материала – может быть, для последующего клонирования… Она вдруг поймала себя на том, что так нельзя думать о людях. Значит, подсознание уже сделало выбор – в глубине души она не признала их за людей. Буроватая плотная кожа, покрытая редким волосяным покровом, прекрасно развитые конечности, которым позавидовал бы гиббон; нос совершенно уникальный – не две ноздри, а прямо-таки мембрана из десятка-другого крупных пор, но никаких вибрисс и другой растительности на лице (все-таки на лице!); профиль должен быть катастрофически вогнутым, надо подумать, как сделать профильный снимок; все это еще терпимо, но вот надбровные дуги – малышки мои, где же у вас мозг? Если толщину черепных костей прикидывать по земным меркам, то граммов семьсот, может быть, и наберется… И это при росте сто двадцать пять – сто тридцать сантиметров…
Она вдруг спохватилась, что стоит уже гораздо дольше отпущенных каждому тридцати секунд. Она вышла из золотой ниши такая же молчаливая и задумчивая, как и все остальные. «Роботам зафиксировать абсолютно все, что поддается фиксации», – упавшим голосом проговорил Гюрг».
В 1987 году Ольга Ларионова была удостоена премии «Аэлита».
Отвечая на вопросы своих читателей, она сказала: «Космическая опера получила и у нас право на существование, а теперь – уж как повезет ей с авторами. Именно от этого зависит ее судьба. Если будут писать те, кому она по душе, и писать будут с удовольствием и юмором, вкладывая и не жалея вот эту свою авторскую душу, то и сказки о прекрасных принцессах, отважных рыцарях и жгучих тайнах не затеряются рядом с самыми безукоризненно научными романами. Сам вопрос продиктован, как нетрудно догадаться, видимо, тем, что буквально год назад – и именно в „Уральском следопыте“ – опубликована повесть „Чакра Кентавра“. Редакция предложила для нее параллельное, более, на ее взгляд, поэтичное название: „Звёздочка-Во-Лбу“; возражать против него в журнальной публикации я не стала – не было оснований. Многие – особенно молодые – читатели „Уральского следопыта“, к сожалению, почти ничего не знают больше из того, что мною написано: слишком ощутимо дает знать о себе один из парадоксов фантастики – сложность ее издания. Вы можете многократно переиздавать (в разных издательствах) откровенно серое нефантастическое сочинение – Госкомиздат попросту не заметит его среди тысяч других книг. Фантастику же, в силу ее малочисленности у нас, легко держать под контролем: она вся на виду, И контроль этот с давних пор имеет необъяснимо жесткий характер: даже лучшие произведения современных авторов издаются лишь единожды – на долгие годы».
И дальше: «Многие читатели журнала спрашивают, каким образом появилась на свет „Чакра Кентавра“? Пишу я обычно с трудом и очень медленно, а „Чакра“ была написана на одном дыхании. Писала ее под впечатлением самодеятельных переводов Роджера Желязны и других хороших „космических опер“, по принципу: а я что, не могу? Как когда-то с „Леопардом с вершины Килиманджаро“ – не считала, что повесть будет напечатана. Писала легко, с таким авторским заданием – вогнать в нее все аксессуары „космической оперы“: герой-супермен, его двойник, верный друг, прекрасная принцесса (из духа противоречия сделала все-таки ее брюнеткой: обычно она непременно белокурая), консерватор-король, мерзавцы-принцы, несчастная любовь в начале, все виды оружия – от первобытных мечей до сверхсовременных десинторов, а также драконы, кентавры, призраки и магические карты… По мере написания использованное отмечала „птичкой“, остальное появлялось само собой. Такое, вероятно, бывает у безудержных вралей – такое было и со мною: сама удивлялась, как здорово подделываюсь под стиль, который мне казался соответствующим „космической опере“ и который шокирует критиков, принимающих его за чистую монету… Надо еще сказать, что я человек немного мрачный. Юмор мне абсолютно чужд. Ну, например, я активно не люблю Ильфа и Петрова, Зощенко и других писателей, причастных к юмору. Но рассказывать о собственном характере считаю необязательным, думаю, что создастся впечатление о моем неприятном характере. Во всяком случае, мой характер отпугивает всех, кто хотел пообщаться со мной как с любимым автором…»
Думаю, в последних словах немало преувеличения.
На поздравление, однажды написанное мною на каком-то случайно попавшем в руки официальном бланке, она, например, незамедлительно ответила на еще более вызывающем бланке: «Арбитраж при ЛЕНИНГРАДСКОМ ОБЛАСТНОМ СОЮЗЕ ПОТРЕБИТЕЛЬСКИХ ОБЩЕСТВ».
Цикл романов «Венценосный Крэг» составили «Чакра Кентавра» (1988), «Делла-Уэлла» (1996), «Евангелие от Крэга» (1998), «Лунный нетопырь» (2005).
В цикл «Лабиринт для троглодитов» вошли «Соната моря (1985), «Клетчатый тапир» (1989), «Лабиринт для троглодитов» (1991).
На обязательный в свое время вопрос – существует ли «женская» фантастика и принадлежат ли к ней произведения самой Ольги Ларионовой, она ответила: «Решительно нет! Никакой женской фантастики нет и быть не может! Как не существует, например, женской поэзии – или управдомовской, или, скажем, поэзии академиков и отдельно – поэзии член-корров. Наличествует только фантастика хорошая или плохая. Если, разумеется, не углубляться в литературоведческие дебри и не разграничивать ее по жанрам или темам, которым несть числа. Вычленение же любой группы авторов из общего потока всегда искусственно и, как правило, может быть объяснено только одним – поисками привилегий, жаждой пресловутой „скидки на жанр“, стремлением занизить критерии оценок…»
Не угадав основного направления литературного развития Ольги Ларионовой, И. А. Ефремов все же в одном оказался прав: «Научное познание становится настолько многосторонним, что требует чрезвычайно дорогих и сложных экспериментов и все более узкой специализации. Информация, нагромождаясь в непомерных количествах, уже не объединяет, а разобщает ученых, делает непосильным индивидуально-цельное представление о мире и замедляет продвижение фронта науки. В этих стесненных обстоятельствах наука не может изучать, а тем более разрешать в нужном темпе все сложности и противоречия социальной жизни человечества и психологии отдельных людей…»
Видимо, фантастика подчиняется тем же законам.
Живет в Санкт-Петербурге.
ВЛАДИСЛАВ ПЕТРОВИЧ КРАПИВИН
Родился 14 октября 1938 года в Тюмени.
Окончил факультет журналистики Уральского государственного университета.
В процессе учебы был зачислен в штат газеты «Вечерний Свердловск». Несколько лет работал литературным сотрудником, затем завотделом в журнале «Уральский Следопыт». В 1961 году по собственной инициативе создал детский отряд «Каравелла», над которым четыре года спустя взял шефство известный в то время детский журнал «Пионер». Руководил «Каравеллой» более тридцати лет.
Первая книга – «Рейс „Ориона“ (1962).
К настоящему времени – около двухсот изданий на различных языках.
Повести и рассказы В. Крапивина включены в «Золотую библиотеку избранных произведений для детей и юношества», «Библиотеку приключений и научной фантастики», «Библиотеку мировой литературы для детей», в японскую 26-томную серию «Избранные сочинения русских писателей для подростков», вышло несколько собраний сочинений. Лауреат премии Ленинского комсомола (1975), кавалер ордена Трудового Красного Знамени (1984), ордена Дружбы народов (1989), литературной премии имени Александра Грина (2001), других премий.
Почётный гражданин города Екатеринбурга.
Среди множества книг, изданных В. Крапивиным, фантастическими (с той или иной долей условности) можно считать повести:
«Страна Синей Чайки» (1957); «Я иду встречать брата» (1961); трилогию «В ночь большого прилива» («Далекие горнисты», 1969, «В ночь большого прилива», 1977, «Вечный жемчуг», 1977); «Голубятня на желтой поляне» (1982); «Оранжевый портрет с крапинками» (1985); цикл «В глубине Великого Кристалла» («Выстрел с монитора», 1988, «Гуси-гуси, га-га-га…», 1988, «Застава на Якорном Поле», 1988, «Крик петуха», 1989, «Белый шарик матроса Вильсона», 1989, «Сказки о рыбаках и рыбках», 1991, «Лоцман», 1990); «Мальчик девочку искал…» (2000); «Синий треугольник» (2001); «Колесо Перепелкина», (2001), некоторые другие.
Впрочем, критики по разному относились и относятся к написанному В. Крапивиным.
«Когда он, – писал в 1993 году критик Роман Арбитман, – наконец, отдал предпочтение жанру фантастики, полностью переключился на „параллельные миры“, даже самые доброжелательные читатели стали понимать, что здесь не всё так просто и не всё так однозначно, как казалось прежде. Всё куда серьёзнее. Писатель сменил жанры до того быстро, что все полюбившиеся схемы взял с собой в мир феодально-космических фантазий, магических кристаллов, заржавленных цепей и якорей, полуразрушенных замков, где „в тесных тёмных переходах и на гулких винтовых лестницах“ очутились духовные двойники Серёжи Каховского или оруженосца Кашки. Возник забавный гибрид, который молодой критик Андрей Энтелис не без яда окрестил „пионерско-готическим романом“. Стереотип крапивинской „школьной“ повести, попав в пространство ничем не стеснённого вымысла, окончательно отвердел. Преимущества юного возраста писатель возвёл в абсолют и сделал фактором оценочным, фантастика дала возможность одарить детей (но только детей!) самыми невероятными, нечеловеческими способностями, наподобие телекинеза, телепатии или дара проникать в иные измерения. Подловатым взрослым, естественно, не досталось ничего. Понятно, что в каждой новой повести взрослые придумывали всё новые и новые ухищрения, чтобы отравить жизнь своим отпрыскам. В „Выстреле с монитора“ бессердечные старшие выгоняют пацана из города, в повести „Гуси-гуси, га-га-га…“ ребят, ни в чём не повинных, сажают в колонию, жестоко издеваются над ними. В „Заставе на Якорном поле“ мальчика, ради научных экспериментов, лишают мамы и д
