первом варианте, считал Циолковский, большая ракета может быть составлена из нескольких малых. При взлете «поезда» толкающей является последняя (нижняя) ракета. Использовав топливо, она отделяется и падает на землю. Далее включается двигатель следующей нижней ракеты. Выработав топливо и она отделяется от «поезда». Включается следующая. И до конечной цели доберется только головная ракета, зато она достигнет скорости, какой никогда бы не достигла оставаясь одинарной. В другом варианте «поезд» мог бы состоять из параллельного соединения ракет, названного Циолковским эскадрильей. Все ракеты должны работать одновременно – до момента использования половины своего топлива. После этого недоиспользованный запас сливается в полупустые баки внутренних, а внешние ракеты отделяются.
«Сначала можно летать на ракете вокруг Земли, – мечтал Циолковский. – Затем можно описать тот или иной путь относительно Солнца, достигнуть желаемой планеты, приблизиться или удалиться от Солнца, упасть на него или уйти совсем, сделавшись кометой, блуждающей многие тысячи лет во мраке, среди звезд, до приближения к одной из них, которая сделается для путешественников или их потомков новым Солнцем. Человечество образует ряд межпланетных баз вокруг Солнца, использовав в качестве материала для них блуждающие в пространстве астероиды (маленькие луны). Реактивные приборы завоюют людям беспредельные пространства и дадут солнечную энергию в два миллиарда раз большую, чем та, которую человечество имеет на Земле. Кроме того, возможно достижение и других солнц, до которых реактивные поезда дойдут в течение нескольких десятков тысяч лет. Лучшая часть человечества, по всей вероятности, никогда не погибнет, но будет переселяться от солнца к солнцу, по мере их погасания. Нет конца жизни, конца разуму и совершенствованию человека. Прогресс его вечен. А если это так, то невозможно сомневаться и в достижении бессмертия».
В 1919 году Циолковского избрали в Русское общество любителей мироведения в Петрограде. В 1927 году – в Южное астрономическое общество. В 1928 – в Комиссию по научному воздухоплаванию, в 1932 – в Союз Осоавиахима, в 1934 – в Академию воздушного флота (почетным профессором). Многие в Калуге знали в лицо человека в длинном черном пальто, в черной шляпе, с черным шарфиком через плечо, разговаривавшего только с помощью слуховой трубы, которую он сам называл «слухачом».
«Из угла в угол протянута толстая проволока; такую тогда называли „катанка“, – вспоминал встречу с Циолковским в Калуге писатель Виктор Шкловский. – В углу висит керосиновая лампа под крашеным жестяным абажуром. Лампу зажгли и передвинули по проволоке. Эта лампа так и ходила по проволоке из угла в угол.
В углу комнаты, прислоненные, стоят большие модели металлических аэростатов, они как будто сделаны из фольги. На самодельной полке одноформатные и разноцветные брошюры – книги Циолковского о звездоплавании.
Мы привезли в Калугу гонорар за консультацию – пять тысяч, чтобы не заставлять самого Циолковского возиться с бухгалтерией. Счет приготовлен, надо расписаться. Циолковский передвинул лампу, подписал расписку и вздохнул:
– У нас дома несчастье. Внук прыгнул с березы с простыней, – думал, что парашют. Совсем бы разбился, но попал в кучу навоза.
Вечер. Циолковский меня спросил:
– Вы разговариваете с ангелами?
– Нет, – ответил я тихо в трубу.
– По строению головы могли бы разговаривать.
– А вы? – спросил я.
– Я постоянно разговариваю.
Я не испугался, понял, что ангел – вдохновение.
– Они постоянно не соглашаются… Тяжелый характер у фактов, – уходят, не договорив…»
Свои философские работы Циолковский издавал сам. «Горе и гений» (1916), «Монизм Вселенной» (1925), «Причина Космоса» (1925), «Моя пишущая машинка» (1928), «Растение будущего. Животное космоса. Самозарождение» (1929), «Звездоплавателям» (1930), «Научная техника» (1930), многие другие. «Планета есть колыбель разума, но нельзя вечно жить в колыбели». Это изречение взято из одной такой работы. «Циолковский не стал профессиональным писателем, подобно академику В. А. Обручеву или профессору И. А. Ефремову, – очень верно подметил исследователь фантастики А. Ф. Бритиков. – Он охотно предоставлял свободу своему постоянному литературному редактору Перельману (автору таких замечательных книг как „Занимательная физика“, „Живая математика“ и других, –
Вот как описывал Циолковский дом будущего.
«Я неженатый молодой человек. Сплю в общей холостяцкой. Там так тепло, что спать можно раздетым или в дневном, чуть измененном покрове. Тюфяком служит натянутая холстина. Просыпаюсь рано: бегу в ванную. Воды теплой и холодной сколько угодно. Сбрасываю свой легкий покров и делаю омовение всего тела. Вместе с другими, в определенный час, отправляюсь на обязательную работу: в данном случае на земледельческую. Мне приходится сидеть на автоплуге (самопахотная машина), который, двигаясь, взрывает и разрыхляет почву. Надо следить за правильным ходом работы. Шесть часов обязательного труда – и все кончено. Теперь я сам себе хозяин: могу делать, что хочу. В определенные промежутки времени я получаю подкрепление в виде растительной пищи – вареной, сырой и жареной, приготовленной весьма искусно, в особых печах, на основании научных исследований и многолетних опытов. Она состоит из обработанных овощей, фруктов, зерен, сахара и т. д. Выбор пищи свободен и весьма разнообразен. Другие занимаются садом, воспитанием, преподаванием наук, искусств, ремесел, технологии. Третьи наблюдают за малютками, приготовляют пищу, наблюдают чистоту, порядок. Четвертые отправляются на более или менее удаленные фабрики, чтобы провести в них тем меньшее число часов обязательного труда, чем работа тяжелее…»
«Я – чистейший материалист, – утверждал Циолковский в философской работе „Монизм Вселенной“. – Ничего не признаю, кроме материи. В физике, химии и биологии я вижу одну механику. Весь космос только бесконечный и сложный механизм. Сложность его так велика, что граничит с произволом, неожиданностью и случайностью, она дает иллюзию свободной воли сознательных существ…» И построить ракету для Циолковского важно было не просто потому, что на ней можно летать. На ней можно
«Можно перечислить немало произведений советских фантастов, – справедливо указывал Е. П. Брандис, – созданных под непосредственным влиянием работ К. Э. Циолковского, и не только на космические темы. Кроме известных романов А. Беляева (один из них – „Прыжок в ничто“ – ученый снабдил своим предисловием), назовем еще рассказ С. Григорьева „За метеором“ (Знание – сила, 1932), который был прочитан Циолковским в рукописи; рассказ Г. Адамова „Оазис солнца“ („Знание – сила“, 1936), основанный на идеях ученого в области гелиотехники; повесть С. Граве „Путешествие на Луну“ (1926), в которой описание ракеты и самого полета заимствовано у Циолковского; роман А. Палея „Планета КИМ“ (1930), в котором герои попадают на астероид Цереру и основывают там „эфирную колонию“ и т. д., и т. Нельзя не упомянуть и научно-фантастический фильм „Космический рейс“, созданный при прямом участии К. Э. Циолковского…»
«Мои выводы более утешительны, чем обещания самых жизнерадостных религий», – утверждал Циолковский незадолго до своего семидесятипятилетия, торжественно и всенародно отмеченного в 1932 году сразу и в Москве, и в Калуге. «Я награжден был орденом Трудового Красного Знамени и значком активиста от Осоавиахима. Пенсия увеличена». Правительство подарило Циолковскому новый дом. Среди подарков, особенно привлекших внимание ученого, оказалась картина художника Жуковского «Возвращение воздухоплавательной машины Хенсона из Бомбея в Лондон через Калугу». На холсте изображалась летящая по небу «этажерка»; молодая женщина, изумленно указывая на нее, пыталась разбудить крепко спящего крестьянина…
Казалось, Циолковский добился, наконец, признания. Однако своему близкому другу популяризатору В. Рюмину он доверительно писал: «Мне кажется, вся эта шумиха случайна. Никем я не признан, если не считать меня самого. Я самый бессильный и одинокий человек, жажду делать хорошее, но не могу». А Якову Перельману жаловался: «Очень трудно издавать чисто научные работы. Поэтому я подумываю написать нечто вроде „Вне Земли“, только более занимательное, без трудных мест, в разговорной форме. Под видом фантастики можно сказать много правды».
«И самое разумное существо, – писал он в статье „Воля Вселенной“, – выполняет только волю Вселенной. Она дала ему разум и ограниченную волю. Ограниченную – потому, что эта воля, зависящая от разума, не может быть единственным историком поступков: всегда может вмешаться громада Вселенной, исказить, нарушить и не исполнить волю одного разума. Мы говорим: все от нас зависит, но ведь мы создание Вселенной. Поэтому вернее думать и говорить, что все зависит от Вселенной. Мы предполагаем, а Вселенная распоряжается, как хочет, без церемонии разрушая наши планы и даже разрушая всю планету со всеми ее разумными существами. Если нам и удастся исполнить свою волю, то только потому, что нам позволила Вселенная. Она всегда имеет множество поводов и причин затормозить нашу деятельность и проявить новую, высшую волю, хотя и наша воля только воля Вселенной…»
И там же: «Наша условная воля создана Вселенной. Истинная же абсолютная воля и власть принадлежат космосу – и только ему одному. Он единый наш владыка. Но мы должны жить так, как будто тоже имеем волю и самостоятельность. Хотя и то и другое не наше. В противном случае получится лень, фанатизм, бессилие и ничтожество. Но мы должны помнить, что, помимо нашей условной воли, есть высшая власть Вселенной. Потому-то наша воля, стремления, желания, как бы они прекрасны ни были с нашей точки зрения, частенько не осуществляются. Они натыкаются на препятствия, которые мы не в силах одолеть. Это препоны со стороны космоса. В таком случае не нужно унывать, а следует утешить себя тем, что не настало еще время для исполнения наших желаний, что надо еще бороться, что самые сильные наши желания могут быть ошибочны с высшей точки зрения, и что надо еще их проверить…»
Понятно, что такие размышления шли вразрез официальным догмам. Философские книжки Циолковского откровенно не нравились властям. С него даже взяли подписку, что он не будет их больше издавать. Такую подписку Циолковский дал, но когда на торжественных чествованиях в Калуге председатель юбилейной комиссии Д. Семенов заявил, что философские труды ученого не могут быть использованы в нашей стране, так как расходятся с учением Маркса- Ленина, он все же страшно обиделся.
«Вот что случилось со мной 31 мая 1928 г., вечером, часов в 8, – писал он в статье „Существа разных периодов эволюции“. – После чтения или какой-то другой работы я вышел, по обыкновению, освежиться на крытый застекленный балкон. Он обращен был на северо-запад. В эту сторону я смотрел на закат солнца. Оно еще не зашло, и было вполне светло. Погода была полуоблачная, и солнце было закрыто облаками. Почти у самого горизонта я увидел, без всяких недостатков, как бы напечатанные, горизонтально расположенные рядом три буквы:
