была единственной дочерью Майрона Вольпе — нынешнего главы могущественной династии Вольпе, той самой, что вот уже три поколения то тайно, то явно ворочает делами киноиндустрии. Сама Сесилия без лишней скромности утверждала, что именно Вольпе являются некоронованными королями Голливуда.
Главным образом из-за этих бесценных семейных связей Рот прощал Сесилии и бесконечную болтовню по телефону, и вечные отлучки с рабочего места для обновления макияжа, и чудовищные орфографические ошибки. Сама Сесилия рассматривала работу как недурной способ скоротать время между свиданиями, а свои функции считала чисто декоративными. Служба у Рота была достаточно престижной, необременительной (к счастью, для всякой тягомотины в офисе имелась еще и младшая секретарша), а в тех случаях, когда к адвокату заглядывал кто-нибудь из звездных клиентов, еще и захватывающе интересной.
В общем, Рот и Сесилия неплохо ладили, а небольшие стычки случались только по утрам, во время обсуждения расписания на день. Так было и на этот раз. Первым в списке ожидаемых клиентов стояло имя стареющего актера, некогда снискавшего себе известность в кино, а теперь переживающего второе рождение на телевидении.
— Послушай, я в курсе, что ты от него не в восторге, но все-таки нельзя ли быть немного полюбезнее? Ты ведь не умрешь, если разочек улыбнешься, а?
Сесилия закатила глаза к потолку и демонстративно передернула плечами.
— Необязательно искренне. Просто вежливо. Да чем этот крендель тебя так достал?
— Он называет меня деткой и то и дело норовит прихватить за задницу.
В душе Рот вполне понимал своего клиента. Он и сам нередко подумывал о чем-то подобном.
— Обычные мальчишеские шалости, — пожал он плечами.
— Дэнни! — Еще один взгляд в потолок. — Он признается, что ему шестьдесят два, а сколько на самом деле, даже подумать страшно!
— Ладно-ладно. Согласен на ледяную вежливость. Послушай, у меня тут есть один личный проект, с которым ты, наверное, могла бы помочь. Такой небольшой сюжет для рубрики «Из жизни знаменитостей». По-моему, сейчас как раз правильный момент.
Две идеально выщипанные брови слегка приподнялись.
— А кто у нас знаменитость?
Рот предпочел не услышать этого вопроса.
— Ты ведь знаешь, что я собрал потрясающую коллекцию вин? — Он с надеждой посмотрел на брови, но на этот раз они не шелохнулись. — Да, так вот… Я готов дать по этому поводу эксклюзивное интервью прямо у себя в погребе правильному журналисту. Фишка такая: я не просто машина для делания денег, а человек со вкусом, гурман, знающий толк в хороших вещах — шато, винтажи, бордо, бутылки, паутина и прочая французская хрень. Что ты думаешь?
Сесилия пожала плечами:
— Ты ведь такой не один. Половина Лос-Анджелеса двинулась на вине.
— Ты не понимаешь, — покачал головой Рот. — У меня правда уникальная коллекция. Самые знаменитые красные вина из Бордо, исключительные винтажи — больше пятисот бутылок, всего… — он сделал эффектную паузу, — на три миллиона баксов.
Три миллиона долларов произвели ожидаемое впечатление.
— Кру-уто!.. — уважительно протянула Сесилия.
— Тогда понятно.
— Я думал, может, «Лос-Анджелес таймс» заинтересуется? Ты там кого-нибудь знаешь?
Сесилия подумала и кивнула:
— Владельцев. Ну, вернее, папа знает владельцев. Наверное, он может с ними поговорить.
— Отлично! — Рот откинулся на спинку стула и полюбовался своими лодыжками в желтых носках. — Значит, договорились.
Интервью было назначено на утро субботы. Рот тщательно проинструктировал домашних и лично проверил общую готовность. Мишель предстояло на минутку появиться в самом начале, сыграть роль гостеприимной хозяйки, немного ревнующей мужа к его коллекции, после чего удалиться. Рафаэль под руководством хозяина несколько раз отцеплял и заново прицеплял побеги алой бугенвиллеи к стене террасы, пока не достиг желаемого эффекта. Натертый до ослепительного блеска «мерседес» стоял под стеной дома так, словно хозяин по рассеянности забыл загнать его в гараж. В погребе из спрятанных в углах колонок неслись ликующие звуки фортепьянного концерта Моцарта. Словом, все свидетельства богатства и утонченного вкуса были налицо. Рот собрался было открыть одну из своих драгоценных бутылок, но в последний момент передумал. Хватит с журналистов и шампанского, решил он и поставил его охлаждаться в хрустальное ведерко со льдом.
Из будки охранников у ворот позвонили и сообщили о приближении людей из «Лос-Анджелес таймс». Мишель и Рот заняли исходную позицию наверху лестницы, ведущей к подъездной дорожке. Когда журналисты выбрались из машины, они чинно, будто королевская чета, спустились им навстречу.
— Мистер Рот? Миссис Рот? Приятно познакомиться. — Грузный человек в мятом льняном пиджаке протянул руку. — Я Филипп Эванс, а этот ходячий склад аппаратуры, — он кивнул на увешанного камерами молодого человека, — Дейв Грифин. Он отвечает за картинки, я — за слова.
Эванс развернулся на каблуках и полюбовался на Лос-Анджелес внизу.
— Ну у вас тут и вид!
Рот небрежно отмахнулся от вида:
— Вы еще не видели моего погреба.
Мишель взглянула на часы.
— Дэнни, мне надо позвонить в пару мест. Я вас покидаю, мальчики, но не забудьте оставить мне бокальчик шампанского. — Улыбка, взмах руки, и красавица скрылась в доме.
Рот с журналистами спустился в погреб, фотограф занялся освещением и оборудованием, а интервью тем временем началось.
Эванс принадлежал к репортерам старой школы в том смысле, что факты интересовали его больше, чем отвлеченные рассуждения, а потому примерно час они посвятили подробностям биографии Рота: начало карьеры в шоу-бизнесе, первое знакомство с хорошими винами, зарождение и развитие романа с ними, процесс создания идеального погреба. Неторопливая беседа сопровождалась музыкой Моцарта, шипением вспышек и щелканьем камер: фотограф делал свое дело.
Рот, привыкший говорить от имени своих клиентов, вдруг обнаружил, что рассказывать о самом себе гораздо приятнее, и так увлекся, что чуть было не забыл об обязанностях гостеприимного хозяина, и только после вопроса журналиста о лучших сортах шампанского спохватился и открыл бутылку «Крюга». После пары бокалов беседа, как водится, пошла веселее.
— А вот скажите мне, мистер Рот, я знаю, что вы коллекционируете эти прекрасные вина ради удовольствия, но все-таки — у вас никогда не возникало желания их продать? Ведь, как я понимаю, у вас тут накопилась порядочная сумма.
— Давайте прикинем, — охотно подхватил тему Рот и оглядел стеллажи с бутылками и аккуратно составленные вдоль стен ящики. — Вот, например, ящик «Латура» шестьдесят первого года потянет на сто — сто двадцать тысяч, «Марго» восемьдесят третьего — тысяч на десять, а «Петрюс» семидесятого… Ну, «Петрюс» — это всегда большие числа. Думаю, он обойдется вам тысяч в тридцать, если, конечно, вы сможете его найти. И заметьте, с каждой выпитой бутылкой стоимость всего винтажа заметно увеличивается, да и качество со временем только растет. — Он долил в бокалы шампанского и минуту полюбовался на устремившуюся кверху спираль пузырьков. — И все-таки на ваш вопрос я отвечу «нет», у меня никогда не возникало желания их продать. Для меня все они — произведения искусства. Жидкого искусства, — уточнил Рот с улыбкой.
— А примерную сумму вы могли бы назвать? — не унимался Эванс. — Сколько стоит ваша коллекция?
— На сегодняшний день? Бордо — не меньше трех миллионов. И, как я уже говорил, чем меньше остается бутылок какого-то определенного года, тем выше их стоимость, так что эта сумма постоянно растет.
