расцвете своих сил. Но это было так давно, ему с трудом верилось, что это вообще было. Он стал стариком семидесяти девяти лет, пойманным в ловушку собственного разрушавшегося тела. Его стала мучить бессонница, стало трудно мочиться. Тело обошлось с ним по-предательски, и многое из того, что он когда-то принимал как данность, теперь оказалось невозможно. При таких обстоятельствах недолго и в уныние впасть, однако Нельс взял себе за правило не бороться с тем, что невозможно побороть. В каком-то смысле Нельс стал мудрым, хотя в то же самое время понимал, что многие пожилые люди совсем не отличаются мудростью, а демонстрируют лишь некую видимость житейского опыта, которым обороняются от внешнего мира. Но как бы там ни было, а мудрость, которую молодежь жаждет услышать от старшего поколения, состоит в том, чтобы не погрязнуть в жизненных невзгодах, сколько бы лет ни было прожито. Нельс жалел, что не может рассказать об этом молодым, не вызвав при этом насмешек или жалости.
Жена Нельса умерла от рака толстой кишки. Они не очень-то и ладили, но все равно Нельс скучал по ней. Иногда он сидел дома и рыдал, освобождаясь от жалости к самому себе и раскаяния. Иногда пытался, хотя и безуспешно, мастурбировать, стремясь отыскать в себе ту потерянную часть жизни, которой ему очень, до боли, недоставало. Изредка на него находила уверенность в том, что ему удастся отыскать юность, сокрытую где-то внутри. В остальное же время он принимал жизнь такой, какая она есть, и пытался утешить себя всевозможными способами, не приносившими, однако, утешения. Он любил вкусно поесть. Любил шахматы. Работа не была ему в тягость; он знал, что неплохо с ней справляется. Нельс любил что- нибудь почитать и читал лихорадочно, запоем. Ему казалось, что если бы он читал что-нибудь менее легковесное, чем журналы и газеты, то и чувствовал бы себя лучше. Однако трудность заключалась в том, что он не мог сосредоточиться на серьезной литературе, как бы она ему ни нравилась. Не то чтобы он скучал над «Войной и миром», просто он не мог сосредоточиться на книге. Еще одна потеря заключалась в том, что одним глазом он видел только половину окружающего мира, а чтение вызывало приступ неврастении и сильную пульсацию в висках. Да и соображать он, как казалось ему, стал туговато, хотя тут уже трудно было судить наверняка. Но память у Нельса по сравнению с молодыми годами точно ухудшилась.
Нельс завел большие пальцы за подтяжки и посмотрел на Сьюзен Мари, старательно изображая собственную отстраненность.
— Миссис Хайнэ, — обратился он к ней. — Правда ли, что девятого сентября, в четверг, подсудимый, сидящий в этом зале, появился на пороге вашего дома? Я вас правильно понял?
— Да, мистер Гудмундсон.
— И он хотел переговорить с вашим мужем?
— Да.
— Значит, они вышли поговорить на улицу? А дома, выходит, не говорили?
— Именно, — подтвердила Сьюзен Мари. — Они вышли и минут тридцать-сорок ходили по участку.
— Понятно, — сказал Нельс. — А вас с ними не было?
— Нет, — ответила Сьюзен Мари.
— Вы слышали, о чем они говорили?
— Нет.
— То есть вы не располагаете достоверными сведениями о предмете их беседы?
— Я знаю только то, что рассказал мне сам Карл, — ответила Сьюзен Мари. — Нет, сама я их разговор не слышала.
— Благодарю вас за разъяснения, — ответил Нельс. — Потому как это-то меня и беспокоит. То, что вы свидетельствовали о содержании разговора, из которого не слышали ни слова.
Нельс ущипнул себя за складки кожи под подбородком; здоровым глазом он глянул на судью. Судья слушал, подперев голову рукой; он зевнул и посмотрел на адвоката взглядом, демонстрировавшим беспристрастность.
— Что ж, — продолжил Нельс. — Давайте подведем итог, миссис Хайнэ. Значит, ваш муж и подсудимый вышли поговорить, в то время как вы остались в доме. Это так?
— Да.
— А минут через тридцать-сорок ваш муж вернулся?
— Да.
— И вы спросили его, о чем тот говорил с подсудимым?
— Да.
— А он, значит, рассказал, что речь шла о спорном участке земли. Той самой, которую ваша свекровь продала Уле Юргенсену больше десяти лет назад. Той самой, на которой стоял дом, где подсудимый жил в детстве. Я правильно излагаю, миссис Хайнэ?
— Да, — ответила Сьюзен Мари. — Да, правильно.
— Незадолго до этого вы с мужем заплатили некую сумму наличными в счет стоимости земли. Я правильно говорю, миссис Хайнэ?
— Да, муж заплатил.
— Давайте-ка посмотрим, — сказал Нельс. — В понедельник, шестого сентября был День труда, во вторник, седьмого числа мистер Юргенсен выставил участок на продажу… Выходит, ваш муж подписал договор в среду, так? То есть восьмого числа?
— Должно быть, — ответила Сьюзен Мари. — Да, в среду восьмого.
— А подсудимый пришел на следующий день? То есть в четверг, девятого сентября?
— Да.
— Что ж, хорошо, — сказал Нельс. — Значит, вы свидетельствуете о том, что девятого числа подсудимый пришел и они с мужем вышли поговорить, но вас во время разговора не было. Я правильно понял, миссис Хайнэ?
— Да, правильно.
— А потом, — продолжал Нельс, — когда подсудимый ушел, вы с мужем сидели на крыльце и говорили. Так?
— Да.
— И ваш муж не хотел рассказывать вам о содержании разговора с подсудимым, так?
— Не хотел.
— Но вы настояли?
— Да.
— И он рассказал, что в разговоре с подсудимым дал понять о своей готовности обдумать его просьбу. Что он подумает независимо от возможности или невозможности продать эти семь акров лично или через мистера Юргенсена. Это так?
— Да.
— И он выразил опасения насчет того, как отнесется к продаже мать. Вы ведь говорили об этом, так, миссис Хайнэ?
— Да.
— Но он все же не исключал возможности такой сделки?
— Нет, не исключал.
— И дал понять это подсудимому?
— Да.
— Иными словами, мистер Миямото ушел в тот день с надеждой, что семь акров могут быть проданы ему.
— Да, это так.
— И ваш муж сказал, что поддержал мистера Миямото в его надежде?
— Поддержал? — переспросила Сьюзен Мари. — Этого я не могу сказать.
— Попробую выразиться иначе, — сказал Нельс. — Ведь ваш муж не объявил ему о своем твердом отказе? Ведь он не стал уверять подсудимого в том, что никакой надежды вернуть землю нет?
— Такого не было, — ответила Сьюзен Мари.
— То есть он поддержал мистера Миямото в его надежде выкупить землю?
— Я полагаю, что да, — ответила Сьюзен Мари.