– Я завтра еду занавеси покупать на Седьмой километр. Мне Танька нужна. Для консультации! – выступила Лена.
Я хотела было возразить подруге. Потому что бродить по рынку?! За занавесями?! С Леной?! Но из двух подпруг, как говорится, выбирай ту, что подскажет друг.
– Да не нужна ты мне для консультации. Всё равно у нас с тобой вкусы разные! – кинула мне спасшая меня Ленка, когда мы выбрались от Петра Ивановича.
Да, действительно, разные. Не лучше и не хуже. Просто – разные. У меня вкусы палево-бежево-шоколадные. В матовую бирюзовую волну. У Ленки: малиново-фиолетово-чёрные. В крапинку и блестящую металлическую цепочку.
– Слушай, а сколько у вас там стоит кожаная или меховая курточка? – уточнила я.
– Это смотря какая.
Я в деталях уточнила, какая.
– Долларов четыреста… Пятьсот, – с интонациями Валерчика из «Дикарей» сказала Ленка, ненадолго задумавшись. (Кстати, для тех, кому в титрах не открылась истина: не в дикарской и не в вэдэвэшной ипостасях Валерчик – врач-стоматолог. То есть – большую часть жизни. Забавно. Моя любимая подруга – врач-стоматолог. Высшей категории. Кандидат медицинских наук. По Интернет-версии – «народный выбор пользователей стоматологических услуг». Даже глянцевому журналу интервью давала. Как победитель в номинации. С фотографией Ленки в полполосы. Горжусь, кстати. Потому что она реально отличный врач-стоматолог.) Видимо, Ленка меня недопоняла. Потому что такая курточка, какую мне надо, у нас в Москве стоит долларов эдак тысяч пять. И даже не бренд. А приличная реплика. Я как-то в ГУМ зашла. Нечаянно. И в какой-то лавке, смотрю, пуховичок симпатичный. Примерила. Вроде так ничего. И продавщица мне, мило улыбаясь, сказала:
– Пятьсот тысяч рублей.
– Сколько?! – мне показалась, что я ослышалась. Полмиллиона рублей – то соболью шубу можно купить! Полмиллиона рублей – это без чего-то там двадцать тысяч долларов.
Я аккуратно, где-то даже с содроганием и священным трепетом, сняла с себя криво простроченный, симпатичный, кособокий пуховичок. И с ГУМом завязала уже окончательно и навсегда. Полмиллиона рублей – это билет до Нью-Йорка и обратно. На двоих. Взрослых. И там – на сейлы, – ещё прилично останется. На двоих же. Взрослых. Вместе с гостиницей на Манхэттене на неделю. Я себе в Нью-Йорке как-то две пары жутко брендовых балеток купила. Что правда – прошлогодней коллекции. Ну ничего, я в прошлогодней коллекции похожу, ноги не поломаю. Так я те обе-две пары купила ровно за сто два доллара. Обе. За сто два доллара. Итого. А потом, прогуливаясь летним деньком по столице в одной из тех самых пар – обе-две сразу на себя не натянешь, – увидала на витрине бутика близнецов своих тапочек. Подошла поближе, посмотреть, почём прошлогодние коллекции для москвичей и гостей столицы – мама дорогая! Пятьсот уё! Вообще в Москве что-то покупать завязала. Потому что ой! И даже – ой-ой-ой!!!
Воспоминания меня вдохновили. И меня обуяла жадность.
«Прекрасно! – подумала я. – Ну и что, что на Седьмом километре грязно, холодно, ветрено и вообще – неприлично?! Зато я смогу купить себе курточку за четыреста… Ну ладно – за пятьсот долларов. На такую же в Москве за пять тонн «бакинских», боюсь, рука не поднимется. Стоит того, чтобы потерпеть. Тем более Ленка меня за занавесями брать не собирается».
В общем, на следующее утро к Ленке в машину загрузилась – и мы поехали.
Приехали очень быстро. Что для Одессы далеко – то в Москве и Подмосковье муха не успеет присесть. Что в Одессе – пробка, то для Москвы и Подмосковья – «Токийский дрифт».
– Встречаемся у туалета! – скомандовала Ленка.
– В смысле?
– Видишь двухэтажное здание с огромными буквами «ТУАЛЕТ»? – показала Ленка.
Я задрала голову. Действительно. Поверх двухэтажной ядовито-зелёной башни огромными зелёными же буквами было выложено «ТУАЛЕТ».
– Вот тут у нас все и встречаются. У туалета. Кожа и меха – там, – махнула Ленка рукой вбок. – Я за занавесями.
Занавеси Лена быстро не купит – это к врачу-психиатру не ходи. Сперва Лена обмотает все ряды. А их там – ой! Она ещё и свежеотремонтированные интерьеры свои зафотографировала. А там малиновые потолки. Зафотографировала, чтобы продавцы занавесей дали ей консультацию. На предмет сочетания малиновых натяжных потолков, ядовито-салатных фотообоев и гипотетических занавесей. Я себе представляю эту картину! Моё палево-бежевое сознание такой ядовитости не выдержит. А Ленкино, яркое – не вынесет мой бесцветности. Потому я – за курточкой, в кожаные ряды. Ленка – за занавесями. В соответствующие. Чтобы любовь и дружба крепла, люди должны как можно чаще расставаться. Как минимум – не ходить друг за другом гуськом. А то гуськом выйдешь – вернёшься бараном. Однозначно.
Было холодно и промозгло, несмотря на жиденькое солнышко. И ветрено. Ветер бы и погонял мусор по асфальту для красного словца. Но мусора ещё не было. Мы приехали рано.
Кстати, откуда эта любовь к блестящим натяжным потолкам? У одноклассницы тоже был жуткой зеркальности бледно-серый натяжной потолок в спальне с недоделанной гардеробной. Бледно-серый натяжной потолок создавал полнейшую иллюзию зеркала. Это же какие идеальные надо иметь формы (или быть слепым?), чтобы заниматься любовью под такими потолками? Как вариант: можно не заниматься любовью вовсе. Или же опять причины и следствия перепутались. Может, ну их, сияющие натяжные потолки? Тогда и любовь сама подтянется. Любовь – она не любит отражений. Да и не в моде уже давно натяжные потолки, в общем-то. В Одессе просто ещё не знают. Наверное…
Об этом я думала, перекуривая у подножия монументального двухэтажного гальюна.
В smoke station, помимо песка и бычков от сигарет, реяли обрывки туалетной бумаги. Неужели они её употребляли на ходу?! Настолько жить торопятся, что чувствовать неловкость уже не спешат? Или то у них тут хронический насморк? Летом – жара и толпы. Осенью – промозгло и ветер. Но хоть людей не слишком много, и на том мерси.
Не много было покупателей. А вот продавцов…
Ей богу, Стамбул начала девяностых показался мне вполне милым и ненавязчивым местом!
Я шла сквозь плотные ряды контейнеров, увешенных безвкусицей, чувствуя себя – ни много ни мало – леди Годивой. Только без длинных волос и без лошади. С обоих сторон ко мне тянулись руки, стараясь схватить и втащить в свои поросшие кожаными сталагмитами пещеры. Жуткие рожи приникали к моему лицу и, выдыхая кто перегар, кто свежак, но чаще всего – перегар, смешанный со свежаком, – гомонили, голосили, говорили…
– На вас! На вас! Наваснаваснавас!
– Зайдите к нам! Есть на вас! Есть всё на вас! Наваснаваснавас!
– Посмотрите у нас! Посмотрите у нас! Посмотрите у нас наваснаваснавас!
Смотреть на сам, собственно, товар – не было никакой возможности. Я плелась сквозь ряды навязчивых сизых рыл, понуро опустив голову и боясь даже украдкой, хоть мельком поднять глаза. Потому что пьющие горячий кофе и холодное спиртное люди с сигаретами тут же начинали истошно голосить:
– На вас! Зайдите посмотреть к нам! Есть точно на вас! Мы продаём кожу!
– А я думала – в шахматы играете! – начала огрызаться я.
– А что вы ищете? Шубу? Куртку? Плащ? Пальто? Есть на вас! Наваснаваснавас! Что вам показать?!
– Я сама всё вижу!
– Так что вам показать?
– Спасибо, я не слепая!
– У нас самое лучшее качество за самую лучшую цену наваснаваснавас!!!
Меня начало выбешивать. Продавцы были в основном двух подвидов. Небритые дяденьки, разговаривающие между собой вовсе не по-русски. Турки? Армяне? И разухабистые, толстые, перекисные, средне-поношенные блондинки неопределённого возраста. Случались изредка и нервические молодые хабалки, взвизгивающие по делу и без. И славянского вида оплывшие дяденьки с тоской в глазах. Последние, судя по всему, – мужья тех самых сильно перекисных блондинок. Сильно перекисших деловарок.
– Заходите к нам!!!
– Не хочу!
– У нас на вас, навас, навас, навас!
