В своем военном приложении Артур также напечатал статью «Главы японской общины присягают на верность Америке», в которой фермеры Нагаиси Масато, Уэда Macao и Миямото Дзэнъити сделали заявление о том, что все японцы на острове готовы встать на защиту американского флага. Они выступили от имени японской Торговой палаты, Союза японо-американских граждан и Центра японской общины; в статье говорилось, что они присягнули «немедленно и без всяких оговорок», а мистер Уэда заявил, что «если они заметят признаки диверсии или шпионажа, то первыми сообщат властям».
Артур также подготовил материал для постоянной редакционной колонки «Поговорим начистоту»; статью он закончил к двум ночи, усталый, примостив рядом с пишущей машинкой свечу.
«В понедельник утром, восьмого декабря 1941 года, жители острова Сан-Пьедро столкнулись с чрезвычайной ситуацией, явившейся отголоском того, над чем они, эти жители, не имели никакого контроля.
И в самом деле, настало время поговорить начистоту о том, что представляется важным каждому из нас.
На нашем острове живут около 800 человек, то есть 150 семей, чьи кровные узы связывают их с нацией, предпринявшей действия, идущие вразрез со всеми принципами гуманности. Эта нация объявила нам войну и тем самым вызвала быстрые и уверенные ответные действия. Америка объединится, чтобы дать отпор силам, угрожающим нам на Тихом океане. И когда пыль сражений осядет, Америка окажется победительницей.
Пока же на наших плечах лежит тяжкое бремя, и это вызывает сильные эмоции. Однако редакция газеты считает своим долгом напомнить, что не следует поддаваться слепой, истеричной ненависти к лицам японского происхождения. Эти люди — а среди них есть и американские граждане — на самом деле преданы нашей стране и не имеют ничего общего с бывшей родиной. Они не отвечают за трагедию Пёрл-Харбора. И об этом надо помнить. Эти люди присягнули на верность Соединенным Штатам, они давно уже живут на острове и успели показать себя с лучшей стороны. Шестеро из них, молодые японцы, отправились служить в армию США. И эти люди — наши соседи. Они нам не враги, не больше, чем другие жители острова, в чьих жилах течет кровь немцев или итальянцев. И мы должны помнить об этом.
Редакция газеты призывает всех жителей острова, независимо от происхождения, сохранять в это непростое время спокойствие. Давайте жить так, чтобы потом, после войны мы могли посмотреть друг другу в глаза с полным осознанием того, что вели себя достойно. Давайте помнить о том, что так легко забыть в безумстве военного времени, — ненависть и предрассудки неприемлемы в обществе, основанном на справедливости».
Исмаил сидел в дупле и читал статью отца. Он как раз перечитывал ее, когда в расщелину заглянула Хацуэ, в пальто и с шарфом. Забравшись внутрь, она села на мох рядом с Исмаилом.
— Отец все ночь не спал — выпускал это приложение, — сказал Исмаил.
— А моему деньги в банке не выдают — отец ведь не имеет американского гражданства, — ответила Хацуэ. — У нас наличными совсем немного осталось.
— Что же вы будете делать?
— Не знаю.
— У меня осталось двадцать долларов — из того, что заработал на клубнике, — сказал Исмаил. — Завтра я принесу в школу. Возьми их, отдавать не нужно.
— Нет, не стоит. Отец что-нибудь придумает. Я бы никогда не взяла у тебя деньги.
Исмаил повернулся к Хацуэ; он лежал на боку, опираясь о локоть.
— Такое творится… даже не верится!
— Да, в голове не укладывается, — согласилась Хацуэ. — Это несправедливо, просто-напросто несправедливо. Как они могли? И как только мы оказались втянуты во все это?
— Только не мы, — возразил Исмаил. — Это все японцы. Сбросили бомбы, да еще в воскресенье утром — никто ни о чем и не подозревал. По-моему, так это просто подло. Они…
— Посмотри на меня, — перебила его Хацуэ. — Посмотри на мои глаза, Исмаил. Мое лицо такое же, как и лица тех, кто сделал это. Понимаешь, о чем я? Мое лицо — японское. Родители приехали на Сан- Пьедро из Японии. Они до сих пор плохо говорят по-английски. Наша семья попала в беду. Понимаешь? Нас ждут большие неприятности.
— Погоди, — возразил Исмаил. — Ты же не японка. Ты…
— Слышал новости? Идут аресты. Многих хватают как шпионов. Вчера вечером кто-то остановился напротив дома Итияма и выкрикивал проклятия. Сидели в машине и сигналили. Как такое могло случиться? Как вообще до такого дошло?
— Кто выкрикивал? — спросил Исмаил. — О ком ты говоришь?
— Виллец. Отто Виллец. Дядя Джины Виллец. И с ним были другие. Их взбесил свет, горевший в кинотеатре. Итияма оставил освещение включенным.
— Бред какой-то, — возмутился Исмаил. — Все — сплошной бред.
— Они выкрутили лампочки и подкатили к его дому. Кричали ему «грязный япошка».
На это Исмаил не нашелся что ответить. Он только покачал головой.
— После школы я пошла домой, — рассказывала Хацуэ. — Отец говорил по телефону. Все беспокоятся за передающую станцию, ту самую, на Агатовом мысе. Боятся, что сегодня вечером ее будут бомбить. Мужчины с оружием собираются идти туда, устраивать засады в лесу вдоль всего пляжа. У Сирасаки на Агатовом мысе ферма; к нему приходили солдаты со станции. Забрали радиоприемник, фотоаппарат, телефон, а самого арестовали. И семье запретили покидать дом.
— Там был мистер Тиммонс, — сказал Исмаил. — Я видел его, он садился в машину. Сказал, что сначала заедет к Мейсонам, у которых организовали штаб. Они распределяют, кому за какими пляжами наблюдать. Мама сейчас красит щиты для затемнения. И целый день слушает радио.
— Все слушают радио. Моя мама от него не отходит. Сидит и слушает, а потом говорит по телефону.
Исмаил вздохнул:
— Война… Даже не верится, что война.
— Пора, — ответила Хацуэ. — Уже темнеет.
Они перешли ручеек, бежавший недалеко от дерева, и по тропинке спустились со склона. Смеркалось, в лицо дул морской ветер. Остановившись, они обнялись и поцеловались. Потом снова поцеловались, еще крепче.
— Ты только не унывай, — успокаивал ее Исмаил. — Плевать мне на то, что творится в мире. Мы не должны падать духом.
— Конечно, — ответила Хацуэ. — Обещаю — не буду.
Во вторник Исмаил помогал отцу. Отвечал на телефонные звонки в офисе на улице Андреасона, записывал сообщения. Отец попросил сына позвонить кое-кому и составил список вопросов.
— Поможешь? — попросил он Исмаила. — А то столько всего навалилось.
Исмаил позвонил на передающую станцию. Лейтенант Клосон рассказал ему, что пилот, каждый день вылетающий на разведку, заметил то, что раньше не замечал, — оказывается, грядки клубничных полей японских фермеров расположены таким образом, что указывают прямо на радиопередатчик в оконечной части Агатового мыса. И эти грядки могут запросто навести японских агрессоров прямо на цель.
— Но ведь поля появились еще тридцать лет назад, — возразил Исмаил.
— Не все, — заметил ему лейтенант Клосон.
Позвонил шериф округа. Он предположил, что у очень многих японцев в сараях и амбарах хранятся динамитные шашки, которые могут быть использованы в диверсионных целях. А у некоторых, как он слышал, имеются коротковолновые приемники. Шериф сказал, что хотел бы разместить в газете обращение — призвать фермеров по доброй воле сдать эти опасные предметы в участок. И поблагодарил Исмаила за помощь.
Артур Чэмберс напечатал обращение шерифа. Напечатал и предписание комитета сил местной обороны, в котором говорилось, что с четырнадцатого декабря жителям японского происхождения запрещается пользоваться паромной переправой. В разделе новостей Артур Чэмберс поместил заметку о
