыт наших ощущений. Когда в 1909 году Богданов вместе с А. В. Луначарским и А. М. Горьким организовал на острове Капри партийную школу со своей собственной кассой, агентурой и связями с разными русскими комитетами, это вызывало невероятный гнев у вождя пролетарской революции. В итоге бурных споров на совещании расширенной редакции газеты «Пролетарий» Богданов был исключен из большевистской партии.

Впрочем, к началу Первой мировой войны Богданов вообще отошел от партийных дел. Увлекшись литературой, он написал два утопических романа, которые сделали его известным: «Красная звезда» (1908) и «Инженер Мэнни» (1912).

«Был ноябрь, – вспоминал в 1918 году один из почитателей богдановского романа, – когда появилась „Красная звезда“: реакция уже вступила в свои права, но у нас, рядовых работников большевизма, все еще не умирали надежды на близкое возрождение революции, и именно такую ласточку мы видели в этом романе. Интересно отметить, что для многих из нас прошла совершенно незамеченной основная мысль автора об организованном обществе и о принципах этой организации. Все же о романе много говорили в партийных кругах…»

Задуман роман «Красная звезда» был еще в ссылке.

Революционер Леонид, (списанный Богдановым с Л. Б. Красина – его близкого друга, погибшего в революционной борьбе, – Г.П.), многие годы активно боролся за свободу человечества, томился в тюрьмах, даже любимую женщину потерял из-за острых между ними политических разногласий. Совершенно случайно он узнал, что на Земле уже не в первый раз появляются настоящие марсиане. Более того, непрошенные гости время от времени забирают на Марс отдельных представителей человечества. Заметьте, написано это было задолго до массового психоза 50-60-х годов прошлого века, связанного с НЛО! Что же касается самого инженера Мэнни (типичного марсианина, – Г.П.), то он сразу обратил на себя внимание Леонида темными очками и странной формой головы. А потом он «…расстегнул воротничок и снял с себя вместе с очками ту удивительно сделанную маску, которую я, как и все другие, принимал до этого момента за его лицо. Я был поражен тем, что увидел при этом. Его глаза были чудовищно громадны, какими никогда не бывают человеческие глаза. Их зрачки были расширены даже по сравнению с этой неестественной величиной самих глаз, что делало их выражение почти страшным. Верхняя часть лица и головы была настолько широка, насколько это было неизбежно для помещения таких глаз, напротив, нижняя часть лица, без всяких признаков бороды и усов, была сравнительно мала…»

«Движущая сила этеронефа (межпланетного корабля марсиан, – Г.П.) – это одно из радиирующих веществ, которое нам удалось добывать в большом количестве, – так объяснил одно из продемонстрированных Леониду чудес инженер Мэнни. Объяснил уже во время полета на Марс, поскольку убедил Леонида отправиться с ним на свою суровую планету. – Мы нашли способ ускорять разложение этих элементов в сотни тысяч раз; это делается в наших двигателях при помощи довольно простых электрохимических приемов. Таким образом освобождается громадное количество энергии. Частицы распадающихся атомов разлетаются, как вам известно, со скоростью, которая в десятки тысяч раз превосходит скорость артиллерийских снарядов. Когда эти частицы могут вылетать из этеронефа только по одному определенному направлению, т. е. по одному каналу с непроницаемыми для них стенками, тогда весь этеронеф движется в противоположную сторону, как это бывает при отдаче ружья или откате орудия…»

Жители Марса, узнает Леонид, уже много столетий относятся друг к другу как братья и сестры, хотя их сложное общество буквально истерзано противоречиями. Этому есть серьезные причины: неблагоприятные условия, царящие на красной планете, заставляют марсиан постоянно думать в основном о выживании. Впрочем, даже в такой ситуации марсиане никогда не шли и не собираются идти на то, чтобы ограничить размножение. Это для них дело принципа. «Сократить размножение – это последнее, на что мы бы решились. А если это случится помимо нашей воли, это будет началом конца…»

Постепенно Леонид входит в марсианскую жизнь, начинает понимать ее, но печальные размышления о бренности всего сущего и вдруг вспыхнувшая трагическая любовь к чудесной марсианке приводят вчерашнего стойкого революционера к мысли о добровольном уходе из жизни. Только возвращение на Землю уберегает его от такого шага. Надо заметить, что вопрос добровольного лишения себя жизни весьма бурно дискутировался в России в начале прошлого века.

Роман о Марсе приняли горячо. Н. И. Бухарин («любимец партии» по определению Ленина) вспоминал впоследствии, что именно революционная молодежь «с трепетом и восторгом» читала страницы «прекрасной „Красной звезды“. Горький тоже отмечал успех книги А. А. Богданова, хотя делал это достаточно ворчливо: „И нравится, и нет, но – вещь умная“. Восторженнее всех встретил роман А. В. Луначарский, хотя и отмечал некоторую холодность текста.

Сюжет романа «Инженер Мэнни» Богданов раскрыл еще в «Красной звезде».

«Мэнни – великий инженер. Он жил задолго до социальной революции, в эпоху прорытия Великих каналов; эти грандиозные работы были организованы по его плану и велись под его руководством. Его первый помощник, завидуя его славе и могуществу, повел интригу против него. Один из главных каналов, над которым работали несколько сот тысяч человек, начинался в болотистой, нездоровой местности. Многие тысячи рабочих умирали там от болезней, и среди остальных разгоралось недовольство. В то самое время как главный инженер вел переговоры с центральным правительством Марса о пенсиях семьям погибших на работе и тех, кто от болезней потерял способность к труду, старший помощник тайно вел агитацию против него среди недовольных, он подстрекал их устроить стачку, с требованием перенесения работ из этой местности в другую, что было невозможно по существу дела, так как разрушало весь план Великих работ, и отставки главного инженера, что было, конечно, вполне осуществимо. Когда тот узнал все это, он пригласил старшего помощника для объяснений и убил его на месте. На суде инженер отказался от всякой защиты, а только заявил, что он считает свой образ действий справедливым и необходимым. Его приговорили к многолетнему заключению в тюрьме. Но вскоре оказалось, что никто из его преемников не в силах вести гигантскую организацию работ…»

Марсианин сам наказал себя за убийство, добровольно уйдя в тюрьму. И масштабными строительными работами он руководит из тюремной камеры. При этом неуклонно и последовательно готовит себе преемника. Время для размышлений и воспоминаний у него тоже есть. Перед ним постоянно проходят картины марсианской жизни. Они, кстати, вовсе не так убоги, как посмеивались в период перестройки некоторые слишком политизированные критики.

«Был странный день. С утра над далекими горами, которые охраняли тайну пустыни, поднимались серые облака, медленно рассеивались и вновь возникали; доносился протяжный гул, за которым следовали глухие раскаты, подобные грому. Стекла дрожали в домах, и были моменты, когда казалось, что земля вздрагивает. Ветерок с востока приносил какую-то мелкую пыль и слабый, едкий запах. Наконец, – невиданное на Марсе явление, – среди дня над городом образовалась туча, и пошел дождь…»

«Наступила ночь, а Нэлла все сидела у открытого окна. Она смотрела на темное небо с ярко сиявшими звездами. Маленькое личико Фобоса скользило с запада им навстречу, капризно меняя на глазах свое очертание и порождая от предметов бледные, непрочные тени; ни на какой другой планете солнечного мира людям не приходится видеть такой удивительной луны. Крошечный серпик Деймоса словно застыл среди небесного свода; а недалеко от него опускалась к закату зеленоватая вечерняя звезда – Земля со своей неразлучной спутницей. Зеркало залива повторяло в более слабых тонах небесную картину…»

Это запоминается.

Ну, а некоторая затененность романа…

А почему бы и нет? «Не тот строй жизни, другие отношения. Иной весь опыт людей. Множество понятий, там – вполне выработанных и привычных, здесь отсутствуют совершенно. Идеи, там настолько общепринятые, что их даже не высказывают, а постоянно подразумевают, здесь – нередко воспринимаются, как нечто непонятное, невероятное или даже чудовищное, – вроде того, как атеизм для благочестивого католика Средних веков или свободная любовь для мещанина старых времен». Странно, что такой тонкий ценитель фантастики, как Кир Булычев, в исследовании, посвященном русскому утопизму, принял марсианский, описанный Богдановым духовный вампиризм за вампиризм, скажем так, мистико-биологический.

«Представьте себе человека – работника в какой бы то ни было области труда и мысли, – указывал А. А. Богданов. – Он живет для себя, как физиологический организм; он живет для общества, как деятель. Его энергия входит в общий поток жизни и усиливает его, помогает побеждать то, что ей враждебно в мире. Он в то же время, без сомнения, чего-нибудь стоит обществу, живет за счет труда других людей, нечто отнимает у окружающей его жизни. Но пока он дает ей больше того, что берет, он увеличивает сумму жизни, он в ней плюс, положительная величина. Бывает, что до самого конца, до физической смерти он и остается таким плюсом: ослабли уже руки, но еще хорошо работает мозг, старик думает, учит, воспитывает других, передавая им свой опыт; затем устает мозг, слабеет память, но не изменяет сердце, полное нежности и участия к молодой жизни, самой своей чистотой и благородством вносящее в нее гармонию, дух единства, который делает ее сильнее. Однако, так случается редко. Гораздо чаще человек, который слишком долго живет, рано или поздно переживает сам себя. Наступает момент, когда он начинает брать у жизни больше, чем дает ей, когда он своим существованием уже уменьшает ее величину. Возникает вражда между ним и ею, она отталкивает его, он впивается в нее, усиливается вернуть ее назад, к тому прошлому, в котором ощущал свою связь с нею. Он не только паразит жизни, он ее активный ненавистник; он пьет ее соки, чтобы жить, и не хочет, чтобы она жила, чтобы она продолжала свое движение. Это – не человек, потому что существо человеческое, социально-творческое, уже умерло в нем; он – труп такого существа. Вреден и обыкновенный, физиологический труп: его надо удалять или уничтожать, иначе он заражает воздух и приносит болезни. Но вампир живой мертвец много вреднее и опаснее, если при жизни он был сильным человеком».

Что касается идей научных и социальных, А. А. Богданов, обладая громадным революционным опытом, стопроцентно, на мой взгляд, использовал возможности фантастического романа.