историка, который поможет грамотно составить проект отчета.
В инструкции подчеркивалась ключевая роль Нормана Редлика, чьими руками сортировались все входящие материалы – документы и улики. Кроме того, Редлик взял на себя обязанность подготовить показания Марины Освальд, с которой предполагалось побеседовать в первую очередь в феврале, когда комиссия начнет опрос свидетелей. ФБР уже предоставило полное досье на вдову Освальда и вскоре должно было прислать еще и подробный отчет о Рут и Майкле Пейн. Вдобавок комиссия запросила у Бюро всю информацию о прошлом эксцентричного Джорджа де Мореншильдта, дружившего с Освальдом в Далласе.
Кроме того, Рэнкин просил всех штатных юристов ближе к концу месяца прийти на просмотр видеозаписи, сделанной на Дили-Плаза бизнесменом по имени Эйбрахам Запрудер. Большинство сотрудников видели только отдельные кадры, опубликованные в журнале
После обеда во вторник, 21 января, семь членов комиссии снова устроили совещание. С их последней встречи прошло больше месяца; в новом офисе в здании Организации ветеранов зарубежных войн они собирались вместе первый раз.
Заседание открыл Уоррен. Он рассказал, как продвигается вербовка штатных юристов, и сообщил, что к комиссии приписаны два агента из Налогового управления США, которые «по возможности отследят происхождение каждого доллара в кармане Освальда и судьбу каждого потраченного им доллара; мы ведь не знаем, откуда он брал деньги»3.
Джеральд Форд сказал, что рад слышать о приеме в комиссию одного из своих бывших избирателей в Мичигане – Дэвида Слосона из Гранд-Рапидс. «Его отец, – заявил Форд, – прекрасный адвокат и мой земляк». Уоррен ответил, что лично со Слосоном пока не познакомился, зато как раз сегодня в суде во время ланча судья Байрон Уайт поздравлял его с удачным выбором. «Уайт подошел ко мне и говорит: “Вы взяли к себе одного из лучших молодых людей, что раньше работали у меня в компании в Колорадо”».
Джон Макклой поинтересовался насчет старшего напарника Слосона, Уильяма Коулмена: «Это тот самый цветной парень?» Уоррен не стал комментировать расовую принадлежность Коулмена, а просто ответил, что он «превосходный юрист» и что комиссии повезло заполучить его в сотрудники4.
Затем председатель Верховного суда поднял вопрос, который, похоже, постоянно занимал его мысли: когда завершать расследование? «Уже пора нам определиться, когда мы рассчитываем с этим покончить, – сказал он. – Если слишком долго провозимся, угодим в разгар предвыборной кампании, что для государства весьма нежелательно». И повторил то, что уже говорил штатным юристам: хотелось бы подготовить заключительный отчет к 1 июня. «Процесс может тянуться бесконечно, если заранее не установить крайний срок»5.
Одна из проблем, признал он, заключается в предстоящем суде над Руби. Члены комиссии единодушно согласились с тем, что полноценное расследование в Далласе должно подождать, пока не будет вынесен приговор. Уоррен опасался, что присутствие в городе сотрудников комиссии может повлиять на работу защиты.
Примерно по тем же причинам, продолжал Уоррен, он предпочел бы, чтобы комиссия допросила Марину Освальд в Вашингтоне, а не в Далласе, где появление высокопоставленных следователей вызовет изрядную шумиху в прессе, так что молодая вдова наверняка перепугается. В Вашингтоне ее проще будет защитить от лишнего внимания. Уоррен спросил Рассела, не может ли он, как председатель Комитета по делам вооруженных сил, устроить так, чтобы «девочку с ее малышами» переправили в столицу на военном самолете. Если Марина полетит коммерческим рейсом, объяснил он, «на нее набросятся репортеры, фотографы и так далее, ей будет неловко, и она, возможно, проникнется к нам неприязнью». Уоррен уже испытывал к молодой женщине почти отеческие чувства, хотя до сих пор не встречался с ней лично. Рассел, пользовавшийся в Пентагоне большим влиянием, чем иные генералы, ответил, что организовать военный самолет ему «совершено ничего не стоит»6.
Марина Освальд стремительно выдвигалась на первый план как ключевой свидетель против покойного супруга. Ее показания далласской полиции и ФБР почти не оставляли места сомнениям: она считала, что президента убил ее муж и что действовал он в одиночку. Эту же историю она начала продавать новостным организациям, что, казалось, не слишком беспокоило Уоррена – он предположил, что у нее просто нет другого способа добыть средства к существованию. Марина уже обещала журналам пятидесятистраничный очерк о своей жизни. Текст, написанный от руки на русском языке, в данный момент переводился на английский. «Ее адвокат, судя по всему, охотно готов идти нам навстречу, – объявил председатель Верховного суда. – Она собирается продать очерк одному журналу, но мы уговорили адвоката послать его нам для ознакомления. И с Мариной он нам разрешил поговорить до того, как текст пойдет в печать».
По воспоминаниям Рэнкина, комиссия прониклась к Марине определенным доверием, когда та отказалась иметь дело с Марком Лейном, который навязывался ей в Техасе, желая представлять интересы Освальда. «Она о нем и слышать не хотела», – рассказывал Рэнкин. Члены комиссии, впрочем, понимали, что общения с Лейном им все равно не избежать, поскольку к тому времени он уже объявил, что является адвокатом матери Освальда.
Рэнкин вступал в комиссию уверенный, что сможет плодотворно сотрудничать с Эдгаром Гувером. После переезда в Нью-Йорк у него появлялось все больше друзей-либералов, беспощадно критиковавших Гувера, однако Рэнкин по-прежнему уважал главу ФБР. И Гувер тоже симпатизировал Рэнкину. В декабре он сказал своим помощникам, что комиссия наняла Рэнкина главным юрисконсультом и это отличная новость. По словам Гувера, у него сложились «тесные и очень теплые рабочие отношения с мистером Рэнкином в течение президентского срока Эйзенхауэра»7.
Рэнкин с самого начала понимал, что деятельность комиссии не даст фэбээровцам покоя, и подозревал, что с них станется потянуть с выдачей свидетельских показаний или иного рода улик, если те выставляют Бюро не в лучшем свете; возможно, Гувер захочет лично просматривать материалы, перед тем как их отправят в комиссию. И тем не менее, приступая к работе, Рэнкин свято верил: Гувер и его заместители ни за что не опустятся до укрывательства. «В жизни бы не подумал, – сетовал он потом, – что они способны утаить информацию сами или кому-то приказать подобное. Я считал, ФБР никогда не станет лгать, ни по какому поводу».
Ему хватило нескольких недель, чтобы осознать, как глубоко он заблуждался. «Они просто лгали нам в лицо, – возмущался Рэнкин. – Вот уж никак от них не ожидал»8.
Отношения между комиссией и ФБР начали портиться в декабре, из-за утечки – явно тщательно срежиссированной – предварительного доклада об Освальде. После этого члены комиссии, по словам Рэнкина, утратили безусловное доверие к ФБР и решили «с осторожностью относиться ко всему, что от них поступает».
Дальше – хуже. В среду, 22 января, в начале двенадцатого утра в кабинете Рэнкина зазвонил телефон. На проводе был генеральный прокурор штата Техас Уэггонер Карр. Его голос выдавал крайнее возбуждение. «Он сказал, что раздобыл информацию, которую считает необходимым донести до нас немедленно, – вспоминал Рэнкин. – Из конфиденциальных источников Карру стало известно, что Ли Харви Освальд был тайным агентом Федерального бюро расследований и с сентября 1962 года ежемесячно получал от Бюро по 200 долларов».
Карр сообщил Рэнкину, что по документам ФБР Освальд проходил под номером 179 и, похоже, в ноябре еще получал от них деньги; более того, в день убийства он предположительно навещал их агента в далласском департаменте. «Карр уточнил, что этими сведениями уже располагают и пресса, и адвокат Джека Руби», а ему самому их передали из офиса окружного прокурора Далласа Генри Уэйда.
У Рэнкина тогда сложилось впечатление, будто Карр знает, о чем говорит. Если подозрение подтвердится, значит, ФБР намеренно скрывало свою связь с человеком, убившим президента. Годы спустя Рэнкин вспоминал, как в мозгу у него пронесся вопрос: возможно ли, чтобы кто-то в ФБР знал о преступных планах Освальда и не потрудился его остановить?
Он немедленно позвонил Уоррену, который тоже встревожился. Они решили, что Карра и Уэйда нужно как можно скорее вызвать в Вашингтон. Уоррен назначил на пять тридцать в тот же день экстренное
