радостной ноте я и уезжаю на юг.
Я люблю дальние поездки на машине. В дороге у меня проясняются мысли и успокаивается душа. В красивом средневековом городке Бон я останавливаюсь, чтобы перекусить и размяться, гуляю по мощеным улочкам, заглядываю в окна антикварных магазинов и, отдохнув, опять сажусь за руль. Весь день стоит чудесная погода: ясная и по-зимнему свежая. Вдоль дороги тянутся длинные, черные ряды виноградников, со склонов холмов то тут, то там поднимаются струйки дыма, и только изредка мне на глаза попадается фермер, закутанный в шарф и теплую куртку.
Я подъезжаю к Монтелимару, когда окончательно темнеет. Надо мной темно-синее небо, усыпанное крупными звездами. В зеркале заднего вида вспыхивает яркий свет и на мгновение слепит меня. Я ругаю водителя, не потрудившегося выключить дальний свет, и только потом понимаю, что в зеркале отражаются не чужие фары, а луна. Дорога совершенно пустая, и я решаю на минуту остановиться на обочине.
Все вокруг залито каким-то фантастическим светом. Еще никогда в жизни я не видела такой яркой, такой белой, такой близкой луны. Кажется, протяни руку — и сможешь дотронуться до нее. Всю дорогу до самого дома она освещает мне путь.
Вот уже последний поворот перед нашими воротами. Здесь все знакомо: сладкий аромат апельсиновой рощи, черные пирамиды кипарисов, мир и тишина. Я останавливаюсь перед воротами и шарю в сумке в поисках ключей. На мгновение мне кажется, что в маленьком коттедже, пустом, с тех пор как уехал Хашиа, светятся окна, но скоро я понимаю, что это шутки все той же луны.
По дорожке навстречу мне с радостным лаем несутся собаки. Их почему-то три. Лаки, Элла, а кто еще? Безимени? Нет, этот незнакомый пес гораздо меньше. Я подъезжаю к дому и в лунном свете вижу белые пятна сетки вокруг стволов олив. Какое это счастье — вернуться домой! Я жадно вдыхаю ночные запахи. Из рощи на склоне доносится крик совы. Я вылезаю из машины, и тут же мне в ноги упираются три пары лап, три языка облизывают мне руки, а три хвоста энергично машут, выражая восторг. Третий пес — мальчик, похожий на гончую, с короткой черно-белой шерстью и длинными висячими ушами. Тело у него тоже длинное и поджарое, а ноги мускулистые, как у футболиста.
— Ты кто такой и откуда взялся? — спрашиваю я у него.
Он смущенно отворачивается и выдает длинную выразительную руладу в стиле кантри. Я смеюсь. Перед тем как зайти в дом, я несколько минут хожу по террасе, разминая затекшие ноги. Все вокруг залито светом, ярким, как днем. Может, это знак того, что черные дни для нас кончились? Что скоро жизнь опять наполнится гармонией и цветом?
Утром меня будит шум подъехавшего автомобиля, а потом громкий лай и стук алюминиевых собачьих мисок. Часы показывают половину восьмого. Я набрасываю халат и босиком выхожу на балкон. Каменные плитки пола холодят мне ступни. На небе уже сияет солнце, а воздух совершенно неподвижен.
—
Я киваю, потягиваюсь и оглядываюсь на море. На нем белая пенная рябь — знак перемены погоды.
—
Рене кивает и поднимается в дом.
— Кстати, что это за собака? — спрашиваю я у него.
— Гончая! Он появился неделю назад, пришел за твоей овчаркой. Так от нее и не отходит. Я пробовал его прогнать — ничего не вышло. Он еще щенок.
С чашками кофе мы выходим на улицу и садимся за столик у бассейна. Отсюда хорошо видны оливы.
— Ты уже видела деревья?
— Только издалека, ночью. А что?
— Нет, нет. Я тебе говорил, что будет хороший урожай, но я даже не думал, что настолько хороший. Без помощника нам точно не обойтись. Когда приедет Мишель?
Я рассказываю ему наши последние новости, и он задумчиво кивает, а потом предлагает мне осмотреть деревья. В сопровождении собачьего трио мы делаем обход всех террас. В какой-то момент наш новичок вдруг замирает, пронзительно тявкает и молнией уносится прочь. Остальные собаки бегут за ним.
— Он настоящий маленький охотник, — с уважением говорит Рене.
— Интересно, откуда он взялся? Надо позвонить в приют: может, его ищут.
— Думаю, он был самым маленьким из помета и его отбраковали. Готовься к тому, что он так у вас и поселится.
Я смеюсь. Почему-то местные бродячие собаки облюбовали наш дом. Может, здесь еще пахнет бывшей псарней?
Во время моего отсутствия оливки заметно выросли, но еще не почернели. Их так много, что ветви склоняются к самой земле. Рене опускается на корточки и внимательно изучает сетку: на ней всего пара зеленых плодов.
— Они еще крепко сидят на ветках. Не спешат зреть. И везде то же самое. Мне это не нравится.
— А какой прогноз? — интересуюсь я. — Судя по морю, не очень хороший.
— Я не слышал. Думаю, надо начинать сбор урожая. Конечно, они еще зеленоватые и масло будет похуже, чем в прошлом году, но что-то у меня нехорошее предчувствие.
— Какое?
— Сам не понимаю. Однако я еще никогда не видел, чтобы оливки созревали так медленно.
— Может, они болеют?
— Нет. На всех остальных фермах то же самое.
Новый пес возвращается, и в зубах у него — мертвый кролик. Передние лапы щенка испачканы в крови. Я ужасаюсь, но понимаю, что ругать его бессмысленно. Малыш — охотник, и с этим ничего не поделаешь. Он виляет хвостом, страшно довольный собой. Я отбираю у него еще теплое тельце и выбрасываю в мусорный бак. Вся троица с грустью провожает глазами свой несостоявшийся завтрак.
Мы с Рене решаем, что начнем сбор через пару дней. За это время я непременно должна найти помощника. К сожалению, все приятели Рене уже заняты на других фермах.
— И тебе уже пора собирать апельсины, — напоминает он, садясь в машину. — Моя жена делает из них дивный мармелад, а я — апельсиновое вино. Вкуснее ты нигде не найдешь. Кстати, ты еще не слышала, что оливковому маслу из нашего региона собираются присвоить статус АОС[155]? Конечно, к таким карликам, как мы с тобой, это не относится, но все-таки цена на наше масло вырастет, а это уже хорошо.
Это действительно очень хорошо и вполне справедливо. Пара районов в северном Провансе уже имеет этот почетный статус, а ведь знатоки считают, что масло с побережья и особенно из оливок скромного сорта
После тщательного прочтения местных газет, нескольких звонков в агентства по найму и даже личной беседы с одним кандидатом — бывшим военным, явившимся с длинным списком требований и условий, — я сдаюсь и звоню по телефону, который оставил мне Хашиа. Связаться с ним оказалось не так- то просто. Я пытаюсь заговорить по-английски и по-французски, но какой-то мужчина — вероятно, хозяин кофейни — отвечает по-арабски и тут же бросает трубку. Наконец несколько часов спустя Хашиа перезванивает мне.
— Как дела? — спрашиваю я.
— Что у тебя стряслось?
— Хашиа, ты не мог бы приехать? Рене завален работой, а…
— А оливки надо собирать, — подхватывает он. — Я об этом уже думал. Я ведь обещал тебе: буду нужен — приеду.
— А как же твоя семья?
— Приеду. О них не беспокойся. Это срочно?
